Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Шрифт:
Переговоры интенсивно продолжались несколько месяцев, и только 30 сентября было заключено соглашение сроком действия до 31 декабря 1940 г. В конце сентября 1935 г. после продолжительных переговоров Амторг заключил соглашение с "Радио Корпорейшн" об организации технической помощи советской радиопромышленности. Оно было поистине важным и всеобъемлющим. Американская радиокомпания согласилась разрешить советским специалистам посещать ее радиозаводы и лаборатории88. В соглашение были включены статьи о размещении крупного заказа на оборудование, об оказании технического содействия советской радиопромышленности, предоставлении компанией чертежей, организации обмена информацией, инженерами и опытом работы89. Соглашение имело большое значение для налаживания экономического сотрудничества и развития технической связи. Положительную роль в этом важном деле играл Владимир Кузьмич Зворыкин (30.7.1889 —29.7.1982) — выдающийся ученый, крупнейший изобретатель в области электроники. Впервые он посетил США в конце 1918 г., поступил в Питтсбурге на работу в фирму "Вестингауз Электрик". К 1923 г. создал телевизионное устройство, но руководство фирмы не смогло оценить значимость изобретения и посоветовало ему "заняться чем-нибудь более полезным"90. И только спустя 15 лет он получил запоздалое признание и патент. Зворыкин увлеченно и самозабвенно разрабатывал телевизионные идеи, постоянно занимался усовершенствованием телевизионной техники, фотокатодов, передающих трубок, иноскопов. В 1933 г. ему удалось создать телевизионную систему, а спустя три года в США впервые в мире уже применили телевизионные передачи. И в этом была великая заслуга Владимира Кузьмича. В Москве внимательно следили за успехами изобретателя. В 1933 г. советские специалисты в области радиоэлектроники С. Векшинский и А. Шорин посетили лабораторию Зворыкина, они увидели и узнали много интересного в развитии электронного телевидения. В том же году В.А. Зворыкин посетил СССР, выступил в московском Доме ученых с докладом о своих изобретениях, установил контакты с советскими учеными. Зворыкин содействовал заключению в 1935 г. договора между Наркоматом электропромышленности с "Радио Корпорейшн оф Америка", сотрудничество между которыми сыграло положительную роль в развитии отечественной радиоэлектроники. Зворыкин внес большой вклад в развитие и других направлений техники, особенно в области медицинской электроники. Он был президентом Международной федерации медицинской электроники и биологической техники. Ему принадлежат свыше 120 патентов, более 80 научных исследований. Он удостоен более 30 наград. За достижения в области науки был избран членом американской Академии инженеров, американского философского общества, почетным членом многих академий и научных обществ. Ученые называли его "подарком американскому континенту". В первой половине 1935 г. комиссия во главе с известным конструктором профессором А.Н. Туполевым посетила Америку, Францию и Англию. То была длительная, 145-дневная научная командировка ответственных работников ЦАГИ. Туполева сопровождали инженеры АА. Архангельский, А. Аузан, В. Бабушкин, Г.О. Бертош, НА. Головин, Б.М. Кондорский, М.А. Тайна. По пути в США делегация остановилась на одиннадцать дней во Франции, где ей был оказан исключительно радушный прием. Гости посетили семь заводов и три научно-исследовательских авиационных института. Они обратили внимание на высокий уровень французской авиационной техники, выдающееся качество высотных моторов мощностью 860 л. с. Большое впечатление произвели скоростные самолеты "Кодрон". После Франции члены комиссии на корабле отправились в США, где пробыли около трех месяцев. Взяв на прокат семь автомобилей, они путешествовали по всей стране, проехали 17 тыс. км. В Нью-Йорке они были недолго. Ознакомившись с авиационными заводами, расположенными вблизи города, члены делегации направились во Флориду, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Чикаго, Детройт и снова возвратились в Нью-Йорк. Повсюду гостей ожидали теплые встречи. Их целью являлось ознакомление с американской авиационной техникой. Они посетили основные самолетостроительные и мотостроительные заводы, в частности компаний "Кертис-Райт", "Пратт-Уитней", "Кипер", "ГлэнМартин", "Дуглас", "Норттроп", "Локхид", "Консолидейтед", завод известного русского инженера-конструктора Игоря Сикорского по производству гидросамолетов С-42, предназначенных для тихоокеанских авиалиний, и многие другие заводы. Ознакомились они также с работами научно-исследовательских институтов Ланглейфилда и Райтфилда, побывали в известных аэродинамических лабораториях технологического института в Пассадене (Калифорния) и Массачусетского университета. Инженер А. Аузан по возвращении на родину опубликовал 11 и 12 июля две большие статьи в газете "За индустриализацию". "То, что я воочию увидел
Возвращаясь из США, комиссия остановилась в Англии на пять дней, из них два дня пробыла в Хелдоне, где происходил традиционный английский воздушный праздник, на котором было показано несколько новых образцовых машин-монопланов. Рассказывая о своих впечатлениях от довольно продолжительного путешествия за границу, Туполев в интервью корреспонденту С. Каневскому, встретившему комиссию на советской границе, отметил: "В общем наша поездка за границу дала очень много полезного. Особенно полезным оказалось знакомство с американской авиацией"94. Приезд в США делегации во главе с Туполевым привлек большое внимание американских деловых кругов, в частности представителей авиационных фирм. 12—13 марта 1935 г. заведующий отделом восточноевропейских стран госдепартамента Р. Келли организовал встречу Туполева с ответственными сотрудниками госдепартамента95. В его честь были организованы встречи в Вашингтоне и Нью-Йорке. На завтраках присутствовали президенты и вице-президенты ведущих авиационных компаний, посол в Москве У. Буллит, сотрудники госдепартамента Р. Келли и Э. Пакер, представители министерства торговли, национальной аэронавтики. Редактор журнала "Авиация" Эдуард Варнер имел с ним беседу. Во время многочисленных встреч А. Туполев интересовался состоянием авиапромышленности в США, ее технологией. Предприниматели в свою очередь хотели узнать возможности получения советских заказов на изготовление самолетов.
