Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая
Шрифт:
Самое интересное, что товарищ воентехник сумел организовать даже подобие шаг-газа — настоящий инженерный подвиг для полевых условий.
Когда моторы и винты были установлены, Алексеев торжественно загнал Лёху в кабину и лично проинструктировал его по управлению винтами:
— Смотри, Лёша, на земле, перед взлётом с нагрузкой, мы тебе или ты сам ставишь винты во взлётное положение. Видишь рычаг, он тут вот до конца выбран и пимпочкой зафиксирован. Взлетел, перешел в горизонтальный полёт — дерни за пимпочку и отдай рычаг от себя до упора —
Лёха кивнул, стараясь выглядеть уверенным, хотя от слова «пимпочка» у него начались нехорошие предчувствия.
Потом Алексеев нацепил комбез, и выгнав из самолёта и Кузьмича, и Алибабаича, залез в стрелковую турель и весело добавил:
— Парашют прицепил? Ну тогда погнали проверять наше творчество! — проявил специфического чувство юмора главный воентехник аэродрома.
Что сказать… Результат испытаний оказался… неоднозначным.
— Константин Сергеевич, хуже не стало, — в ответ пошутил Лёха после посадки.
Разбег самолёта сократился, что было очень полезно при взлётах с полной нагрузкой или с коротких полос. Скорость, правда, не сильно изменилась и держалась около четырёхсот километров в час по приборам, хотя точные замеры были затруднительны. Зато по ощущениям самолёт стал быстрее разгоняться и набирать высоту, что для Лёхи оказалось настоящим подарком. Теперь он мог быстрее уходить на безопасную высоту или прибавить скорости в экстренной ситуации, а это добавляло уверенности.
Лёха сгонял за бутылкой марочного Бренди де Херес в знак признательности за проделанную работу.
В конце дня его позвали за стол техников, где эту бутылку и уговорили под редкое испанское блюдо под названием жареная картошка.
Уже слегка «весёлый», Лёха задал вопрос, который давно мучил его во время долгих полётов:
— Константин Сергеевич, а можно что-то сделать со спинкой сиденья? А то я через три часа сидения по стойке «смирно» прилетаю с каменной задницей!
Алексеев покачал головой, закинул в рот огурец, смачно им прохрустел и ответил:
— Эргономика, Алексей, это буржуазная лженаука! А у нас пилоты советские, и даже коммунисты. И потому за твоей спиной аж в пяти сантиметрах впихнуты первая пара бомб. Некуда там спинку двигать.
Лёха в шоке уставился на технаря, не зная, смеяться или плакать. Образованность Константина Сергеевича просто выбила его из равновесия.
— А если на внешнюю подвеску вешать? Сделать ещё пару держателей! — не сдавался Лёха.
Алексеев завис на несколько секунд, видно обдумывая техническое решение и коротко обнадёжил:
— Подумаем!
— А вообще, спасибо тебе, Алексей! — снова удивил Лёху воентехник, — дал развернуться технической мысли! А то в строевом полку никто тебе не позволит какие то нововведения устраивать. Я по замену винтов и не говорю, вон, масло фильтровать и то большой будет вопрос.
— Почему? — наивно спросил Лёха.
— Потому что каждый
Надо сказать, что на аэродроме железной рукой Алексеева фильтрование масла было введено с самого начала. После каждого вылета всё масло сливали из двигателей и фильтровали в специально сваренной установке.
Конец апреля 1937 года, Картахена.
Услышав о Лёхиных успехах в торпедометании — «Точность у нас аж пятьдесят процентов: или попадём, или нет», — высказался Лёха, — Кузнецов на следующий день собрал весь цвет своей небольшой авиационной эскадрильи на совещание. В кабинете было тесно, но торжественно. Кузнецов, поднявшись, сдвинул брови и начал вещать:
— Товарищи! Франкисты давят наших союзников на севере, пытаясь захватить республиканский Север Испании: Астурию, Кантабрию и Страну Басков, — его голос был серьёзен, а карта на стене выглядела угрожающе красно-синей.
Он сделал эффектную паузу, словно собирался выдать нечто грандиозное, и продолжил:
— В отличие от франкистов, наши там кто во что горазд. У каждого региона своё правительство, свои войска и даже свои деньги. В Астурии коммунисты, социалисты и анархисты никак не договорятся между собой. В Кантабрии рулят республиканцы и социалисты, а в Стране Басков — католики-баски. Баски с коммунистами не сотрудничают, а кантабрийцы делают вид, что вообще не в курсе, что идёт война. Как собаки на сене — и сами не едят, и другим не дают.
— На заборе. И сидеть неудобно, и слезть страшно. Красота, да и только, — тихонько поправил начальство Лёха. На него шикнули со всех сторон.
— Тишина! — отрезал Кузнецов. — Базироваться будете на аэродроме Сондика около Бильбао. Запасной аэродром — Ла-Альберисия в Сантандере. Баски и кантабрийцы обещали топливо, боеприпасы и помощь.
— А что делать, если топливо кончится, а боеприпасы не дадут?
Кузнецов выдержал паузу и невозмутимо ответил:
— Тогда клянчите, берите в долг, уговаривайте. Тебе ли Хренов объяснять? Ещё раз выскажешься, назначу главным доставалой.
— А мы туда зачем? С лекцией про колхозную кооперацию? — опять пробормотал Лёха, но уже совсем тихо.
Кузнецов не обратил внимания на комментарий и снова принялся рисовать перспективу:
— Состав вылета: три машины. Остряков, Николаев и Хренов. Хренов летит с торпедой. Остряков берёт вторую торпеду на временном креплении. Николаев пойдёт с бомбами.
Лёха, не выдержав, поднял руку, как в школе:
— Николай Герасимович, есть предложение! Давайте отправим торпеды автотранспортом в Мадрид. Она весит почти тонну, а у СБшки грузоподъёмность — 600 кг. Придётся срезать заправку на 400 кг, а это значит, дальность упадёт на треть. Лучше я два раза слетаю за второй торпедой, а Острякову радио поставили — пусть он координирует наши усилия.