Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья
Шрифт:
Когда последние тюки были перетащены, Лёха выпрямился, вытер рукавом пот со лба и бросил взгляд на самолёт. Теперь его предстояло развернуть.
— Беритесь за хвост! — скомандовал он.
Старинов и Мигель ухватились за хвост, и они втроём, навалившись вместе, приподняли хвост и начали разворачивать самолёт. Машина нехотя, медленно пошла боком, кренясь на неровной дороге, пока наконец не заняла правильное положение.
Лёха быстро забрался в кабину, защёлкнул ремни, проверил приборы.
— Удачи, товарищ пилот! — улыбаясь
Лёха кивнул, махнул рукой, отдавая честь в шуточном прощании и не стал больше тратить ускользающее сквозь пальцы время на прощания.
Старинов опасливо дёрнул винт и сразу отскочил от самолёта. Двигатель заурчал, пропеллер ожил, машина вздрогнула, словно ожила. Лёха дал газу, и самолёт, трясясь на неровной дороге, попрыгал вперёд.
Через несколько секунд он помахал крыльями оставшимся на земле товарищам — коротко, прощально, а затем взял курс в сторону республиканцев.
Они договорились, что завтра в это же время он будет искать два костра, обозначающих границы зоны для посадки. Если всё пойдёт по плану, он забросит оставшийся груз и третьего бойца, и при некотором везении благополучно смоется.
Обратная дорога оказалась спокойнее, чем он ожидал. Самолетик словно сбросил годы и ожил, радостно откликаясь на команды пилота. Лёха набрал около четырехсот метров набор высоты, когда внезапно понял, что курс выводит его прямо к мосту. Он заложил вираж влево, в попытке обойти стороной лежащий дальше за мостом аэродром франкистов и буквально описал круг почёта вокруг инженерного сооружения.
Красивый, каменный, массивный, высокий четырёхпролётный мост через неширокую речку, переливающийся в лунном свете, выглядел величественно и странно умиротворённо.
Лёха на секунду замер, любуясь этим зрелищем, но тут же вернулся к реальности.
Этот мост был их главной целью.
Если всё пойдёт по плану — послезавтра ночью его здесь уже не будет.
Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.
Обратная дорога далась Лёхе намного легче.
Машина словно сбросила с себя лишний груз, разом стала легче, податливее. Теперь он мог тянуть её вверх, маневрировать без боязни, что перегруженный самолётик начнёт валиться на крыло, не желая соединяться с небом. Да и волнение отступило — самое сложное на сегодня он уже сделал, груз доставлен, люди на месте и, что удивительно все живы! И теперь главная задача добраться обратно целым и без приключений.
Перевалившись через уже знакомую горную гряду, через сорок минут полёта найдя знакомые ориентиры, он чуть прибрал газ и опустился ниже. Лететь высоко теперь не было нужды — наоборот, ниже значит незаметнее. Впереди уже угадывался серебристый блеск реки, по которой он определил курс.
Когда на горизонте, не смотря на войну и маскировку показались огни Мадрида, он счастливо выдохнул, вот она, финишная прямая.
Лёха скользнул
Полоса, хоть и тёмная, была чётко различима. Он подошёл к ней и плавно убрал газ, самолёт, легко потеряв скорость, мягко коснулся земли. Колёса заскрипели по жёсткому грунту, машина чуть подпрыгнула, но тут же прочно осела на шасси, прокатившись несколько метров и замерла. Мотор ещё неторопливо стучал, пока ПВО не опомнилось, товарищ добавил чуть газа и покатился в сторону стоянки самолётов.
«Поехали на парковку!» — посмеялся про себя Лёха.
Ловко зарулив на стоянку, он глубоко вздохнул и откинулся на спинку.
— Ну и денёк, точнее ночка! — пробормотал он себе под нос.
Мотор ещё неторопливо стучал, но на сегодня приключения маленького самолётика закончились.
Вдали замаячили силуэты людей. Кто-то из ночной смены уже спешил к нему, чтобы узнать, как всё прошло.
Он улыбнулся, выключил зажигание и, открыв фонарь кабины, выбрался наружу, вдохнув прохладный ночной воздух Мадрида.
Лёха вернулся.
Ехать в Мадрид и будить Надю под утро он не стал, а нашёл старых чехлов не понятно от какого самолёта, устроил из их себе под крылом берлогу, и сладко свернувшись калачиком моментально отрубился.
Вторая половина июня 1937 года. Штаб франкистов в городе Авила.
Хосе сидел, закинув ноги на массивный деревянный стол, и лениво пускал в потолок кольца сигарного дыма. В открытое окно врывался жаркий послеполуденный ветер, несущий запахи пыли, нагретых камней и человеческой жизнедеятельности… Всё было спокойно. Вроде бы.
Но с утра ему доложили неприятную вещь — патруль на северной дороге у моста слышал ночью звук самолёта.
Сам по себе этот факт не означал ничего страшного — в конце концов, и итальянцы, и немцы летали, когда им вздумается, не утруждая себя докладами. Однако, как человек абсолютно довольный своей не пыльной должностью в тыловом городишке и совершенно не горящий желанием увидеть передовую и окопы, Хосе все таки решил узнать подробности.
Он даже не поленился и набрал телефон аэродрома. Гудки тянулись долго, и он уже собирался бросить трубку, когда, наконец, на том конце раздался хриплый голос:
— Si?
— О! Команданте, это Хосе. Наши наилучшие приветствия доблестным рыцарям воздушного океана от презренно марширующих по земле! — Шутливо представился он, лениво стянув ноги со стола и потянулся. — Я тут слышал, что ночью над мостом пролетал самолёт. Вы что-то об этом знаете, мне в рапорте указать не помешало бы…
В результате получасовой беседы с нормальным испанским офицером, успев обсудить море важнейших вопросов — от видов на урожай оливок до предстоящей корриды в Саламанке, — он выяснил, что его визави ничего не знает про ночные полёты.