Мои дорогие привидения
Шрифт:
– Традиция, – понимающе кивнул писатель.
Глава 17. Краткий курс теории для путешествий во времени
Допив чай, Оксана ушла, а Федя, улёгшись на кровать, принялся размышлять над всем увиденным и услышанным. В конце концов он задремал, и проснулся ближе к вечеру. Солнце ещё не успело скрыться за лесом, но стояло уже над самыми верхушками деревьев; Луговец жил своей обычной жизнью. Где-то дальше по улице бормотал телевизор, едва слышный в распахнутое окно. За малинником с довольным хрюканьем
«Деду хорошо бы свинарник понадёжнее запирать», – подумал Фёдор, отправляясь проверить кур.
Куры были на месте, и петух тоже.
– Петя-петушок, золотой гребешок… – парень сыпанул птицам горсточку зерна, и те тотчас сбежались на неожиданное угощение. Петух подошёл последним, недоверчиво косясь на человека.
– Да ешь ты, ну тебя, – махнул рукой Федя и пошёл к дому.
Вот тебе и талант, вот тебе и путешествия во времени. Вот тебе и незаменимость. Незаменимых не бывает, что верно, то верно. Собственно, даже самих русалок, кикимор и всяких там котов можно заменить на любого из их же родни. Результат от этого – если верить Оксане – не поменяется. Или всё-таки поменяется? Да нет, у них же «коллективная память». Стало быть, никакой исключительности, по-настоящему уникальный тут один лишь ключ. Ну, может ещё яблоки, но это только при условии, что их нельзя вырастить в каком-нибудь другом месте. Интересно, почему именно у Наины Киевны хранится такой редкостный ключик? А вот если замок из двери вынуть и вместе с ключом переставить куда-то ещё? Будут ли они по-прежнему работать? Будет ли дверь работать, если замок вынуть, а потом вставить обратно?
Вспомнив обещание кота повыдергать руки «экспериментатору», Фёдор усмехнулся. Однако тут же пришла ещё одна мысль, которую он тщательно обдумывал, медленно бредя к дому. В конце концов, вреда же не будет? Скорее всего, опыт в принципе не получится, но его можно будет повторить при участии Насти, или Баюна, или Оксаны. Уж русалка-то не откажет, надо полагать. Вообще-то, правильнее всего как раз сделать сначала без них, а потом с ними. С точки зрения именно эксперимента – убедиться, что «четвёртый компонент» одинаково важен в любом случае.
Федя вошёл в дом, запер дверь и, захватив из второй комнаты яблоко (которое вновь сияло целыми не съеденными боками), принялся расхаживать между обеденным столом и рукомойником. Выбрать оказалось непросто – сколько ведь хороших книг! Но и лезть в самую гущу какого-нибудь хоррора парню вовсе не хотелось. Ему на сегодня уже хватило впечатлений от путешествия на Серебрянку. Наконец, выбрав оптимальный – как показалось писателю – вариант, он тщательно представил себе цель. Откусил яблоко, проглотил и повернул ключ. Вынул его, сунул в карман. Толкнул дверь и, всё ещё не открывая глаз, осторожно перешагнул через порог.
Что-то тёплое и мягкое ткнулось в ногу, и Фёдор, забыв про всякие инструкции, отскочил назад. Открыв глаза, он завертел головой, пытаясь понять, что именно произошло. Дверь была распахнута настежь, за
* * *
– Омлет? – Настя потянула носом. – Пахнет очень вкусно! – похвалила она.
Писатель сделал приглашающий жест, но ничего не сказал. Девушка, растерянно глядя на Фёдора, присела на краешек табуретки. Вошедший вслед за ней в дом кот нахмурился.
– Случилось чего? – поинтересовался он.
– Враньё случилось, – не стал отрицать Федя. – Большое и наглое.
– Да-а? – задумчиво протянул Баюн, запрыгивая на вторую табуретку.
– Я не понимаю, – пробормотала Настя.
– Четвёртый компонент! – патетическим тоном заявил писатель и, снова скорчив кислую гримасу, добавил:
– А я-то, дурак, уши развесил.
– Оксана заходила, – определил Котофей, кривясь не хуже Фёдора.
– Заходила. И рассказала, что никакого «хет-трика» нет и никогда не было.
– И где вы с ней прогуливались? – поинтересовался Баюн тоном учителя, собирающегося устроить выволочку двоечнику.
– Где надо.
– Нигде не надо.
– Не твоё кошачье дело!
– Ещё как моё!
– Прекратите! – Настя ошарашенно переводила взгляд с одного на другого, но мужчины уже, что называется, закусили удила. Федя, красный и злой, стоял перед табуреткой. Кот, хоть и смотрел снизу вверх, был в таком же взвинченном состоянии, как и человек.
– Я вам что, вроде швейцара? Открыл-закрыл, сделал дело и не спрашивай?
– Мы такого никогда не говорили.
– Но думали.
– О, так ты уже мысли читать наловчился? – съязвил кот.
– Чего их читать, на морде написаны.
– Это ещё посмотреть надо, у кого морда, а у кого лицо.
– С брехунами не разговариваю! – гордо заявил парень и отвернулся, скрестив руки на груди.
– Собачки брешут, – бросил напоследок Баюн и с обиженным видом посмотрел на Настю. – Видала? Цаца какой.
– Не хами, – нахмурилась девушка.
– Так пусть он не хамит! – зашипел Котофей. – «Морда». «Брехуны». Только одно и сказал правильно.
– Да-а? – недовольно подал голос прислушивавшийся к этому монологу Федя. – И что же?
– Что дурак, – отрезал кот и замолчал, хмуро разглядывая когти на правой передней лапе.
– Что у вас с Оксаной случилось? – поинтересовалась кикимора.
– Да ничего не случилось, – ругаться с Настей Фёдор категорически не мог. Некстати вспомнился покойный Дмитрий и брошенное им – может, сгоряча только, не со зла вовсе – «нелюдь!» Писатель посмотрел на девушку. Ну, зелёная кожа. Ну, глаза чёрные. И что? Ну какая она «нелюдь»! Девчонка как девчонка, сидит, чуть не дрожит от страха. Феде вдруг стало ужасно стыдно за себя и своё поведение, за пустую обидчивость и высказанные коту претензии.