20 июня 1935 г. в полпредстве был организован завтрак по случаю возвращения Туполева в Москву. Присутствовали представители департаментов, авиационных компаний, известные конструкторы96. Одним словом, в 1935 г. явно обозначились серьезные сдвиги в торговле между двумя государствами. Всесоюзная торговая палата установила контакты с палатами в Чикаго, Филадельфии, Балтиморе, Кливленде, Бостоне. Советский экспорт в США в 1935 г. составлял 17,8 млн долл., а импорт из Америки — 27,7 млн долл.9 7 Вашингтон настаивал на его увеличении. В конце 1935 г. министр торговли Даниэл Ропер сделал заявление о намерении посылать небольшие группы бизнесменов в разные страны для изучения возможностей расширения торговли. Советник полпредства в Вашингтоне Б.Е. Сквирский считал поездку такой же группы в СССР полезной. Она могла бы ознакомиться с торговыми возможностями страны. Но для этого необходимо, подчеркивал советник, создать подходящие финансовые условия. Рост торговли способствовал бы ослаблению деятельности враждебных элементов.
16 ноября 1935 г., в день второй годовщины восстановления дипломатических отношений, второй секретарь американского посольства Л. Гендерсон посетил НКИД и в беседе с заведующим экономической частью Б. Розенблюмом предложил восстановить непосредственный безвалютный товарообмен между Камчаткой и Аляской. Изучение этого вопроса показало, что до 1917 г. между Аляской и Камчаткой поддерживались экономические связи. На Камчатку завозились продовольственные товары из Японии, Китая и Америки. Несколько компаний США поставляли товары в северную часть Камчатки. В принципе со стороны НКИД возражений против восстановления этих связей не было. Но эта идея не получила, по-видимому, поддержки у других ведомств. Предложение не было реализовано, хотя здравый смысл подсказывал другое". 20 ноября Буллит уведомил госдепартамент о беседе с Трояновским, который находился в Москве. Полпред сообщил ему, что советское правительство готово произвести закупки в США более чем на 50 млн в 1935 г. и на 100 млн долл. в 1936 г., если только США или американские банкиры предоставят заем в 50 млн на 5 лет с 4,5% годовых100. 17 декабря 1935 г. бывший сенатор С. Брукхардт попросил советника Б.Е. Сквирского оказать ему содействие в посещении СССР. Он хотел побывать на фабриках и заводах, встретиться с их руководителями и затем, по возвращении в США, выступить в прессе с серией статей о произошедших изменениях в стране с 1923 по 1935 г. Но, к сожалению, ему было отказано. Глава Амторга И. Боев в том же месяце на пароходе "Аквитания" отправился в Европу. Его ждала Москва. У него в портфеле, говорилось в прессе, было много деловых предложений относительно урегулирования некоторых долгов и претензий американских граждан к советскому правительству. Боев имел при себе контракт по продаже нефти компании "Сокони-Вакуум К0". Многим казалось, что открывались перспективы расширения торговли. Увеличивались советские заказы. Пребывание двух больших групп специалистов в США свидетельствовало о практических возможностях экономических связей между промышленными предприятиями. В сентябре 1935 г. ряд американских фирм ("Дженерал Моторс", "Юнайтед стил" и другие) предлагали СССР краткосрочные кредиты для закупок товаров101. Примечательно, что 13 июля во время заключения торгового соглашения, председатель Амторга И.В. Боев направил телеграмму наркому А.П. Розенгольцу и копию Сталину. Он сообщал, что, по словам Бертрана, помощник госсекретаря Мур беседовал с Рузвельтом. Последний согласился дать указание Экспортно-импортному банку о предоставлении займа американским экспортерам для развития торговли с иностранными государствами. Такие операции банка могли бы свести до минимума значимость закона Джонсона. Мур выразил готовность оказать содействие в оформлении советского заказа на сумму 50 млн долл. через Экспортно-импортный банк, договориться о методе финансирования, ориентировочной номенклатуре товаров. С поставщиками предполагалось вести дело на базе наличного расчета после поставки товаров. Все прибыли Экспортно-импортного банка от торговли с другими странами должны были поступать в распоряжение администрации США или в ведение конгресса. Мур пожелал встретиться с И.В. Боевым и конкретно обсудить эти вопросы. Это предложение содержало ряд положительных моментов. Боев полагал целесообразным вступить в контакт с У. Муром, обменяться с ним мнениями и лично убедиться, насколько сообщение Бертрана соответствовало действительности, установить условия Экспортно-импортного банка по финансированию закупок без связи со старыми долгами. При этом он проявлял крайнюю осторожность в своих суждениях, зная категорический запрет Москвы в отношении возобновления переговоров. Ведь такое же предупреждение получил и Трояновский102. 20 июля от наркома А.