Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Шрифт:
У многих ухудшилось отношение к Советскому Союзу. Оно стало особенно неблагоприятным после убийства Кирова. В декабре по возвращении из отпуска в Вашингтон политический советник Б.Е. Сквирский организовал большой прием, на котором присутствовало около 500 человек. Ему казалось, что он прошел в более или менее дружественной атмосфере. В этой связи в его дневнике 11 января появилась запись: "Кампания против нас не пошла очень глубоко"18. Как показали последующие события, это было не совсем так. Госдепартамент наблюдал за деятельностью советской дипломатии. Ее усилия были направлены на создание общеевропейской безопасности, прежде всего на заключение Восточного пакта как прочной основы для объединения сил миролюбивых государств против возможной агрессии. Литвинов встречался со многими политиками и дипломатами европейских стран, стремясь добиться от них одобрения этой идеи. Однако предложения советской дипломатии не встречали поддержки. Более того, некоторые государства оказывали противодействие. Германия открыто неприязненно относилась к этой идее. Польша меневрировала, оглядываясь на Германию. Англия проводила политику затяжек, выжидания и скрытого противодействия. Сложившаяся ситуация побудила Литвинова выдвинуть другое предложение — создать Постоянную конференцию мира при поддержке и участии США. Но и здесь его постигла неудача. В этом он убедился, как отмечалось выше, при дипломатическом зондаже в Берне во время беседы с Хью Вильсоном1 9 и окончательно — по получению телеграммы из Вашингтона от Сквирского. Поверенный в делах СССР в США Б.Е. Сквирский в телеграмме от 31 декабря 1934 г. сообщил Литвинову о беседе с госсекретарем Хэллом. На вопрос об отношении его и Рузвельта к проекту Постоянной конференции мира госсекретарь заявил, что он, одобряя усилия Литвинова в деле сохранения мира, воздерживается от вовлечения США в международную политическую организацию, Америка "не может связывать себя определенной позицией за или против проекта Литвинова"20. Причина тому — настроение народа. Прочитав депешу, нарком был очень огорчен, вспомнив, как президент Рузвельт обещал ему в ноябре 1933 г. широко поддерживать сотрудничество с СССР и другими странами в деле обеспечения всеобщего мира. 5 декабря 1934 г. М. Литвинов и министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль подписали протокол по вопросам, касавшимся переговоров 0 заключении Восточного пакта. Это свидетельствовало о взаимном сближении двух правительств в интересах мира, их решимости в реализации идеи пакта, призванного стать фактором стабилизации мира в Европе, закрепляло сотрудничество Франции и Советского Союза в деле укрепления безопасности в Европе. Стороны обязывались принимать совместные усилия для заключения этого регионального пакта. К нему присоединилась Чехословакия. Английское правительство пыталось похоронить идею Восточного пакта. Во время пребывания главы французского правительства Фландена и министра иностранных дел П. Лаваля в Лондоне 1 — 3 февраля 1935 г. вопрос о пакте по существу не обсуждался. Английский премьер Р. Макдональд усердно доказывал, что такой пакт не нужен, его Германия не желает, следует думать о примирении и сближении с ней. 13 февраля полпред в Лондоне И.М. Майский прямо и открыто заявил британскому правительству о том, что оно обеспокоено "лишь безопасностью на Западе и не интересуется Востоком и Юго-Востоком", где оно готово "предоставить Гитлеру свободу действий"21. Отказ Германии и Польши от участия в Восточном пакте помешал осуществить эту идею. С 4 по 9 декабря 1934 г. между наркомом внешней торговли СССР А.П. Розенгольцем и министром торговли и промышленности Франции Полем Маршандо происходили переговоры по вопросу торговли. Были рассмотрены возможности* открытия Советскому Союзу на французском рынке кредита, его размеры, срок и определение ежегодного процента. Кредит предназначался для уплаты по заказам, оформление которых произведено в течение
Таким образом, советская дипломатия за время путешествия Трояновского через Тихий океан много сделала. То был выигрыш во времени, но, на наш взгляд, он не являлся главной целью. Первостепенное значение имело выяснение отношений Москвы с Францией и Англией, возможностей развития торгово-экономических связей, условий получения кредитов. 28 января, по возвращении в США, Трояновский нанес визит госсекретарю Хэллу, рассказал о своих впечатлениях от пребывания в Японии, встречах и беседах со многими официальными и неофициальными лица ми, в том числе императором, представителями армии и флота. После ознакомления с оценками положения на Дальнем Востоке, сделанными послами Д. Грю и У. Буллитом, экспертом С. Хорнбеком, военным министерством, Хэллу было интересно мнение полпреда. Трояновский обратил его внимание на то, что Япония быстро вооружалась, ее армия уже насчитывает от 300 до 400 тыс. человек, она имеет 900 самолетов, ее подводные лодки находятся в районе Владивостока. Она занята экономическим освоением Маньчжурии, испытывает серьезные финансовые затруднения. Экстремисты обсуждали планы продвижения в направлении Внешней Монголии. Пока армия и флот контролируются правительством и народом. В официальных кругах страны, особенно среди военных, отношение к Советскому Союзу и к США настороженное. Из всего увиденного Трояновский сделал вывод о необходимости объединенных действий России, США и Англии27. Хэлл внимательно выслушал посла, но не стал обсуждать эту тему. Его больше интересовало другое — с чем приехал полпред из Москвы, какие предложения он привез по поводу уплаты долгов. Он напомнил, что более 12 месяцев продолжались переговоры о долгах, но никаких результатов нет. Это породило недовольство, в адрес госдепартамента усилилась критика. Слова Трояновского о том, что по урегулированию проблемы долгов он привез "мало или ничего нового"28, вызвали недоумение у главы внешнеполитического ведомства. Было решено уточнить, что имел в виду полпред. 