Мои дорогие привидения
Шрифт:
В зеркале был он, Федя, растерянный, но очень даже обыкновенный. И скомканный половичок, и наполовину съеденное яблоко, которое парень, падая, выронил. Край стола, часть кровати – всё было на месте. Кабана не было.
«Грибы, – категорично решил про себя Фёдор. – Может, тут какое-нибудь загрязнение. В этих заповедниках чего только не прячут! Какой-нибудь ядерный могильник, прямо под селом».
Он поднялся на ноги, поднял яблоко. С жалостью осмотрел его, потом пренебрежительно скривился:
«Ой, ну чего там!»
Прошлёпал к рукомойнику, сполоснул золотистый бок – и снова захрустел.
«Напишу
Будущий заработок представился Фёдору в виде мультяшной горы зелёных денежных пачек. Он в очередной раз развернулся, стараясь не сбить уже показавший своё коварство половичок – и замер на месте.
Посреди комнаты лежала горка долларовых банкнот. Горка была писателю примерно по пояс, и в верхнюю её часть была воткнута табличка с надписью «СТО ТОНН». Федя заморгал, но деньги никуда не исчезли.
«Мама дорогая!» – он несмело шагнул ближе. Подался вперёд, вглядываясь в банкноты.
Банкноты оказались какими-то странными, будто из банка приколов. С виду в целом походившие на настоящие доллары, но с подписями сикось-накось – будто сошедшие с той самой иллюстрации из мультфильма. К тому же вместо американских президентов на каждой было ухмыляющееся лицо, которое до странности напомнило Фёдору старика, встреченного у вокзала.
«Приплыли… Глюки, – Федя растерянно взглянул на наполовину съеденное яблоко в правой руке. – Наверняка могильник. И яблоки заражённые. Вот потому-то так рано и поспевают!»
Он развернулся, осторожно уложил огрызок обратно на этажерку, повернулся – денег не было. Парень тяжело опустился на кровать, закрыл глаза и некоторое время массировал их через веки, пока мельтешение пятен света не стало совсем уж нестерпимым. Открыл сперва левый – в комнате всё было как обычно. Открыл второй – ничего не изменилось.
«Стоп-стоп-стоп. Ну вчера же я ел почти то же самое! Яблоки так уж точно. И ничего не грезилось».
Фёдор упёр локти в колени, положил подбородок на сцепленные пальцы и задумался. Грибы? Да и грибов-то тех было не так чтобы уж очень много. Может, колбаса? Да нет, колбаса как колбаса. Хорошая колбаса. Сразу видно – действительно копчёная, а не промазанная химозным «дымком». Нет, не в продуктах дело.
«Тепловой удар?» – предположил Федя.
Солнце сегодня в самом деле припекало заметно жарче. Вот и Иван жаловался, что лето без дождей. В лесу, понятное дело, сушь не так заметна, а всё-таки. Да, определённо, солнышко подкралось незаметно. Как раз потому, что вроде и тень, и не постоянно на солнцепёке, а вот прогулялся по огороду – и шмяк! Писатель пересел к столу, хотел было поискать в Интернете признаки теплового удара. Но вспомнил, что Интернет ему не светит, скорее всего, до возвращения в город, и с раздражением закрыл ноутбук.
«Наверное, компресс надо бы», – решил Фёдор. Он прошёл в первую комнату, снял полосатое полотенчико возле рукомойника и, обильно смочив водой, вернулся к себе. Улёгся на кровать, наложил компресс и бездумно уставился в потолок.
Глава 6. Куда приводит сочинительство
Галлюцинации больше не возвращались, и ближе к вечеру писатель даже сумел отыскать, как ему показалось, вполне стоящую идею
Можно было, конечно, попробовать расспросить о легенде других жителей села. Но, во-первых, Фёдору показалось неуместным стучаться к совершенно посторонним людям и приставать к ним с вопросами о какой-то там легенде. Может, они про неё даже слыхом не слыхивали. Во-вторых, Федя полагал, что, как истинный Творец, вполне способен взять лишь саму идею, а прочее – и это даже правильнее – придумать самостоятельно.
Добавив к этому решению отрывочные воспоминания о муторном сне прошлой ночью, Фёдор довольно бодро написал несколько страниц. На месте Луговца он поместил барскую усадьбу, ничтоже сумняшеся назвав её Луговое. В отсутствие Интернета подспорье в виде генераторов имён и фамилий было недоступно, и Феде пришлось некоторое время помучиться, прежде чем владельцами усадьбы стали князья Дубовежские, а главной героиней – Наталья. Младшая дочь владельца усадьбы, героя Отечественной войны, полюбившая, разумеется, французского офицера из стоявшего здесь полка.
Француз, как и положено интервенту, сгинул в окрестных лесах от рук партизанивших мужиков, а девушка с горя, конечно же, покончила с собой, отправившись на никогда не замерзавшее болото. Которое с тех пор прозвали Девичья печаль. Но говорят, что по ночам часто видели в окрестностях две призрачные фигуры. Выходила из склепа утопленница-Наталья, искала своего возлюбленного. И если оказывался на её пути молодой мужчина – всматривалась она в него, а, не увидев любимого – душила чужака тут же. По лесной же дороге скитался призрак французского офицера, и когда случалось ему застать в пути молодую девушку, вглядывался он в её лицо. Но, не находя возлюбленной, вслед за тем останавливал сердце несчастной проезжей. Ещё говорят, что иногда два этих привидения встречаются у кромки леса, однако не могут прикоснуться друг к другу, и тогда, печальные, стоят до самого рассвета у незримой границы, разделяющей их.
История на роман не тянула, но Фёдор на ходу решил сделать сборник новелл, припомнив и опыт Николая Васильевича Гоголя, и «Вечера на Хопре» Михаила Николаевича Загоскина, и даже короткую прозу Пушкина. Федя метил в один ряд с классиками, и никак иначе – так почему бы и да. Он с удовольствием перечитал печальную повесть о молодой княжне Дубовежской, исправил по мелочам опечатки и допущенные в спешке ошибки. Потом выглянул в окно: снаружи уже сгустились сумерки.
– Куры же не кормлены! – спохватился парень и выскочил во двор.
Вечер выдался на удивление прохладным. Федя, ещё не успев закончить подготовительную работу в маленьком сарайчике возле курятника, уже начал мелко дрожать и даже время от времени постукивать зубами. Дело, видимо, было в близком расположении болот и реки – где-то он что-то такое читал о том, что от водоёмов под вечер тянет холодом.
Упрямый петух категорически отказывался заходить внутрь и, растопырив крылья, норовил наскочить на хозяйкиного постояльца. Пришлось отыскать в дровах палку покрепче и загонять наглую птицу чуть не силой. Закончив в курятнике, Фёдор решил, что сегодня вполне может обойтись и без душа – очень уж не хотелось возвращаться после купания, сотрясаясь всем телом.