П. Розенгольца последовало указание: "Воздержаться". Не следует, говорилось в депеше, проявлять инициативу в проведении встречи, так как это произвело бы впечатление поисков кредитов советской стороной. Вопрос о кредитах не следует связывать с проблемой долгов. Пока преждевременно вести разговоры о технике финансирования103. Из этого видно, что в Москве, придерживаясь ранее занятой позиции, не хотели откликаться на американскую инициативу. В тот же день из Вашингтона поступила телеграмма от самого Трояновского. Во многом она совпадала с информацией Боева. По полученным сведениям, Мур собирался встретиться с полпредом и предложить ему пятилетний финансовый кредит с однократным его пролонгированием на следующий такой же срок. Согласно указанию президента, Экспортно-импортный банк мог бы предоставить кредит без связи с долгами в 100 или 200 млн на пять лет с 7% годовых, причем 25% кредита будут покрывать частные фирмы. Прибыли от банковских операций должны были поступить в распоряжение президента Рузвельта. Идея американской стороны не упоминать о долгах и дополнительных процентах, по мнению полпреда, заслуживала внимания и изучения. Он просил указаний. Однако депеша от Трояновского вызвала недовольство у Крестинского. В докладной записке Сталину он отмечал, что госдепартамент через посредника сделал новое предложение Трояновскому, и изложил его суть. В случае принятия этого предложения Рузвельт разрешил бы Экспортноимпортному банку открывать кредиты не только странам "плательщикам", но и "неплательщикам", в том числе и СССР. Выступая в ноябре 1935 г. в журнале "Внешняя торговля", АП. Розенгольц признал, что США являлись самой кредитоспособной страной, и импорт иностранной техники, промышленного оборудования способствовал бы индустриализации, тем более, что условия для торговых сделок в последнее время улучшились104. Крестинский был по-прежнему категоричен в своих суждениях. Он решительно добивался от американцев принятия советских предложений. "Нет никаких оснований, — заявлял он, — пересматривать нашу позицию, и следует предложить Трояновскому не давать втягивать себя в переговоры". Гендерсон в беседе с Розенблюмом зондировал почву о возможности восстановления непосредственного безвалютного товарообмена между Камчаткой и Аляской, которые обладали почти одинаковыми хозяйственными структурами. Они ввозили продовольственные товары (мука, крупа, овощи и т.п.), а вывозили главным образом пушнину и рыбопродукты. До 1924 г. Камчатку снабжали американские фирмы "Моккои", "Гриффин", "Линден", "Свенсен" и другие, а также Япония и Китай. В 1924 г. торговые операции в Камчатском крае перешли к госорганам и кооперации, которые начиная с 1931 г. уже полностью удовлетворяли потребности как промышленности, так и населения, за исключением японских рыбных концессионных участков, получающих товары из Японии. Розенблюм полагал, что к предложению Гендерсона надо относиться осторожно. НКВТ должен изучить этот вопрос106. Между тем 7 октября замнаркома НКВТ Крестинский в письме Сталину сообщал, что несколько фирм из Нью-Йорка и Бостона предложили расширить торговлю с советским государством, выразили готовность предоставить кредиты, но только после урегулирования вопроса о долгах. "На это мы, — по мнению Крестинского, — пойти не можем. Заказы американским фирмам вполне возможны, и их можно расширить, если только будут представлены обычные кредиты без предварительных условий". В этой связи Трояновскому была направлена телеграмма: "Скажите Вашим собеседникам, что фирмы, готовые продавать нам товары на обычных коммерческих условиях с помощью Экспортно-импортного банка или без его помощи, могут обращаться со своими конкретными предложениями в Амторг, который будет решать вопрос о приемлемости или неприемлемости каждого отдельного предложения, исходя из нашего стремления усилить торговые связи с Америкой. Мы, однако, в этих случаях отказываемся затрагивать вопрос о долгах"107. Итак, советское правительство выступало за расширение торговли, но на приемлемых условиях при предоставлении кредитов и без обсуждения проблемы долгов. Неделю спустя, 13 октября, Трояновский получил от Крестинского еще одну телеграмму с разъяснением позиции советского правительства. В ней констатировалось, что переговоры с США о займе или долгосрочном финансовом кредите на базе частичной уплаты старых долгов окончились неудачно и не следует "даже в отдаленной степени вновь создавать у американцев представление, что мы когда-либо по старым долгам будем платить"108. Кредитно-торговые предложения можно рассматривать лишь при условии, когда они "ни прямо, ни косвенно не связаны с проблемой наших старых долгов"109. Позиция правительства была изложена предельно четко.
Достоин внимания следующий эпизод, проливающий свет на экономические отношения между двумя странами.
Член Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) М.А. Сорокин, четырежды посетивший США, встречался с руководителями компаний по вопросам автомобильной промышленности. Многие ему говорили о недостатке информации о Советском Союзе, неурегулированности ряда проблем и неиспользовании возможностей в торговле. 9 ноября 1935 г. Сорокин направил К.Е. Ворошилову отчет о пребывании в США в связи с приемом автомобилей для Горьковского автозавода и ЗИС. Вместе с И. Боевым он присутствовал на завтраке у вице-президента "Дженерал Моторс" и Американской экспортной ассоциации Т. Муни. Там был и банкир Бертран. В ходе беседы был затронут вопрос о советско-американских отношениях. Эта тема интересовала Муни, и он считал своим долгом высказать личные соображения. "В американских кругах, — сказал он, — создалось впечатление, что Союз морочит голову и не хочет делового сближения с Соединенными Штатами". Он выразил недовольство, что "Дженерал Моторс" никак не может наладить сотрудничество с представителями советской промышленности. В таком же положении оказался крупнейший химический концерн "Дюпон". Бертран заметил, что возможность получения займов и долгосрочных кредитов в США исключена. Экспортноимпортный банк может предоставить только кратковременные кредиты. Это реальность, и надо из нее исходить. "Не следует допускать охлаждения отношений между странами", — подчеркнул Муни.