30 января в полпредстве в течение полутора часов шла беседа между Буллитом и Трояновским о долгах, претензиях и кредитах. Полпред сообщил, что наркомы Литвинов, Розенгольц и Гринько недовольны предложенной американской стороной схемой: за уплату долга в 100 млн долл. получить от американского правительства 100 млн долл. в виде займа и 100 млн долл. в форме кредита. В конце беседы Трояновский сказал, что он встречался со Сталиным, который, пожелав сотрудничества и дружбы с США, выразил готовность правительства вести торговлю с Америкой на основе оплаты за покупки наличными, золотом, поскольку в кредитах отказывают29.
Полученная информация разочаровала Хэлла, его помощников и советников. Они стали готовиться к предстоящей встрече с Трояновским в госдепартаменте, которая состоялась 31 января с участием госсекретаря, его помощника Мура, посла Буллита и заведующего восточноевропейским отделом Келли. Полпред сообщил, что советское правительство придерживается прежних предложений — получение долгосрочного финансового кредита в сумме 200 млн долл. со сроком на 20 лет с 7% годовых. Делать закупки скота и других сельскохозяйственных продуктов оно не намерено. Это было уже изложено в меморандуме в августе 1934 г. Предложения госдепартамента неприемлемы, поскольку они могут испортить отношения с другими странами. Госсекретарь дал понять, что разговаривать больше не о чем. Трояновский встал, попрощался и ушел. Тягостная встреча продолжалась всего 5—10 минут30. Трояновский строго придерживался постановления политбюро, принятого 2 ноября. Оно гласило: "Поручить Трояновскому сообщить Рузвельту, что при тщательном изучении всего комплекса вопросов о взаимных претензиях высшие правительственные инстанции не нашли возможным отступить от той позиции, которую Советское правительство до сих пор занимало в этих вопросах"31. Полпред обязан был твердо следовать этим указаниям.
Начавшийся 1935 год, как и предыдущий, оказался малоутешительным. Москву и Вашингтон ожидали серьезные испытания. Между странами выявились крупные расхождения. Несмотря на рост международной напряженности, политическое сотрудничество все еще не принимало конкретные формы, что порождало разочарование в Москве. Идея заключения пакта о ненападении и поддержании мира заинтересованными государствами на Дальнем Востоке не реализовывалась. Огорчения вызывали и другие нерешенные вопросы. В частности, переписка о выделении территории на Воробьевых горах для строительства американского посольства тянулась год и не дала никаких результатов. По этому вопросу создавались комиссии и подкомиссии, но дело не сдвинулось. Некоторые вопросы о консульстве решались тоже чрезмерно медленно. По большинству из них шли бесконечные разговоры и обсуждения. Все это негативно отражалось на отношениях между СССР и США. Особенно недовольны были американцы неурегулированностью вопроса о долгах, отказом советского правительства их платить на предлагаемых и м и условиях. Когда полпред А.А. Трояновский уезжал в октябре из Вашингтона в Москву в отпуск, госдепартамент вручил ему меморандум об условиях урегулирования долговых претензий и кредитах, в нем были изложены предложения Вашингтона. Они были невыгодными для советского правительства, которое ставилось в большую зависимость в вопросе кредитов от Экспортно-импортного банка. К этому времени довольно ясно обозначилась позиция американцев. Они не шли на компромиссы, хотя советское правительство сделало ряд уступок. Причем в Москве определились два подхода к проблеме. Полпред Трояновский склонен был к поискам компромиссов и уступок в вопросе об уплате долга Керенского и условий получения кредитов. Однако нарком иностранных дел М.М. Литвинов и его заместитель Н.Н. Крестинский постоянно акцентировали внимание на том, что уплата долга Керенского могла создать прецедент для ряда европейских стран, в частности Франции, Англии и других, которые выдвинули бы аналогичные требования об уплате старых долгов. Советское правительство не в состоянии было взять на себя обязательства по возврату таких крупных сумм. Решения этой сложной проблемы на американских условиях могло неблагоприятно отразиться на позитивно складывавшихся политических отношениях Советского Союза с Францией, с которой намечалось сближение и взаимопонимание в оценке европейской ситуации. Итак, переговоры о долгах, претензиях и кредитах, происходившие более года, зашли в тупик, они оказались безрезультатными. В отношениях между США и СССР создалась кризисная ситуация.
