Мои дорогие привидения
Шрифт:
Услышав дребезжащее «з-з-з», Федя сообразил, что не захватил с собой спрей от комаров. Однако почти тут же припомнилось почёрпнутое где-то в Интернете знание, что комары в сосновых лесах днём почти не активны, да и вечером тоже. Если только нет густого подлеска и завалов упавших деревьев, где в сырости могли бы размножаться эти кровопийцы. Упавшие деревья имелись, но не так, чтобы много. Подлесок тоже не выглядел густым. Фёдор, время от времени шлёпая себя по шее, лбу или рукам, продолжал храбро углубляться в лес.
Спустя некоторое время дорога вышла к развилке с деревянным столбиком,
«Лесников метка, вроде бы…» – неуверенно предположил Фёдор.
Над столбиком к обломку мёртвой сосны был приколочен щит из потрескавшейся и пошедшей пузырями фанеры. Надписи на нём были явно тех же времён, что и раскраска столбика, так что у Феди ушло некоторое время на то, чтобы разобрать криво намалёванные и местами стёршиеся буквы.
– Луговец – налево, кордон – прямо, болото – направо, – прочёл он наконец.
«Очень содержательно. Кому, интересно, может понадобиться болото? Хотя там, наверное, ягоду собирают. Клюкву же вроде? Или морошку. А, нет, морошка – это на севере. Чернику? – Фёдор свернул налево. – А кордон – лесничество, конечно».
Что-то зашуршало в подлеске справа от дороги и парень замер на месте.
«Заповедник… – помертвев, подумал Федя. – Тут же и волки наверняка водятся… И медведи… Может, и рыси?»
Шорох приблизился, но прежде, чем пешеход успел что-то предпринять, из раздвинувшейся травы на дорогу вышел лохматый чёрный кот. Уши у него действительно были рысьи – большие, вытянутые, с кисточками. Да и сам кот габаритами запросто мог потягаться с какой-нибудь некрупной собакой, вроде терьера. Зверь сел, с ленивым равнодушием взглянул на человека, и Фёдору показалось, что на лохматой морде явственно проступила досада. Ходят, мол, всякие тут.
– Кис-кис… – к кошкам парень благоволил с детства. В сущности, Федя неплохо ладил с самым разным зверьём, но с годами эта сторона его натуры будто усыхала, усыхала, и сделалась совсем крохотной, бледненькой тенью себя прежней. Мальчик, который когда-то плакал над найденным дохлым шмелём, растворился в усталом, ворчливом и циничном взрослом.
Кот презрительно посмотрел на протянутую руку, демонстративно отвернулся и принялся разглядывать толстую сосну на обочине. Потом поднялся и, раздражённо дёрнув хвостом, направился вдоль дороги в сторону села.
«Далеко же он забрался, если деревенский! Но с виду ухоженный, значит, не заблудился и не голодает».
Кот сиганул в кусты и исчез. Фёдор зашагал дальше.
Глава 3. Долгая дорога в Пчёлики
Сумка тёрла и оттягивала плечо. Федя крепился. Потом начал петь. К его удивлению, это помогало. Перебрав весь пришедший на ум репертуар из старых фильмов и мультфильмов, Фёдор уже подумывал, не устроить ли привал, но тут дорога резко свернула, деревья отступили – и парень оказался на опушке. Впереди вольно раскинулось село Луговец – в самом деле на широком просторном лугу, неведомо каким образом затесавшимся в эти сосновые боры.
Фёдор машинально взглянул на часы. Старенькие, механические, они когда-то принадлежали его деду.
Часы показывали начало пятого.
«Пятнадцать километров – это часа четыре, не меньше», – подсчитал парень и теперь действительно тихонько застонал, пользуясь тем, что на пустынной опушке его никто не мог услышать. А ведь четыре часа до Дубовежа, потом через городок, и на Пчёлики, а до них ещё пара часов ходу.
Представив, как он, будто солдат проигравшей армии, пропылённый и со сбитыми ногами, шатаясь, входит в Пчёлики, Фёдор застонал снова и едва не пустил слезу от жалости к себе. Трава у последних сосен заколыхалась и на дороге снова показался знакомый парню кот. Он как-то строго взглянул на человека, опять нервно дёрнул хвостом и с достоинством прошествовал мимо пешехода, направляясь в село.
– Тебе хорошо! На четырёх лапах, ать-два, ать-два! – проворчал Федя. Кот остановился, зыркнул через плечо, постоял так секунду-две – и затрусил дальше.
– Дурная голова ногам покоя не даёт… – ругал себя писатель, направляясь следом. – В Пчёлики к ночи! Да хозяева уже могут спать завалиться. В деревнях же вроде рано укладываются. И буду я куковать под забором до утра. А, может, кто подвезёт?
Он с надеждой окинул взглядом то, что походило на главную – и единственную – улицу. Из транспорта на ней виднелась только вросшая в землю «инвалидка» у одного из домов. Судя по тому, что трава плотным заслоном обступала маленькую машинку, с места та не трогалась как минимум с весны.
«А если лошадь?» – с надеждой подумал Фёдор, но ни лошадей, ни телег поблизости не наблюдалось.
«Может, велосипед дадут в аренду?».
На велосипеде он в последний раз катался лет двадцать тому назад, но в святой уверенности, что «тело – помнит!» решил уж лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
Луговец в целом напоминал Пчёлики, какими Федя разглядел их на снимке со спутника: те же далеко отстоящие друг от друга дома, где кирпичные, где бревенчатые. Те же необъятные дворы, в которых были и сады, и огородики, и какие-то сарайчики с навесами. Примерно в середине села обнаружился колодец, и парень, давным-давно истративший запас магазинной минералки, с удовольствием напился холодной воды.
«Раз заповедник – должна быть чистая и пригодная для питья!» – решил про себя Федя.
Была возле колодца и скамеечка: толстенное бревно, положенное на два коротких чурбака с вырубленными в них пазами. Присев и откинувшись на стенку сруба, Фёдор ощутил блаженство. Ноги ныли, плечо зудело.
«Надо было перекус хоть какой-то захватить», – подумал парень, устало прикрывая глаза. Потом вспомнились было консервы и печенье, но ни того, ни другого ему сейчас не хотелось.
* * *
– Здравствуй, добрый молодец!