Как видно, проблема долгов и кредитов продолжала негативно воздействовать на развитие советско-американских отношений даже после успешного завершения переговоров о торговле. Следует при этом отметить, что план экспорта товаров в США по линии Амторга в 1935 г. был полностью выполнен, хотя это далось не легко. Амторгу приходилось преодолевать большие препятствия и трудности. Экспортное управление НКВТ признало работу Амторга даже неудовлетворительной, так как на 1 октября 1935 г. остаток товаров на складах оценивался в 130 тыс. долл. Обеспокоенное управление отметило слабое знание американского рынка111. В целом Наркомат внешней торговли стремился выполнить взятые на себя обязательства. Докладывая главе правительства В.М. Молотову о торговых отношениях с США в 1935 г., НКИД констатировал: "В экономической области радикального изменения положения не произошло. У деловых кругов были надежды на расширение торговли. Литвинов говорил в Нью-Йорке о 500 млн долл., но этой торговли нет". Как положительный момент отмечалось заключение торгового соглашения 13 июля, "распространение принципа наибольшего благоприятствования на основании акта 1934 г., кроме угля. Это сделано взамен нашего обязательства сделать покупку товаров на 30 млн долл., это вдвое больше, чем в 1934 г."112 Характерно, что в момент обмена нотами Буллит в беседе с Литвиновым затронул вопрос о дате созыва конгресса Коминтерна. Прежде он неоднократно пытался обсуждать эту тему, в частности с Карлом Радеком и П.Л. Лапинским. Посол выражал протест против участия в работе конгресса американских коммунистов. Если это произойдет и они получат какие-либо директивы от Коминтерна, автоматически наступит разрыв советско-американских отношений, предупреждал Буллит. Поэтому, поставив подпись под торговым соглашением, он все же счел уместным признаться Литвинову, что "предстоящий конгресс Коминтерна не дает ему покоя и причиняет бессонницу". Литвинов с огорчением подумал, что не успела еще закончиться первая кризисная ситуация в советско-американских отношениях, как назревает вторая.
Конгресс Коминтерна и позиция США
С 25 июля по 21 августа 1935 г. в Москве, в Доме Союзов, проходил VII конгресс международного форума руководителей и представителей компартий. В его работе принимали участие 513 делегатов от 65 компартий. Очередной конгресс был созван в обострившейся международной обстановке. Япония, оккупировав Маньчжурию, расширяла экспансию в Китае. Германия встала на путь ревизии Версальской системы: Гитлер заявил о пересмотре государственных границ с соседними странами насильственным путем; в марте он открыто провозгласил создание армии и флота для войны. С докладами выступили руководители Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала: Вильгельм Пик — о деятельности Исполнительного Комитета, Георгий Димитров — о задачах Коминтерна в борьбе за единство рабочего класса против фашизма, Пальмиро Тольятти (М. Эрколи) — о подготовке и опасности войны, Д.З. Мануильский об итогах социалистического строительства в СССР1. И.В. Сталин присутствовал лишь на открытии конгресса. В центре внимания собравшихся были вопросы об опасности фашизма и угрозе возникновения войны. Обстановка требовала усиления борьбы за мир и демократию. Выступавшие призывали к единству действий с социал-демократией и профсоюзами, к формированию единых действий и защите общенациональных интересов2. Решения конгресса, определявшиеся изменившейся обстановкой в мире, свидетельствовали о новой стратегической и тактической линии компартий, об отказе от установившихся и получивших широкое распространение в прошлом догм, подчас надуманных схем, шаблонов и стереотипов. Конгресс выдвинул идею создания Народного фронта, объединения демократических сил против фашизма и угрозы войны3. Вместе с компартиями многих стран в работе конгресса приняла участие и делегация Коммунистической партии США, которую возглавили генеральный секретарь Эрл Браудер и ее председатель Уильям Фостер. В своих выступлениях американские делегаты воздерживались от антиправительственных заявлений. Коммунистическая партия США в то время была малочисленна, ее влияние незначительно, в политической жизни страны она не играла заметной роли. На выборах в конгресс страны и в штатах она не поддерживалась избирателями. Американские власти, и в частности госдепартамент, категорически возражали против участия в конгрессе представителей компартии США. Само участие в его работе официальный Вашингтон расценивал как невыполнение советским правительством советско-американского соглашения от 16 ноября 1933 г., в котором было заявлено о невмешательстве во внутренние дела друг друга. В тексте соглашения, заметим, ничего не говорилось о Коминтерне и его деятельности. Во время переговоров 1933 г. нарком иностранных дел М.М. Литвинов убеждал президента Ф. Рузвельта в том, что советское правительство не ответственно за действия Коминтерна и не может брать никаких обязательств в отношении его. Трудно поверить, что президент разделял доводы и аргументы главы внешнеполитического ведомства СССР. Тем не менее он согласился вообще не упоминать в соглашении о Коминтерне. Однако в США впоследствии стали шире толковать это соглашение4. Уместно отметить, что при установлении дипломатических отношений Литвинов и Рузвельт подписали ряд важных документов, среди них ноты о нормализации отношений между двумя государствами, о невмешательстве во внутренние дела друг друга и воздержании от ведения революционной пропаганды. Стороны обменялись письмами по религиозным вопросам, правовой защите граждан, судебным делам. Было издано совместное коммюнике о переговорах по финансовым вопросам, желательности по возможности быстрее урегулировать все нерешенные проблемы касательно уплаты долгов и взаимных претензий5. Между тем жизнь внесла серьезные коррективы. Надежды Москвы на политическое сотрудничество двух крупнейших государств в деле сохранения всеобщего мира не оправдались. Переговоры об уплате долгов советским правительством выявили серьезные разногласия сторон. Неудача постигла переговоры как в Москве, так и в Вашингтоне. В начале февраля 1935 г. они были прекращены6. Американская администрация отказала Советскому Союзу в предоставлении долгосрочного кредита. Вашингтон сократил штат посольства в Москве, были отозваны помощники военного атташе по авиации и военно-морским вопросам. В течение более полутора лет не заключалось торговое соглашение. В целом как в Москве, так и в Вашингтоне были недовольны состоянием отношений между двумя странами. Серьезным препятствием на пути их развития явилась неурегулированность вопроса об уплате советским правительством долгов, хотя именно американская сторона отказалась от условий, зафиксированных в коммюнике, подписанном президентом Рузвельтом. Предвзято и односторонне госдепартамент интерпретировал и соглашение о пропаганде, в котором стороны обязывались воздерживаться от вмешательства во внутренние дела друг друга, от пропаганды, имеющей целью нарушение территориальной целостности государства либо насильственное изменение политического или общественного строя. Внимательно наблюдая за деятельностью Коминтерна, госдепартамент направил 14 августа 1934 г. в Москву телеграмму послу Буллиту, в которой обращал внимание на то, что, по сведениям, советское правительство нарушало 4-й пункт соглашения Рузвельта—Литвинова от 16 ноября 1933 г. касательно пропаганды7. Такие сведения, говорилось в телеграмме, в госдепартамент поступали от Американской федерации труда и других организаций, от отдельных лиц. Далее сообщалось, что в декабре 1933 г. на пленуме ИККИ обсуждался вопрос о работе американской компартии. В январе 1934 г. ИККИ, сообщал госдепартамент, призывал газету "Дейли уоркер" более энергично выступать на своих страницах за организацию борьбы рабочих в защиту их интересов. Отмечалось также участие Э. Браудера и У. Уинстона в работе 13-го пленума ИККИ, состоявшегося в декабре 1933 г. В связи с приближением VII конгресса Коминтерна госдепартамент поручал Буллиту обратить внимание наркома Литвинова на то, что созыв конгресса Коминтерна в Москве будет рассматриваться Вашингтоном как нарушение упомянутого соглашения. Глава госдепартамента К. Хэлл просил проинформировать его о беседе с Литвиновым8.