Давление Вашингтона на Москву по вопросу долгов
Тотчас после встречи в госдепартаменте Хэлл по предложению Буллита отправил в американское посольство в Москве телеграмму следующего содержания: "Трояновский отверг мои предложения об урегулировании вопроса о долгах, претензиях и кредитах и не сделал никаких новых предложений. Я издаю этим вечером в 9 часов заявление для публикации". Затем уведомлялось о возможной ликвидации Экспортно-импортного банка, отзыве морского и военного атташе, устранении должности генерального консула, сокращении состава посольства. "Буллит желает, чтобы Ниммер и Уайт во время прощального визита сказали Ворошилову, что недоразумения и препятствия в развитии американо-советских отношений создавал Литвинов". С большим удивлением и недоумением сотрудники посольства прочитали столь необычную для них депешу. Она была полной неожиданностью и вызвала растерянность. Этой акцией госдепартамент решил провести политическую демонстрацию, оказать давление на советское правительство и возложить ответственность за случившееся лично на Литвинова. На следующий день в печати появилось заявление госсекретаря Хэлла о переговорах между США и Советским Союзом по поводу долговых претензий и кредитов, которые продолжались более года. В данное время, говорилось в заявлении, нет надежд на какое-либо соглашение. При этом оправдывалась позиция Вашингтона, а советское правительство обвинялось в неуступчивости, не упоминалось об отходе США от "джентльменского соглашения" и сделанных советской стороной уступках. 1 февраля президент Рузвельт встретился с представителями прессы. Корреспонденты находиллсь под впечатлением заявления о прекращении американо-советских переговоров. Они спрашивали президента, верно ли, что Литвинов обещал уплатить долг в сумме 75 млн долл., но этого не сделал, каковы перспективы функционирования Экспортно-импортного банка, кто повинен в создавшемся положении и как в будущем могут развиваться отношения с Россией? Рузвельт говорил неохотно и лаконично, по существу уклонялся от ответов и рекомендовал обратиться за разъяснениями в госдепартамент, либо лично к К. Хэллу. Безусловно, он был хорошо осведомлен о намерениях и планах госдепартамента. Заявление Хэлла было продиктовано политическими и тактическими соображениями, преследовавшими цель создать критически-напряженную ситуацию и побудить Советский Союз к вынужденным уступкам. 2 февраля Уайли нанес визит заведующему 3-м Западным отделом НКИД Б.Б. Рубинину и взволнованно сообщил ему, что в связи с прекращением переговоров решается вопрос о сокращении посольства, закрытии генконсульства в Москве, ликвидации Экспортно-импортного банка, необходимость в котором отпала из-за малого объема торговли. Рубинин выразил сожаление, заметив, что советская сторона пошла навстречу требованиям американцев, а они не сочли возможным поиск компромиссов4. 6 февраля генеральное консульство США в Москве было ликвидировано и вместо него создан консульский отдел в посольстве. Для Вашингтона, как замечает Лой Гендерсон в своих воспоминаниях, стало ясно, что в будущем "невозможно будет поддерживать тесные дружественные отношения с Советским Союзом". В эти дни в НКИД были заняты подготовкой ответа госдепартаменту по поводу его заявления в печати. 2 февраля Литвинов направил Сталину (копии Молотову, Ворошилову, Орджоникидзе) докладную записку, в которой предлагал опубликовать заявление по линии ТАСС с разъяснением позиции правительства. Он отмечал, что такой шаг государственного секретаря США Хэлла нельзя оставить без ответа и комментариев. По его словам, трудно согласиться с мнением Трояновского не выступать в печати, а подождать реакции самого президента Рузвельта. "Я думаю, — писал Литвинов, — что нам не следует ждать, пока Рузвельт сделает еще какой-либо шаг, ибо этот шаг может определяться нашей позицией". Кроме того, нарком рекомендовал "разъяснить Трояновскому, что мы не заинтересованы в возобновлении переговоров и предлагаем ему таких переговоров не стимулировать6. Литвинов имел в виду, по-видимому, письма полпреда, направленные Сталину в ноябре прошлого года, и отклоненные политбюро по его совету. Предложение наркома было одобрено, и 23 февраля ТАСС опубликовало разъяснение НКИД. В нем говорилось, что советское правительство неоднократно заявляло о готовности обсуждать вопрос о старых долгах при условии признания его контрпретензией и предоставлении ему займа. На этой основе и велись переговоры с США в Вашингтоне, и была достигнута договоренность с президентом. Между тем в последующих переговорах это условие было нарушено американской стороной, в частности о займах. Что касается советского правительства, то оно строго следовало букве соглашения, делало уступки до предела возможного. Однако госдепартамент не шел навстречу. В заключение обращалось внимание на то, что перед СССР и США стояли важные цели