Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая
Шрифт:
Лёха устроился на табурете, решив немного передохнуть, и тут его взгляд неожиданно наткнулся на знакомое лицо.
Утреннюю автомобилистку было сложно не узнать. Исабель сидела через пару столиков, в компании подружек. Они кокетливо смеялись, явно стараясь привлечь внимание каких-то хлыщей, которые неуклюже пытались поддерживать их интерес.
Лёха пригубил вино, хмыкнул и с лёгкой усмешкой подумал:
— Ну что, судьба, ты явно не унимаешься…
Лёха сделал большой глоток вина, чувствуя, как тепло разливается по телу, и решительно поднялся.
— Сеньорита! Разрешите вас пригласить на танец! — его голос звучал с лёгким вызовом, а протянутая рука ясно говорила, отступать тебе зайчик некуда.
Исабель, увидев его, замерла, и в её глазах промелькнули шок и растерянность. Она прикусила губу, словно решая, как поступить, но в итоге всё же подала ему руку.
Танец начался неловко. Она двигалась, словно механическая кукла, избегая взгляда Лёхи. Но он чувствовал её напряжение и терпеливо подстраивался, постепенно выводя её из этого панциря. Когда музыка изменила ритм, в конце песни, он решился на рискованный ход.
Лёха сделал шаг назад, удерживая её за руку, затем резко закрутил, заставив партнёршу опуститься на его согнутую ногу. Исабель, не ожидавшая такого финта, прогнулась назад, её голова откинулась, а руки вытянулись, подчёркивая каждую линию тела и в довершении она вытянула ножку в туфле на каблуке.
Их лица оказались так близко, что Лёха не стал думать дважды. Он наклонился и влепил ей смачный поцелуй. Зал разразился аплодисментами, но Исабель резко дёрнулась, словно собираясь вырваться.
На мгновение Лёха подумал, что перестарался, но её внезапная ответная реакция ошеломила его. Исабель вернула ему поцелуй, впервые попав в ритм и приняв игру.
Следующие двадцать минут танца превратились в настоящий марафон соблазнения. Они кружились по танцполу, обманывая и провоцируя друг друга, их движения становились всё более страстными. Исабель то прижималась к нему всем телом, то резко отстранялась, одаривая его дерзкой улыбкой, в которой читался вызов.
Её огромные чёрные глаза блестели, словно гипнотизируя, а на губах играла лукавая улыбка. Лёха, не привыкший сдаваться, отвечал ей взглядом охотника, ощущая, как каждый следующий такт музыки приближает их к чему-то неизбежному.
— Может, Наденька и правда ведьма? — пробормотал Лёха, разглядывая перед собой мелькающий молодой симпатичный задик, обтянутый юбкой. Юбка оказалась настолько короткой, что скорее подчёркивала и провоцировала, чем что то скрывала.
Лёха с интересом прислушался к своему организму. Организм почему-то реагировал на происходящее с удивительной индифферентностью, что только усиливало его подозрения.
«Вдруг это всё та звезда? Ну тогда в Мадриде… Упала и желание её сбылось, что бы на других баб не стоял», — мысленно продолжал он, пытаясь как-то объяснить своё странное состояние.
В какой то момент они устали, очередная песня кончилась и он отвёл
«Заодно и с мыслями соберусь» — решил он.
Душа требовала уединения и он сделал пару поворотов сквозь маленькие улочки в районе порта ища удобное место. Устроившись на старом, заросшем плющом парапете, Лёха разминал в пальцах сигариллу, наслаждаясь запахом табака, и уже приготовился чиркнуть спичкой, как его взгляд зацепился за странное свечение, прорезающее ночное небо где-то в паре кварталов.
— Зенитчики, что ли, развлекаются? — лениво проскрипели его мысли, пока глаза следили за светом.
Свечение появлялось и исчезало, словно играя с темнотой. В других частях города его заметить было практически невозможно. И вдруг, как гром среди ясного неба, мысль врезалась в голову.
— Сука! Да это ж наводчик! Ориентиры порта немцам подсвечивает!
С этими словами Лёха вскочил, сунул так и не закуренную сигариллу обратно в карман, выдернул из потайной кобуры верный Браунинг и рванул в сторону света. Узкие улочки порта путали его, заставляя крутиться, искать выход, но он упрямо двигался вперёд, как охотничья собака, взявшая след.
Наконец, задыхаясь, он заметил пожарную лестницу, ведущую наверх, и, ухватившись за холодный металл, полез на крышу. Крыша встретила его покосившейся черепицей и порывом ветра, но он едва успел перевести дух, как заметил цель. На соседнем здании, прижавшись к трубе, сидел человек с фонарём, направленным в небо.
— Вот ты где, тварь, — выдохнул Лёха и, разбежавшись, прыгнул через просвет между крышами.
Приземление вышло шумным: черепица под ногами затрещала, и человек с фонарём тут же вскочил, бросив фонарь на крышу. В его руках мелькнул пистолет.
Два выстрела разорвали ночную тишину. Пули пролетели так близко, что Лёха почувствовал, как воздух обжигает лицо. Он ринулся к каминной трубе, прячась за ней, а затем осторожно выглянул из укрытия, стараясь разглядеть врага.
Но темнота испанской ночи была слишком плотной, чтобы позволить увидеть что-то ясно. Лёха медленно выдохнул, держа палец на спусковом крючке.
Спиной чувствовались холодные шершавые кирпичи.
— Давай, сука, шевельнись, — прошептал он себе под нос, готовясь к новому движению.
Стрелявший вдруг рванул вбок, пробежав несколько метров по крыше, и Лёха, улучив момент, выскочил из укрытия. Три выстрела разорвали тишину ночи. Одна пуля угодила в черепицу, расколов её с громким треском, другая рикошетом ушла в сторону, третья — почти задела тень, мелькнувшую на краю крыши.
— Стой, козёл фашистский! — крикнул Лёха, но стрелявший уже исчезал в темноте.
Он прыгнул следом, приземлившись на соседнюю крышу, и тут же побежал, чувствуя, как черепица предательски скользит под ботинками. Впереди мелькнула фигура. Стрелявший спрыгнул вниз, зацепившись за балкон, и исчез в переулке.