Поступавшая в госдепартамент информация во многом отражала действительное положение. Коминтерн готовился к предстоящему конгрессу. 28 мая 1934 г. Президиум ИККИ определил повестку дня VII конгресса, порядок его открытия и подготовки. 9—10 июля им были рассмотрены задачи борьбы компартии Германии против фашизма, вопрос о едином рабочем фронте. 21 августа Политический секретариат ИККИ одобрил политику Французской компартии, призывая ее обеспечить проведение гибкой политики объединения всех сил против фашизма, единения ее с социалистами и профсоюзами. 5 сентября 1934 г. Президиум ИККИ принял решение о перенесении срока созыва VII конгресса Коминтерна на первую половину 1935 г.9 5 октября 1934 г. Буллит в беседе с Литвиновым по поводу предстоявшего созыва конгресса Коминтерна в Москве заявил, что если только на нем будут выпады против американского правительства или признаки управления из Москвы коммунистическим движением в США, то это может иметь серьезные последствия. Он выразил надежду на то, что Литвинов постарается воспрепятствовать деятельности Коминтерна, которая "противоречит обязательствам, зафиксированным в соглашении с Рузвельтом о пропаганде". Посол хотел бы иметь достоверную информацию о том, что советское правительство будет крепко держать в узде Коминтерн и не позволит ему делать то, что может ухудшить отношения Советского Союза с дружественными странами. По мнению Буллита, если Коминтерн выйдет из-под контроля, тогда правительство США, возможно, поставит вопрос о разрыве дипломатических отношений с правительством СССР. В донесении госдепартаменту посол спрашивал, насколько верны его суждения10. Пять дней спустя посол вновь затронул этот вопрос. В феврале 1935 г. в журнале "Коммунистический Интернационал" была опубликована статья о подготовке к конгрессу. В этой связи госдепартамент телеграфировал в американское посольство: постараться узнать, будет ли участвовать делегация от компартии США, ее состав и конкретные имена11. В последующие месяцы Буллит и его политический советник Уайли при встречах с сотрудниками НКИД неоднократно затрагивали вопрос о Коминтерне. В частности, в апреле 1935 г., по возвращении из отпуска в Москву, Буллит в беседах с официальными лицами советского руководства и коллегами по дипломатическому корпусу не раз спрашивал, когда состоится конгресс Коминтерна. Когда Буллит изложил свои возражения против созыва конгресса К. Радеку, тот решительно и возбужденно заявил: "Мы жили без США в прошлом и мы никогда не позволим вам и кому-либо еще диктовать нам, что мы будем делать в Москве"12. Один из старых большевиков, Павел Михалевский, также сделал характерное заявление послу: "Вы должны понять, что идея мировой революции — наша религия, и мы будем придерживаться ее и следовать ей. Никто нам не может воспрепятствовать". Так думали, пожалуй, многие участники конгресса.