обеспечения мира посредством сотрудничества. В этот же день поверенный в делах Д. Уайли посетил наркома Литвинова, который встретил его спокойно и не стал обсуждать сложившуюся ситуацию в отношениях между двумя странами, а предпочел заверить его в дружественных чувствах к США, чем постоянно руководствовался в переговорах о долгах. Пусть этот вопрос некоторое время побудет на точке замерзания, а затем будет успешно урегулирован. На вопрос Уайли, на чем основан подобный оптимизм, он ответил: в скором времени могут измениться политические условия в Европе, и это окажет влияние на советско-американские отношения, в том числе и на проблему долгов. Уайли воспринял это как иллюзию8. Находясь под впечатлением беседы с Литвиновым, Уайли телеграфировал в госдепартамент: официальные круги Москвы спокойно относятся к случившемуся, считая, что интересы деловых людей США одержат верх и они повлияют на правительство относительно предоставления кредитов Москве9. С этим в госдепартаменте не были согласны. Стремясь оказать давление на Москву, американская дипломатия предприняла акцию, призванную продемонстрировать недовольство и решимость официального Вашингтона. Характерно, что в тот же день поверенный в делах США Д. Уайли телеграфировал в госдепартамент о тяжелом положении СССР в смысле получения кредитов. Оно не улучшается, а ухудшается, и советское правительство вынуждено пойти на уступки. Во второй телеграмме он информировал госдепартамент, что в дипкорпусе циркулируют слухи о падении престижа Литвинова, есть сомнения в правильности его линии и поведения в переговорах с американцами. Поэтому нарком, по мнению Уайли, заверял его в дружеских чувствах и намерениях в отношении США и подчеркивал, что его позиция непоколебима с юридической точки зрения10. Американская печать бурно реагировала на сообщение о разрыве переговоров и тем более на акцию госдепартамента в отношении отзывов атташе, ликвидации генконсульства и сокращения штата посольства в Москве. Пресса подняла кампанию против СССР. Газеты "Нью-Йорк Тайме", "Вашингтон Пост" и другие оправдывали госдепартамент и его политику в отношении Советского Союза. В конгресс были внесены предложения о разрыве отношений, но этот вопрос в палате представителей не обсуждался. Ряд газет не одобрил такой шаг госдепартамента. Газета "Вашингтон Дэйли Ньюс" 1 февраля писала, что поспешные действия со стороны госдепартамента нельзя оправдать. Редактор иностранного отдела газетного треста "Скриппс—Говард" В.П. Симмс обратил внимание на потерю в результате прекращения переговоров выгодных советских заказов, в то время как Франция и Англия, не поднимая вопроса о довоенных долгах России, предоставляют ей кредиты и ведут с ней торговлю. Газета "НьюЙорк Пост" 7 февраля отметила, что действия США выгодны для Токио. Неуспех переговоров отрицательно повлиял на отношения между отдельными группами в США и президентом. Противники признания России — католическая церковь, американский легион, федерация труда, разные патриотические организации — развернули критику политики Рузвельта, обвиняя его в том, что он будто бы допустил крупную ошибку, установив дипломатические отношения с советским правительством, которое не желает платить долги. Еще 3 января 1935 г. член палаты представителей республиканец Джордж Тинкхем (от штата Массачусетс) внес резолюцию, предлагавшую разорвать отношения с СССР. Подобная резолюция была внесена и сенатором Р. Бэрбуром (от штата Нью-Джерси). Печать Херста обвинила Москву в срыве переговоров. 11 января газеты Херста напечатали жирным шрифтом внесенную в конгресс резолюцию о разрыве отношений с СССР. Но она не привлекла внимания конгрессменов. Газета "Окланд Трибюн" справедливо писала 7 января: "Глупо рвать отношения с государством только потому, что у него другая система". Сторонники налаживания взаимоотношений с СССР выступили с критикой поведения госдепартамента. 23 января 1935 г. Р. Барбур, а 1 февраля сенатор Кларк представили в комитет внешних сношений палаты представителей и в аналогичную комиссию сената резолюции о разрыве отношений с СССР. В марте комиссия по иностранным делам в палате представителей назначила закрытое слушание по подобной резолюции конгрессмена Д. Тинкхема от штата Массачусетс, где проживает большое количество католиков. Когда открылось заседание, председатель Мак-Рейнолдс спросил, настаивает ли Тинкхем на том, чтобы разглашать протоколы слушания. Член комиссии Блюм внес предложение вообще прекратить слушание, которое было поддержано. Никакого слушания не состоялось. Тинкхем угрожал опубликовать материалы о пропаганде в СССР. Комиссия по иностранным делам сената также отказалась обсудить такую же резолюцию. Госсекретарь Хэлл не поддерживал публичных слушаний в конгрессе в связи с акцией госдепартамента. Не разделяя крайних мер конгрессмена Тинкхема, 9 февраля он сказал, что этого не следует делать.
