Молчи или умри
Шрифт:
— Где ты? Чем занимаешься?
— Сторожем работаю, здесь, в гостинице.
«На каждом шагу знакомые и родственники! Куда ни повернешься — все свои», — подумал Коев.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — вымолвил Иван. — Давно собирался, да все откладывал.
— Так за чем дело стало? Выкладывай, — удивленно посмотрел на него Коев. И, словно извиняясь, добавил: — Времени не хватает со всеми увидеться.
— Вот я и сам… вроде пенсионер, и дел как будто особых нет, а дня не хватает, — посетовал
— Ну, так я тебя слушаю.
— Уж не знаю, стоит ли… Дело-то прошлое. А раньше как-то не выпадало случая поговорить…
— Ничего, что прошлое…
— Старики-то твои давно в могиле. Отец все крепился, крепился, а потом руки опустились. Как умер, мать и закручинилась. И за ним следом…
Коев с новой силой почувствовал тяжесть вины. Что за беда стряслась в отцовском доме, пока он кочевал с объекта на объект, писал о знатных людях, сочинял эссе и очерки, двигался по служебной лестнице?.. Два самых близких ему человека мучились, страдали под гнетом горькой обиды, день за днем теряя надежды и силы.
— Тоска их в могилу свела, — вздохнул Иван. — Отец твой старался не поддаваться, однако разве ж выдюжишь под такой тяжестью, что на него навалилась… А мать, сам понимаешь, много ли им надо, женщинам? Слегла, взяли ее в больницу, так она словно онемела: рта не раскрывала, крошки хлеба в рот не брала, капли воды. Кожа да кости остались. Все повторяла, что у каждого своя судьба.
Иван со свойственным бесхитростным людям простодушием вновь переживал горе, постигшее родителей Марина, время от времени утирая рукавом слезы.
Коев и сам почувствовал резь в глазах, твердый ком, как это часто случалось в последние дни, вновь застрял в горле, не давая вымолвить ни слова. «Какой же я сын после этого!» — повторял он в уме.
Иван достал пачку сигарет БТ, вытащил одну, закурил и продолжал уже спокойнее.
— Когда мать твоя, тетка Кона, лежала при смерти, я ходил к ней в больницу. Она до последнего вздоха не теряла сознания. Однажды шепнула мне на ухо: «Нет рядом моего Марина, я б ему сама сказала… Так ты уж, Иван, передай ему, что после отца блокнот остался. Много чего в нем записано. Пусть найдет его, он знает где…»
— Блокнот? Какой блокнот?
— Так она мне наказала, — не слыша его, продолжал Иван. — Велела тебе передать. Перед смертью заручила. В блокнот тот, сказала, отец твой записал обо всем, что с ним стряслось… Больше ничего не знаю.
Марин ощутил, как кровь ударила ему в голову. Блокнот! Может, там таится разгадка… Распрощавшись с Иваном, Коев почти побежал в номер. Где-то у него был записан телефонный номер племянницы. Сестра сразу подошла к телефону. Марин подробно передал ей разговор с Иваном и попросил разыскать блокнот. Сестра пообещала найти, волнение Марина передалось и ей.
Положив трубку,
Коев пошел в больницу. Новое здание больницы выглядело вполне внушительно. Коев спросил главврача. Назвал себя. Врач оказался его одноклассником, и Коев густо покраснел, что не узнал его. Так уж получается в этой суматошной жизни… Долго не видишься, память не удерживает… Врач обрадовался встрече и лично повел Коева в палату, где лежала Кона.
В первую минуту Коев даже растерялся, до того неузнаваемо изменилась женщина. Голова забинтована, лицо мертвенно-бледное, руки, утыканные трубками для вливаний растворов. Она никак не походила на живого человека.
— Она приходила в сознание? — спросил Коев.
— Ненадолго, — прошептал врач. — Капитан Митев разговаривал с ней. Сказала, что сама упала с лестницы.
Больная сделала легкое движение головой. Коев присел рядом с кроватью.
Она открыла глаза, сначала один, потом другой. Взгляд ее где-то витал.
Коев погладил ее по руке.
— Не бойся. Это я, Марин. Узнаешь меня?
Она чуть слышно сказала:
— Да.
— Тебе уже получше, правда?
Она сделала попытку улыбнуться.
— Кто ударил тебя?
Женщина посмотрела на него с испугом. По бледному лицу прошла тень.
— Скажи, тебя ударили?
Она молчала, опустив веки, словно уснула. Однако сквозь тонкую кожу было заметно, как движутся глазные яблоки.
— Сестрица, — ласково обратился к ней Коев, — скажи, как все было. Ты нам поможешь. Не скрывай, прошу тебя. Тебе ничего не грозит.
Кона вновь открыла глаза и пристально посмотрела на Марина.
— Сама поскользнулась…
И сразу отвела взгляд. Два коротких слова вконец обессилили ее. Тело обмякло. Врач подошел к Коеву и положил руку на плечо.
— Ей это может навредить… Слишком она еще слаба, к тому же не исключено и внутреннее кровоизлияние…
Начальник управления МВД стоял у легковой машины, собираясь уехать, когда Коев окликнул его.
— А, Марин! Что новенького?
— Да вот ходил в больницу.
— Поговорил с Коной?
— Пробовал, но она не захотела. Впрочем, прошептала, что сама упала с лестницы.
— Ударили ее, а она выгораживает кого-то. Боится, наверное.
— Думаешь, припугнули как следует?
— Врачи считают, что кто-то ее ударил мешочком с песком. Способ старый — убить не убивает, зато до бессознания доводит.
— Хитро.
— Дело верное: ни тебе раны, ни крови…
— А капли крови на ступеньках?
— Падая, оцарапала руку, сущий пустяк.
— Что слышно насчет Соломона?