Не все американские журналисты, аккредитованные в Москве, разделяли антикоминтерновскую активность Буллита. Так* корреспондент и публицист Льюис Фишер позвонил послу и сказал: "Едва ли подходящее время для подчеркивания разногласий между Советским Союзом и США. Ведь в Европе нарастает угроза войны, а Коминтерн намерен обсуждать проблему ее предотвращения". В начале июля он сообщил Буллиту, что конгресс Коминтерна состоится в конце июля или начале августа. И далее спросил, будут ли США заявлять протест НКИД, если лидеры американской компартии Браудер и другие примут в нем участие, подчеркнул, что он очень обеспокоен тем, что это может негативно отразиться на американо-советских отношениях14. Буллит, с недоверием относясь к Фишеру, уклонился от обсуждения этого вопроса. 22 июля Буллит в телеграмме жаловался Хэллу, как трудно добыть точную информацию о дате созыва конгресса. Это держится в глубокой тайне15. Несколько позже Буллит сообщал в Вашингтон, что, по его сведениям, Литвинов, Ворошилов и Молотов будто бы возражали Сталину при обсуждении вопроса о проведении конгресса. В депеше он писал: "Я считаю, что решение о проведении конгресса может быть отложено"16. Но он заблуждался. Вероятно, то была дезинформация. 3 июля госдепартамент инструктировал Буллита: если в Москве состоится конгресс Коминтерна и в нем будут участвовать представители американской компартии, выступать и одобрять резолюции, это явится нарушением взятых Литвиновым обязательств при заключении 16 ноября 1933 г. соглашения с Рузвельтом о пропаганде. В таком случае правительство США будет рассматривать это как вмешательство во внутренние дела американского государства. Необходимо довести это до сведения Литвинова17. Пять дней спустя Буллит спросил у Литвинова: "Верно ли, что открытие конгресса Коминтерна состоится в Москве 20 июля?" Улыбнувшись, нарком ответил: "Вы больше знаете о III Интернационале, чем я. Даже Сталин не знает этого". Посол понял, что Литвинов не желал продолжать разговор на эту тему. Хотя он, конечно, знал дату созыва конгресса. Когда же Буллит предупредил наркома, что участие делегации от компартии США в работе конгресса может отрицательно отразиться на советско-американских отношениях и иметь серьезные последствия, Литвинов в ответ сказал: "Я ничего не знаю об этом, и советское правительство не имеет никакого отношения к Коминтерну и его деятельности". Неудовлетворенный ответом Буллит проявил настойчивость. 13 июля в беседе с Литвиновым он вновь затронул эту тему. На сей раз нарком, напоминая о переговорах с Рузвельтом, категорично заявил: "Я помню, что я не мог давать каких-либо обещаний относительно III Интернационала". И это хорошо знал Буллит, присутствовавший во время бесед Литвинова с Рузвельтом. В беседах с Буллитом нарком постоянно уклонялся от обсуждения партийно-политических тем, особенно когда это касалось Коминтерна. Как дипломат, он был убежден в том, что его ведомство обязано заниматься только межгосударственными отношениями. Однако Буллит, проявляя повышенный интерес к Коминтерну, придерживался другого мнения. В эти дни в Москве шли переговоры с американской стороной о заключении торгового соглашения. 13 июля между Литвиновым и Буллитом состоялся обмен нотами о торговых взаимоотношениях между СССР и США. В них говорилось о признании Соединенными Штатами принципа наибольшего благоприятствования в торговле, установлении таможенных тарифов на основе торговых соглашений с другими иностранными правительствами. СССР обязывался принять меры к существенному увеличению закупок в США. Срок соглашения устанавливался в один год. Буллит воспользовался подписанием торгового соглашения, чтобы вновь заговорить о Коминтерне. 14 июля Литвинов в письме полпреду в США АА. Трояновскому отметил, что у него не проходило ни одной встречи, когда бы Буллит не спрашивал о дате созыва конгресса Коминтерна. "Вчера после подписания нот (о торговом соглашении. — Г.С.) Буллит уже со мной заговорил на эту тему, избегая угроз, сказал лишь, что этот вопрос не дает ему покоя и причиняет бессонницу. У меня создалось впечатление, что либо он действительно беспокоится по поводу последствий конгресса, либо же он преувеличивает их значение"20. Характерно, что 15 июля Буллит встретился с американскими корреспондентами, аккредитованными в Москве, и заявил, что со стороны советского правительства происходят, по его словам, нарушения ранее заключенных соглашений, и это может привести к крупным нежелательным последствиям. Он интересовался, знакомы ли журналисты с приготовлениями к конгрессу, рекомендовал узнать состав американской делегации21. Буллит подробно информировал Вашингтон о происходящих событиях в Москве и своих встречах с официальными лицами в связи с созывом конгресса. Подробно изложив свое видение американо-советских отношений, посол писал: "Некоторые люди в Вашингтоне полагают возможным прервать связи с Советским Союзом в случае нарушения даже по техническим причинам взятых Литвиновым обязательств. Для вас это покажется смешным, но это так". Такого развития событий Буллит опасался. Не исключая разрыва отношений с советским правительством со стороны Вашингтона, он предупреждал о последствиях такого шага. Советское правительство освободится в этом случае от принятых ранее обязательств, будет свободно в управлении коммунистическим движением; оно, несомненно, сократит закупки в США. Если в течение длительного времени не будет официальных дипломатических отношений, для Вашингтона это означает потерю важного наблюдательного пункта. Доверенной страной для представления интересов США в Москве могла бы быть Финляндия, которая аккуратно и вовремя уплатила долги; к ней большее доверие, чем к Норвегии. Нельзя доверять в этом вопросе крупным государствам. Если Вашингтон встанет на путь оскорблений, советское правительство, отмечал посол, ответит еще большими политическими упреками. Поэтому такая дипломатическая акция не принесет удовлетворения Соединенным Штатам. Следует также принять во внимание и предвидеть политическую реакцию американской общественности. Рассмотрев возможные последствия разрыва дипломатических отношений, Буллит в заключение рекомендовал, чтобы американское правительство при осложнении отношений