В связи с прекращением переговоров консервативные силы в США активизировались. Американский легион, разные общественные организации собирали подписи, требуя разрыва дипломатических отношений. Херстовская пресса поддерживала эту кампанию. В Нью-Йорке в Русскоамериканском институте во время пребывания там посла Буллита со стороны отдельных лиц раздавались голоса с требованием, чтобы он больше не отправлялся в Советский Союз.
14 февраля К.Е. Ворошилов принял помощника военного атташе по морским делам капитана Д. Ниммера по его просьбе. В ходе беседы, продолжавшейся 25 минут, выяснилось, что он и Уайт рассчитывали на привилегированное положение среди корпуса военных представителей. Они полагали установить широкие знакомства с комсоставом и их семьями, но их ограничивали. Уайту не разрешали свободных полетов на личном самолете Буллита по стране. В противоположность наркомату обороны другие правительственные ведомства, в частности наркоматы иностранных дел и внешней торговли, сказал Ниммер, не проявляли желания к сотрудничеству с США, в том числе и Литвинов. Ворошилов не согласился с этим и пожелал достигнуть взаимопонимания. Он дал понять, что нежелательно отзывать военно-морского атташе из Вашингтона. Затем Ворошилов познакомил собеседника с планами развития советского военно-морского флота в Черном море и на Тихом океане21. Ниммер остался доволен беседой. Поверенный в делах США Д. Уайли, информируя госдепартамент об этой встрече, писал, что Ворошилов является настоящим другом США, он стремится к сотрудничеству и взаимопониманию между двумя странами. Такой же точки зрения придерживался и Буллит. Зато о наркоме Литвинове посол был иного мнения, считая, что из-за него США и СССР не могут решить многих проблем, в том числе о долгах. Разумеется, нарком играл значительную роль в формировании внешнеполитического курса в отношении США. Обо всех своих встречах с послом Буллитом, а также Трояновского с представителями госдепартамента он информировал Сталина. Указания в Вашингтон обычно направлялись после его одобрения. Предложения и тексты телеграмм по важным вопросам, как правило, составлялись Литвиновым и Крестинским и только после их корректировки и утверждения отправлялись от имени НКИД, нередко со ссылкой на "инстанцию".
Вести о неудаче переговоров по долгам и кредитам стали широко обсуждаться американцами. Они посещали полпредство и госдепартамент, вносили свои предложения. Действовал комитет держателей облигаций царских займов 1916 г. в сумме 86 млн долл. Их интересы отстаивал адвокат Рубин. Представитель комитета лиц и фирм по претензиям к СССР мистер Койл посетил 27 марта 1935 г. полпредство и беседовал с советником Сквирским о путях выхода из создавшейся ситуации. Он предлагал заключить соглашение с комитетом по частным претензиям. Койл встречался по этому поводу также с заместителем и помощником госсекретаря У. Филлипсом и У. Муром. Последние усомнились и не поддержали предложения Койла и Хансона22. В частности, Койл предлагал госдепартаменту, чтобы комитет вступил в переговоры с советским правительством об оплате претензий, связав это с финансированием советской торговли. Литвинов считал их также мало реальными23. 23 февраля 1935 г. представители банков Файнберг и Ледерер встретились со Сквирским и выразили беспокойство неудачей переговоров. Большую заинтересованность проявил "Национал Сити Банк"24. Член комитета бондодержателей, имевших претензии к СССР, Ледерер предложил организовать заем для СССР с целью погашения частных претензий. Банкиры хотели вступить с СССР в частные переговоры25. Прекращение переговоров в Вашингтоне о долгах и кредитах имело международный резонанс. 6 февраля советник полпредства СССР в Германии С.А. Бессонов писал Литвинову из Берлина о том, что, по мнению Я. Шахта, неудача переговоров в США и во Франции может негативно отразиться в определенной степени на кредитных переговорах с Германией. Не все советские заказы могут быть в ней размещены. Фирмы постараются затягивать переговоры. 14 марта министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль в беседе с полпредом Потемкиным о проекте советскофранцузского пакта неожиданно заговорил о долгах, на что полпред категорически заявил, что не следует связывать эти две проблемы26. В ответ Лаваль сказал, что он все же собирается поставить перед советским правительством и Сталиным вопрос о возможном урегулировании долгов, так как многие держатели русских бумаг требуют этого. Потемкин убеждал своего собеседника не предпринимать такого нежелательного шага, ибо советское правительство отрицательно настроено к этому вопросу, и может последовать неблагоприятная реакция27. Таким образом, в Берлине и Париже пристально наблюдали за переговорами в Вашингтоне. В ряде европейских стран развернулась кампания против СССР и его руководителей. В ней принял участие лично Муссолини. Она была беспрецедентной в истории советско-итальянских отношений28. Не лучше была ситуация в Финляндии. 