Мои дорогие привидения
Шрифт:
– У вас что, дома не запирают? – удивился Федя.
– А зачем? Все свои, друг друга знают. Кто тут залезет? Чужих в Луговце, почитай, и не бывает.
– Знаете, я когда маленький был, у нас тоже так было, – торопливо заговорил Фёдор, проходя вслед за хозяйкой в комнату. – Мы жили в частном доме. Между соседями только штакетники стояли, и дома никто не запирал, и про кражи особо не слышали. На одной улице все друг друга знали, все на виду, общались… – он осёкся, как-то неловко дёрнул плечом и замолчал.
– Люди другие были, – понимающе кивнула старушка. –
Он огляделся внимательнее. Ближе ко входу, у самой двери, большую часть стены справа занимал массивный старинный сервант с выставленной на полках посудой и несколькими фарфоровыми слониками. Слева на стене был подвешен рукомойник, за ним – дверь во вторую комнату, дальше – сверкающий свежей побелкой бок печки с чёрным полукругом топки.
– Вы на печи готовите, Наина Киевна? – изумился писатель.
– А как же! Вкуснее нет блюд, чем из печки! – авторитетно заявила хозяйка. – Сам увидишь. Ну, а тут – твои хоромы.
Вторая комната окнами выходила на восток, на сад и лес, поэтому здесь было уже довольно темно, но старушка щёлкнула выключателем, и мягкий тёплый свет лампочки под зелёным абажуром залил помещение. Справа из стены выступала печка, почти вплотную к ней стояла ещё одна панцирная кровать – как и в соседней комнате, аккуратно застеленная, с толстой периной и набором подушек. В простенке между окон имелся письменный стол-секретер, вызвавший у Фёдора ассоциации с советскими фильмами о Шерлоке Холмсе. Вместо тумбочки возле кровати пристроилась резная деревянная этажерка, с виду – настоящий антиквариат. Слева от двери помещался приземистый комод и большое – выше человеческого роста – зеркало в массивной деревянной раме, чуть помутневшее по краям.
– Хорошо, что у вас электричество есть, – брякнул Федя и тут же смутился, подумав, что хозяйка обидится. Но Наина Киевна только усмехнулась:
– А ты что же, мил человек, думал, что у нас тут совсем медвежий угол?
– Но газа ведь нет, – попытался защититься Фёдор.
– Есть газ, только денег нет его подключать, – отрезала старушка. – Мы вам, говорят, в Луговец ветку проведём, но за подключение домохозяйств плата отдельно. А там такая плата, что можно две ветки туда-сюда провести, и ещё останется. Так зачем мне тот газ?
– Вроде ведь выгоднее, чем дровами или углём топить, – совсем уже нерешительно пробормотал Федя.
– Думаешь? Может, если три жизни прожить – и окупится, – хмыкнула старушка. – Ну, добрый молодец, доволен хоромами? Или есть какие пожелания?
– Нет, всё замечательно, спасибо большое. А Интернета у вас нет?
– Интернета? – брови опять скрылись под платками. – Чего нет, того
– И сеть, наверное, не ловит? – попробовал в последней надежде парень.
– Телефонная? Отчего же, ловит. У колодца, что в центре села. Слабенько, правда, но пользуются, у кого свои телефоны есть. Но с правления надежнее.
– Понятно. А…
– Туалет – на дворе, – махнула рукой Наина Киевна. – Душ – там же, летний. Ты если сейчас пойдёшь, самое то будет: водица – парное молоко! А захочешь – баньку справим. Я теперь её нечасто топлю, но если подсобишь – в два счёта организуем.
– Спасибо большое, я тогда в душ, – заторопился Фёдор. Старушка кивнула и вышла. «Полотенце забыл!» – скривился писатель. – «Вот растяпа!».
Он быстро выгрузил вещи в комод, оглянулся – и, к своему удивлению, увидел на изножье кровати большое банное полотенце.
«Прямо «всё включено», – подумал Федя, беря полотенце и выходя из комнаты.
Глава 4. День добрых дел
Петух заорал где-то под самым окном, и Фёдор, дёрнувшись от неожиданного звукового сопровождения, разом проснулся. На цветастых полосатых половичках лежали пятна солнечного света. Мерно тикали часы. Федя посмотрел по сторонам и обнаружил их: ходики с кукушкой, висевшие прямо над комодом.
«Странно, а вчера не увидел», – подумал парень и прошлёпал босыми ногами к окну. Щёлкнули шпингалеты, бесшумно распахнулись на хорошо смазанных петлях створки – и в комнату ворвалась одурманивающая смесь запахов: сосны, яблоки, какое-то разнотравье, уже подсыхающее на солнышке после обильной ночной росы.
Фёдор осторожно приоткрыл дверь в соседнюю комнату, опасаясь, что хозяйка ещё спит – но Наины Киевны вообще не оказалось в доме. Постель её была аккуратно застелена, а на столе дожидался постояльца завтрак. Федя снял подвязанную шнуром тряпочку с глиняной крынки, сделал глоток: молоко. Парное. Парень зажмурился от удовольствия. Вкус будто вернулся из далёкого-далёкого детства, из того времени, когда всё в жизни хорошо, и только хорошее ждёт тебя впереди.
Сделав несколько больших глотков, Фёдор принялся изучать остальные блюда. На тарелке, прикрытые салфеточкой, лежали пирожки – толстенькие, каждый с ладонь Феди, маслянисто поблёскивающие боками. Парень осторожно разломил один: внутри оказалась гречневая каша. Второй был с яблоками («не иначе те самые, из сада»). Третий оказался с капустой. Каждый пирожок был представлен дважды, но Фёдор понял, что ему для сытости вполне хватит и трёх штук.
На соседней тарелке лежали котлеты, чем-то похожие на пирожки – такие же длинные и широкие, только сплюснутые. Писатель не очень любил всяческие котлеты, фрикадельки и тому подобные продукты, где мясо зачастую присутствовало в исчезающе малых количествах. А уж если говорить про остывшие блюда… Однако из уважения к Наине Киевне Федя отщипнул небольшой кусочек. Положил в рот, прожевал. Ошеломлённо посмотрел на котлету и, уже не церемонясь, переложил её на пирожок с капустой. Котлета, даром что холодная, была невероятно вкусной.