между Москвой и Вашингтоном ограничилось устным протестом, высылкой из США советских консулов, а впоследствии, возможно, также военного и военно-морского атташе, лимитированием выдачи въездных виз советским чиновникам. При проведении такой линии и таких акций США, по мнению посла, следовало бы все же сохранить дипломатические отношения с Москвой. Это важно и необходимо, ибо через несколько лет Советский Союз, вполне вероятно, окажется втянутым в войну как на Дальнем Востоке, так и в Европе. В подобной ситуации желательно будет присутствие дипломатического представителя в Москве22. Как видим, накануне созыва конгресса Коминтерна посол информировал президента о возможных действиях в отношении СССР. Они были радикальными: американский дипломат советовал воздержаться от разрыва отношений между двумя странами, но подвести их к этой линии и держать в замороженном состоянии. Следует отметить, что не без активного участия Буллита еще в феврале 1935 г. между СССР и США возникла кризисная ситуация. 19 июля Буллит отправил пространное письмо государственному секретарю Хэллу с анализом внешней политики Советского Союза. Он отмечал, что руководители СССР глубоко верят в идею мировой революции и убеждены в претворении ее в жизнь. Но СССР пока слаб, поэтому советское руководство искренне желает мира и его сохранения, готовясь при этом к войне. В Европе, писал посол, для Советского Союза события развиваются неблагоприятно ввиду нарастания опасности со стороны Германии и Польши; на Дальнем Востоке Япония постоянно предъявляет к нему претензии и возможен военный конфликт. Дипломатия Кремля поэтому направлена на предотвращение войны. Но через десять лет ситуация решительно изменится в пользу Советского Союза, и Япония уже не в состоянии будет его атаковать. Франко-советский пакт о взаимопомощи преследует цель не допустить сближения Парижа с Берлином, удержать Европу расчлененной. Концепция Буллита сводилась к единению Европы, но без СССР. Он не разделял идеи о создании системы коллективной безопасности, активным проводником которой являлся Литвинов. Советские лидеры, отмечал Буллит, мечтают о столкновении Японии с США, поражении ее, установлении коммунистических режимов в Японии и Китае24. Содержание письма показывало, что посол был обеспокоен быстрым экономическим развитием Советского Союза и проходившей модернизацией его армии. Поэтому накануне созыва конгресса Коминтерна Буллит и изложил свои соображения о возможных ответных акциях официального Вашингтона. Американское посольство внимательно наблюдало за работой конгресса. На следующий день после его открытия Буллит телеграфировал в госдепартамент о составе президиума, повестке дня, кто из американской делегации избран в президиум и в редакционные комиссии. В депеше были изложены основные положения речи Вильгельма Пика на открытии конгресса. Отмечалось, что в ней и в последующих выступлениях нет никаких упоминаний о США и вообще ни одного слова об американцах. В последующие дни в Вашингтон поступали составленные на основе публикаций газеты "Правда" сообщения о содержании выступлений Браузера относительно движения безработных, забастовке в 1934 г. портовых рабочих в Сан-Франциско, а также о выступлении члена американской делегации Дарси, где он осветил положение черных в Америке. 2 августа У. Филлипс отправил телеграмму Буллиту с признательностью за интересную информацию о конгрессе, просил его и далее это делать. Он поручил ему представить немедленно после закрытия конгресса свои рекомендации, выявив, насколько нарушено соглашение Рузвельта-Литвинова о пропаганде и что следует предпринять25. Буллит пунктуально выполнил инструкцию госдепартамента. В тот же день посольством был передан в Вашингтон текст принятой конгрессом резолюции по докладу Пика. Через четыре дня были сообщены основные положения доклада Димитрова, а раздел доклада, посвященный США, — полностью26. 9 августа в госдепартамент по телеграфу было передано выступление на конгрессе члена делегации США Габриеля Грина о настроении американской молодежи, опубликованное в "Правде". Через два дня Браудер выступил по докладу Димитрова, посвященному положению в международном рабочем движении и созданию Народного фронта. Он говорил о возможностях объединения антифашистских сил в США, условиях возникновения рабоче-фермерской партии, борьбе демократических сил против фашизма и войны. Американская печать публиковала и комментировала поступавшие из Москвы материалы о работе конгресса, прежде всего все, что говорилось о США. Особую активность проявляли газеты Херста, настраивая общественность страны против СССР, обвиняя его в нарушении соглашения Рузвельта —Литвинова. В госдепартамент поступали многочисленные письма от американцев по поводу отношений с Советским Союзом и выполнения им принятых в соглашении обязательств. 16 августа Хэлл, информировав об этом Буллита, предложил ему немедленно после окончания конгресса сообщить свои предложения о том, какие акции госдепартамента желательно принять в отношении СССР. Спустя три дня Хэлл вновь потребовал ускорить присылку этих предложений, так как Рузвельт собирался на днях покинуть Вашингтон и хотел бы получить материалы до своего отъезда27. В другой телеграмме он просил информировать, когда и кто конкретно из советского руководства и от американской делегации участвовал в работе конгресса и выступал на его заседаниях. Такой список немедленно был представлен. Буллит, информируя госдепартамент о работе конгресса, 20 августа созвал совещание сотрудников посольства и сказал, что он "желает получить индивидуальные и коллективные предложения относительно действий, которые следует рекомендовать правительству в случае нарушения советским правительством обязательства не вмешиваться во внутренние дела США". Посол, изложив свои аргументы за и против разрыва дипломатических отношений, попросил каждого изложить личное мнение, насколько будет в интересах США разрыв дипломатических отношений. Только один из участвовавших в совещании выступил за разрыв отношений, остальные не видели для этого оснований. Совещание затянулось за полночь. Шли споры. Ответственные сотрудники посольства Джон Уайли и Лой Гендерсон призывали не проявлять поспешности и опрометчивости.