27 февраля 1935 г. Литвинов в беседе с посланником Финляндии в СССР Ирье Коскиненом заявил: "Ни в одной стране пресса не ведет так систематически враждебной кампании, как в Финляндии. Ни в одной соседней стране не ведется такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии"29. 1б февраля из Берлина в Москву поступила телеграмма, в которой полпред Я.З. Суриц писал: "Антисоветская кампания в разгаре". Германская дипломатия, заигрывая с Англией, добивалась "свободы действий на Востоке", используя при этом охлаждение в советско-американских отношениях30. Десять дней спустя в НКИД от него опять поступила такая же тревожная депеша. Она была адресована заместителю наркома Н.Н. Крестинскому. Суриц сообщал, что в Берлине нервная обстановка. Антисоветская кампания приняла отчетливые формы подготовки мирового общественного мнения против СССР. Она носит обдуманный характер. Активны Риббентроп и Розенберг. Их цель — убедить другие государства, что военное столкновение с СССР неизбежно, противоречия и разногласия непримиримы31. Внешнеполитическое положение Советского Союза складывалось крайне неблагоприятно. Раздражающим фактором в советско-американских отношениях являлся также вопрос о строительстве здания для посольства в Москве. Длительное время шли переговоры об этом, велась активная переписка, но безрезультатно. Американцы неоднократно ставили этот вопрос. 11 января 1935 г. посольство США вновь напомнило о необходимости его решения. Н.Н. Крестинский обратился с письмом к Сталину, Молотову, Ворошилову, Кагановичу и Орджоникидзе с предложением урегулировать этот назревший вопрос и принять положительное решение32. Спустя полтора месяца, 26 февраля Литвинов в докладной записке Сталину (копии Молотову, Кагановичу, Ворошилову и Орджоникидзе) не советовал занимать в сложившейся напряженной обстановке негативную позицию. "Мне кажется, что при нынешней напряженности наших отношений с Америкой, — отмечал Литвинов, — было бы нецелесообразно резко отказать во всех просьбах посольства, что, несомненно, еще больше обострило бы напряженность отношений"33. Он предлагал согласиться на беспошлинный ввоз материалов для американского посольства. Это соответствовало обычной международной правовой практике. Но его предложение не было принято. В условиях обострения международного положения, и в частности советско-американских отношений, негативной активности дипломатии США и противников признания Советского Союза, НКИД отстаивал свои позиции, проводимую ранее политическую линию в переговорах, принимал контрмеры. 16 февраля 1935 г. Литвинов встретился с корреспондентом газеты "Нью-Йорк Тайме" У. Дюранти и показал ему подписанный Рузвельтом меморандум об урегулировании долгов и претензий, против чего энергично протестовали американские власти. В меморандуме говорилось лишь о займе, а не кредитах. Дюранти предложил опубликовать этот меморандум в "Нью-Йорк Тайме". Литвинов отклонил предложение, но согласился, чтобы об их беседе появилась публикация в газете34. Так и было сделано. 18 февраля в "Нью-Йорк Тайме" о ней сообщалось на первой странице35. В госдепартаменте были недовольны. Буллит подтвердил, что Литвинов в беседе с ним постоянно подчеркивал, что он во время переговоров с Рузвельтом говорил о займах. В связи с отзывом госдепартаментом военно-морского и авиационного атташе у советского руководства возникла идея также отозвать своего военно-морского атташе вице-адмирала Ораса. Но Литвинов рекомендовал этого не делать. По его мнению, такой шаг мог быть оценен в Вашингтоне как политическая акция, последствием которой явилось бы углубление разногласий с Америкой. Он советовал не проявлять поспешность. Советское руководство воздержалось от отзыва военных представителей из США. В тот же день Литвинов написал еще одну докладную Сталину (копии Молотову, Кагановичу, Ворошилову, Орджоникидзе) о предложении С. Брукхарда относительно трехкратной пролонгации пятилетнего кредита с наступлением срока платежей через 20 лет. Выдвигалась также идея об отчислении самими американцами на покрытие долга Керенского некоторой доли процентов по советским товарным кредитам без специального соглашения об этом. Эти два предложения были приемлемы как основа для ведения переговоров, но возникает вопрос, спрашивал нарком, насколько эти предложения поддерживаются или исходят от госдепартамента, поручил ли он С. Брукхарду как неофициальному лицу выступать с ними37. Литвинов хотел выяснить этот важный вопрос. Приведенные факты свидетельствовали о стремлении наркома найти пути ослабления напряженности между двумя странами. В эти критические дни особенно активно было полпредство в Вашингтоне, стремясь ослабить и нейтрализовать выступление оппозиционных сил. 6 марта советник полпредства Б.Е. Сквирский встретился с сенатором У. Бора. В ходе беседы был затронут вопрос о неудаче переговоров о долгах. Советник кратко рассказал о мотивах поведения советского правительства во время переговоров. Главное — нежелание осложнять отношения с рядом европейских государств — Англией и Францией. Сенатор согласился, порекомендовав не обращать внимания на враждебную кампанию прессы Херста. "Все разумные люди знают, что он не стесняется в средствах"38, — справедливо заметил Бора. Через два дня С.