Мои дорогие привидения

Котейко Алексей

– Простите меня, – он повернулся, посмотрела на Баюна. – Я на эмоциях.

Тот продолжал демонстративно рассматривать когти.

– Прости, Котофей Афанасьевич, – ещё раз попросил парень. – Не держи зла.

Кот тяжело вздохнул, убрал лапу и глаза в глаза посмотрел на человека.

– Ладно. И ты меня, Фёдор Васильевич, извини. Оно в самом деле, стоило сразу обо всём детально рассказывать. Но обжёгшись на молоке… Подумал: если исключительность почувствуешь – так и талант сразу развернётся, и легче пройдёт. Стар становлюсь, наверное.

–

Все хотят себя особенными чувствовать, – добавила Настя. – Даже если на самом деле это не так. Иногда ведь простого ожидания чуда уже достаточно.

– Наверное, – Фёдор сел на свободный табурет.

– Точно, – уверенно кивнул Баюн. – Человек много чего может, если в себя поверит.

Они помолчали. Федя старательно избегал встречаться взглядом с девушкой и котом. Наконец, Котофей подал голос:

– Так где вы с Ксанкой были? Не из праздного любопытства спрашиваю, Фёдор Васильевич.

– В июле. После её выпускного, – писатель по-прежнему не смотрел на кикимору, но чуть ли не кожей почувствовал, как та разом побледнела и застыла.

– Ясненько… – Баюн пожевал губами. – На реке у моста?

– На реке у моста.

– Верно говорят: убийца всегда возвращается на место преступления, – заявила Настя.

– Не так всё просто, – возразил Федя.

– Куда уж проще!

– Я не отрицаю, она виновата, но…

– Какое же тут ещё «но»? Она как собака на сене – «не доставайся же ты никому!» Разве это справедливо?

– Не о справедливости речь.

– А по-моему, как раз о ней. Убила – и гуляет. Не ради спасения своей или чьей-то жизни, такое я бы ещё поняла. Наверное. Но она же просто из мести! Из вредности! – кикикмора вскочила с табуретки и начала расхаживать по комнате, обхватив себя за плечи, словно она мёрзла и не могла согреться.

– Анастасия Александровна…

– Круговая порука, родня своих не выдаёт, – распалялась девушка. – А надо бы! Есть такое, когда прощать нельзя!

– Настя…

Она удивлённо замерла на месте, посмотрела на писателя. Федя печально покачал головой:

– Оксана виновата, я не собираюсь её оправдывать. Только судить поспешно не стоит.

– Ты думаешь, я просто из принципа? Раз Оля сестра, то она всегда права? Ничуть!

– И не в принципах дело, – мягко возразил парень. – И сам Дима не без вины.

– Интересно, чем же он таким провиниться успел? – язвительно поинтересовалась девушка.

– Прости, но вот это уже только их дело. Поверь мне на слово: успел. Может, если б жив остался, потом осознал бы и пожалел о сделанном, но ведь уже сделал. Вы мне сами объясняли, что коренные жители даже изменённое прошлое не забывают.

– И? – Настя настороженно посмотрела на него.

– Ты же понимаешь, что при любом исходе Оксана не забудет о сделанном. Всю жизнь с чувством вины.

– Поделом ей.

Фёдор опять качнул головой из стороны в сторону. Кот, внимательно наблюдавший за ним, сказал:

– Ты решил попробовать исправить?

– Да, – писатель снова заговорил с кикиморой. –

И ведь если получится, то чувство вины-то всё равно останется. Я только теперь это в полной мере осознал. Каяться в том, чего даже не было и не будет. Жуть полнейшая.

– Жуть настанет, если ты в такие дебри полезешь, – предупредил Баюн. И Настя, и Федя удивлённо повернулись к нему.

– В каком это смысле? – спросил писатель.

– В самом прямом. Не знаю, чего там такого умудрился натворить покойный, но это был его выбор. Понимаешь, Фёдор Васильевич? Свободная воля.

– Глупости.

– Ну, пусть будут глупости, – Котофей пожал плечами. – Только если я прав, ничего у тебя не получится.

– То есть как это? Столько раз уже ходили и всё получилось. Вон, с шайкой – сколько жизней одним махом переменили! А тут одна.

– Не в количестве вопрос, а в качестве. Тут – качественно совершенно иной расклад. Если тот парнишка сам свой выбор сделал, ничего ты своим вмешательством не изменишь.

– Это мы ещё посмотрим, – упрямо насупил брови Федя.

В комнате повисла печальная тишина. Потом Настя села обратно на табурет, взяла нож и принялась молча разрезать омлет на сковороде.

После еды всем немного полегчало, и унылое настроение, царившее в избушке Наины Киевны, малость рассеялось. Помыли посуду и, выйдя наружу, расселись на лавочке у крыльца. Про Оксану больше никто не заговаривал, но Фёдор, вспомнив о неудачных опытах накануне вечером, поинтересовался у Баюна:

– А можно ли в принципе переместиться в вымышленные миры?

– В книжку, что ли?

– Или фильм. Или, к примеру, так: на другую планету. Они же не вымышленные, просто там ещё никто не бывал.

– Затейливый способ самоубийства, – констатировал кот.

– Почему это?

– Ты что, астрономию не учил? В Солнечной системе нет планет, идентичных Земле. С пригодной для дыхания атмосферой и адекватной температурой на поверхности. Все, что есть – экстремалы с точки зрения человека, хотя на некоторые, вроде Марса, в теории и можно высадиться.

– Я могу скафандр придумать.

– Ты придумаешь не скафандр, а абстракцию, – уточнил Котофей. – Такого устройства в реальности не существует.

– Но в будущем же оно появится!

– Будущее ещё нигде не записано, на то оно и будущее.

– Может, махнём? Посмотрим, что там на сто лет впереди?

– Не махнём, – усмехнулся кот. – То есть, конечно, попробовать можно. Только даже при самом хорошем раскладе ты всего лишь окажешься в собственной выдумке. Искусственно сконструированном мире. Пойми, – он заговорил чуть быстрее и деловитее, – когда ты по нашим подсказкам выбираешь время, ты не сочиняешь его с нуля. Ты как бы задаёшь координаты, и тебя по этим координатам переносит. Чем точнее задашь – тем лучше. А у будущего никаких координат ещё нет, и скажу тебе больше: никогда такие координаты не появятся. Едва будущее оказывается «закреплённым», оно превращается в настоящее, а потом в прошлое.