А. Трон сообщил Сквирскому, что провал переговоров о долгах породил большое чувство разочарования в деловых кругах, особенно после того как помощник госсекретаря У. Мур предупредил компании пока воздерживаться от контактов с представителями СССР до заключения соглашения о долгах. Поэтому они пассивны в отношении кредитования и торговли39. 6 февраля Трояновский выступил в клубе колледжа в Спрингфилде на тему "Борьба Советского Союза за мир и разоружение — главная черта его внешней политики". Спустя пять дней он прочитал доклад в Колумбийском университете о положении в Советском Союзе. Буквально через два дня полпред рассказал в Американской академии политических и социальных наук о внешней политике советского государства. "Наука в Международных отношениях" — такова была тема его выступления о единстве мира и необходимости сотрудничества ученых миролюбивых стран. 13 февраля Трояновский, выступая в Филадельфии с докладом о положении в мире, обратил внимание на внешнюю политику Японии, ее отказ от подписания советско-японского договора о ненападении40. 13 марта Б.Е. Сквирский сделал доклад в Американо-русском институте в Филадельфии, рассказав слушателям о внутреннем и внешнем положении Советского Союза. Неделю спустя Трояновский выступил в Нью-Йорке, в клубе банкиров. В своем большом докладе полпред с беспокойством говорил о нарастании угрозы войны. Если она возникнет, то в нее будут втянуты многие государства и народы. Она не будет локальной и изолированной. Напротив, этот катаклизм неизбежно приобретет мировой масштаб, который будет самым разрушительным. Неисчислимы будут его жертвы. И народы всех континентов должны осознать опасность надвигающейся катастрофы. Необходимо объединение государств и народов в целях сохранения и защиты мира на земле. Таково веление времени. Особое место, — подчеркнул он, — занимают отношения между СССР и США. Это две великие державы, и от их политики и взаимоотношений многое зависит в мире41. Наблюдая за развернувшейся в печати широкой враждебной кампанией и оживленным обсуждением в американских официальных кругах проблемы отношения к Советскому Союзу, Трояновский полагал, что в определенной степени вина лежит на советской дипломатии. Она не была, как ему казалось, достаточно гибкой, не использовала всех возможностей в ходе переговоров о долгах. Позиция советского правительства была иногда излишне твердой и однозначной. Но и американцы также проводили жесткую линию. Беда в том, что они уверовали в возможность побудить Москву к согласию и принятию требований Вашингтона путем неуступчивой дипломатии. Трояновский считал все же возможным продолжать поиск компромиссов, взаимоприемлемых вариантов, конструктивного диалога. Литвинов и Крестинский иначе оценивали сложившуюся обстановку и не видели смысла продолжать переговоры с американцами о долгах, взаимных претензиях и кредитах. Они настаивали на принятии советских условий. Разные подходы и взгляды на переговоры рельефно обнаружились в переписке НКИД с полпредством в Вашингтоне. 2 февраля Литвинов в письме, адресованном в политбюро ЦК партии, просил разъяснить Трояновскому: "Мы не заинтересованы в возобновлении переговоров и предлагаем ему таких переговоров не стимулировать"
42. Но полпред, по-видимому, оставался при своем мнении и продолжал настаивать на своем предложении. Он считал необходимым не прерывать переговоров. По его мнению, невыгодно от них отказываться. Возражая послу, 9 марта заместитель наркома Н.Н. Крестинский убеждал его: "Возобновление переговоров возможно и целесообразно лишь в том случае, если американцы признают, что мы не можем принять их прежнее требование и что исходным пунктом новых переговоров должно быть принятие американцами нашей позиции в вопросе о кредитах"43. Касаясь торговли с США, Крестинский соглашался вести ее на условиях обычного кредита. Одновременно он подчеркивал: "Нам их кредиты не нужны, и в то же время нам было бы политически очень выгодно иметь соглашение о платеже долгов"44. В том же письме Крестинский констатировал, что переговоры о долгах оказали негативное влияние на американское правительство и общественное мнение страны. Но если бы советское правительство, отмечал Крестинский, удовлетворило американские требования о долгах, тогда пришлось бы иметь дело с европейскими государствами, и в первую очередь с Францией. Она наверняка бы также предъявила требования об уплате долгов. Отказ ей вызвал бы негативную реакцию французов и затруднил бы переговоры о новом торговом соглашении, включая вопрос о предоставлении кредитов. Таким образом, выигрыш американцев, подчеркивал Крестинский, "повел бы за собой серьезные осложнения... В дальнейшем нужно пока выжидать, не предпринимать никаких шагов, учитывая, что немцы предлагают кредит 200 млн марок на 5 лет. К тому же Чехословакия готова предоставить пятилетний кредит. От американцев же мы готовы принять кредит сроком на 20 лет. Таковы наши условия, и мы от этого не отступим". Напомним, что 20 апреля между Германией и Советским Союзом было заключено соглашение, по которому Берлин предоставлял кредит в сумме 200 млн марок. Резюмируя переговоры о долгах и кредитах, Крестинский далее писал: "...К нам предъявляли требования, которые мы ни в коем случае не могли удовлетворить. На нас давили, давили между прочим и угрозой разрыва отношений, если мы не согласимся платить по старым долгам... Теперь же переговоры объявлены законченными. Мы долгов не платим, отношения, тем не менее, не разорваны, и, насколько можно судить по всей информации, которая к нам поступает, американское правительство к этой мере прибегать не собирается"45. Госдепартамент с самого начала заявил, что вопрос о разрыве отношений даже не обсуждался. Внесенные по нему в конгресс резолюции не рассматривались. Таким образом, налицо был благоприятный выход из трудного положения. Так оценили в Москве развитие советско-американских отношений. Поэтому Крестинский писал Трояновскому о решительном несогласии возобновить переговоры о долгах и кредитах. "Лаваль, — сообщал он, — будучи в Москве, ставил перед Сталиным вопрос о платеже долгов. Сталин просто отмахнулся от этого вопроса как неактуального и несерьезного"46. В действительности, это был слишком серьезный вопрос и советское правительство комплексно рассматривало его во время переговоров с США, учитывало позицию Франции и Англии. Крестинский в переписке с Трояновским неоднократно подчеркивал, что правительство не отказывалось от переговоров с США по вопросам о долгах, но на условиях, которые были ранее изложены. Пусть американцы примут "наши позиции в вопросе о кредитах". 9 марта 1935 г. Литвинов также направил письмо Трояновскому, в котором отмечалось, что советское правительство согласно на американский заем с выплатой годовых 7,5%, хотя многие государства предлагают финансовые кредиты с погашением 5,5 — 6,5% в год47. СССР не может гарантировать обязательность заказов в США в течение 20 лет48. Несколько позже, 5 мая, нарком уведомил Трояновского о том, что предлагаемый американцами пятилетний заем для советского государства неприемлем. Можно вести переговоры только о двадцатилетнем займе49. Приводимые аргументы не вполне убеждали Трояновского, который 27 марта с беспокойством сообщал наркому Литвинову, что переговоры прерваны, а в политических и дипломатических кругах Вашингтона царит обеспокоенность. Активно обсуждаются события в Европе. Говорят об опасности войны и возможной в этой связи позиции США. Вопрос же о долгах и кредитах — незначительный вопрос и мало кого занимает в высших сферах. Поэтому возможности для соглашения еще не упущены. Банковская группа Моргана заинтересована в наших заказах, в расширении экономических связей. "Я стою за обсуждение и заключение соглашения, ибо оно нам нужно в предвидении предстоящей войны", — писал Трояновский. "Следует иметь в виду, — продолжал он, — что в Европе довольно ощутимо колеблется чаша весов между миром и войной. Об этом много говорят и пишут. Обсуждаются вопросы внешней политики США и советско-американские отношения. Некоторые выступают за сближение с СССР, а другие — против. Американский легион и другие организации собирают сотни тысяч подписей за разрыв дипломатических отношений с советским правительством"50. Между тем нельзя было не считаться с тем, что президент Рузвельт, вопреки обещанию, не согласился предоставить ни заем, ни двадцатилетний финансовый кредит. То был неоспоримый и очевидный факт. Госдепартамент в переговорах не шел на уступки, придерживался тактики нажима и давления на советскую сторону, выжидал осложнений положения СССР на Дальнем Востоке и в Европе, пытаясь перед общественностью возложить ответственность на советскую сторону. 22 марта поверенный в делах США Д. Уайли в неофициальном разговоре с П. Лапинским жаловался на ненормальное состояние американо-советских отношений. С раздражением он говорил и упрекал советские органы власти, их отношение к США. По его мнению, во всем повинна Москва51. В этой оценке проявилась необъективность его суждений.
В целом переговоры о долгах, продолжавшиеся 15 месяцев, оказались безрезультатными. В ходе их не удалось преодолеть разногласия, а именно: сколько и какой процент советское правительство обязано было платить в счет погашения долгов, на каких условиях американское правительство согласно предоставить долгосрочный кредит Москве. Факт сокращения штата посольства, закрытие генконсульства в Москве и внезапный отзыв морского и авиационного атташе являлось политической демонстрацией госдепартамента. Но дальше он не пошел. В конечном счете тяжелая ситуация, в которой оказались обе страны, была преодолена сравнительно благополучно. Не произошло наихудшего — разрыва дипломатических отношений, их развитие во многом зависело от событий в Европе и на Дальнем Востоке, где Советский Союз играл активную роль.