Как только конгресс закончил работу, Буллит, выполняя инструкции госдепартамента, начал составление рекомендаций, которых с нетерпением ждали в Вашингтоне. В жизни посла наступили ответственные дни. Ему надлежало показать себя как политика и дипломата, знатока американопсоветских отношений. Он, внимательно выслушав сотрудников посольства, приступил к докладу. Доклад начинался словами: "Вчера вечером завершил работу конгресс, являющийся вопиющим нарушением обязательств, данных Литвиновым президенту Рузвельту. Избрание в президиум Браудера и Фостера, включение американских делегатов в ряд комиссий, избрание американцев в исполнительные органы Коминтерна — все это, вне всяких сомнений, дает правительству США юридическое и моральное оправдание разрыва отношений с СССР. Такое юридически обоснованное заключение удовлетворит многих и будет правильным с точки зрения предотвращения распространения революционных идей, проповедуемых советским правительством, и их влияния на США. Однако при принятии окончательного решения нельзя руководствоваться эмоциями, необходимо принять во внимание и другие факторы, подумать о последствиях". Далее Буллит в значительной степени повторил мысли, ранее уже изложенные им в донесениях: "Разрыв отношений возможен, но в будущем не так легко будет их восстановить. К тому же надо иметь в виду, что в течение предстоящих десяти лет Советский Союз может превратиться в великую державу, подвергнуться атаке со стороны Европы и на Дальнем Востоке. В этих условиях для США важно будет иметь с Союзом дипломатические отношения с целью получения информации из Москвы в интересах Вашингтона. Возникает при этом одновременно вопрос: какова будет реакция американской общественности? Разумеется, президенту и госдепартаменту виднее, как поступить, но поскольку вы спрашиваете рекомендации, я считаю своим долгом изложить их". Он не советовал вставать на путь полного разрыва отношений с советским правительством и обращаться с письменным протестом, ибо обмен нотами, вероятнее всего, приведет к взаимным оскорблениям и будет бесполезен. Достаточно ограничиться, писал посол, устным заявлением полпреду А.А. Трояновскому в Вашингтоне и НКИД в Москве, отозвать советских консулов из Нью-Йорка и Сан-Франциско, сократить выдачу виз советским гражданам, особенно членам компартии СССР и работникам Коминтерна. Предусмотреть также отзыв в дальнейшем военного атташе Ф. Феймонвилла из Москвы, сокращение состава посольства с тем, чтобы и советские власти отозвали военного атташе В.А. Бурзина, помощника морского атташе капитана А.М. Якимишева. Это будет зависеть от реакции К.Е. Ворошилова. Если он не предпримет подобных шагов, тогда такую акцию можно отложить. Но Буллит этим не ограничился. Он настоятельно советовал Рузвельту выступить перед американским народом с заявлением о нарушении советским правительством, в частности Литвиновым, взятых на себя обязательств, об опасности действий Советского Союза и установок руководителя Коминтерна Димитрова в отношении объединения миролюбивых сил, создания Народного фронта, борьбы против фашизма и угрозы войны. Его призывы, по мнению посла, были направлены на подрыв американской демократии. Идея единого фронта вызывала у посла особое беспокойство, и он считал выступление Рузвельта чрезвычайно важным не только для Америки, но и для Европы29. Предложения Буллита были широкомасштабными. Их осуществление должно было привести к крайнему обострению американо-советских отношений, к кризисному их состоянию. В тот же день он отправил письмо лично Рузвельту: оно во многом повторяло уже высказанные им ранее взгляды. 25 августа Буллит в сопровождении советника Уайли по поручению правительства посетил заместителя наркома иностранных дел Н.Н. Крестинского и вручил ему конверт, сопроводив его следующей фразой: "В нем нота протеста в письменной форме от моего правительства. Вы, вероятно, ее ожидали. Она объемиста. Нужно время для ее изучения. Я не могу поэтому ожидать, что вы при мне ее прочтете и немедленно дадите ответ. Этот протест будет опубликован"30. Непривычное и подчеркнуто холодное поведение посла не вызвало удивления у Крестинского. Он сухо заметил: "Если речь идет о протесте, связанном с конгрессом Коминтерна, то мое правительство вынуждено будет этот протест отклонить. Официальный ответ вы получите по ознакомлении с содержанием вашего протеста"31. Буллит ушел недовольный. Нота госдепартамента не являлась неожиданностью. В официальных кругах Москвы предполагалось, что американские власти постараются использовать конгресс Коминтерна для выступления против СССР. Так и случилось. В Вашингтоне внимательно следили за деятельностью Коминтерна и терпеливо ждали удобного момента для того, чтобьг обвинить СССР в нарушении соглашения о пропаганде. В ноте выражался протест американского правительства против нарушения, по его мнению, обязательства, принятого на себя правительством СССР в соглашении от 16 ноября 1933 г. в отношении невмешательства Советского Союза во внутренние дела США. В ней был приведен текст письма Литвинова Рузвельту о пропаганде, которое в отечественной печати прежде не публиковалось. Ноту составлял руководитель отдела стран Восточной Европы госдепартамента Роберт Келли, она носила ультимативный характер. В ней говорилось о "серьезных последствиях"; эта фраза, по некоторым свидетельствам, принадлежала самому президенту. Ознакомившись с содержанием ноты, Крестинский немедленно направил Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу записку, в которой отмечал: "Последняя часть ноты составлена так, чтобьг у нас осталось впечатление о возможности разрыва американцами дипломатических отношений, если мы будем продолжать допускать вмешательство Коминтерна в американские дела, или даже, может быть, в том случае, если мы просто отклоним протест". Нота США по поводу конгресса Коминтерна явилась сигналом к широкой антисоветской кампании на Западе. Наиболее враждебные статьи появились в германской и польской прессе33. Большое количество их было и в американской печати. Противник признания Советской России сенатор Лестер призвал прервать всякие отношения с Москвой. Его поддержал член палаты представителей Джордж Тинкхэм. В конгрессе США постоянно происходила борьба сторонников и противников укрепления американо-советских отношений. Были либералы, центристы и консервативно настроенные члены конгресса. К последним в сенате и палате представителей относились А. Ванденберг, Р. Рейнолдс, Ф. Бриттен, Д. Тинкхэм, Т. Блэнтон, У. Барбур, У. Кинг, Г. Фиш, Р. Робинсон. Они активизировались и стали требовать от президента занять твердую негативную позицию в отношении СССР. Они настаивали на требовании роспуска Коминтерна и компартии США35. В связи с опубликованием в прессе текста соглашения Рузвельта—Литвинова газеты интервьюировали некоторых членов конгресса. Член палаты представителей Гамильтон Фиш заявил: "Америка должна проявить инициативу и порвать отношения с красной Россией. Другие нации последуют этому примеру"36. Сенаторы А. Ванденберг и Р. Рейнолдс солидаризировались с ним37. В эту кампанию включились и общественные организации, в частности "Американский легион" и "Ветераны иностранных войн". Они требовали разрыва дипломатических отношений с СССР. Еще 12 июня контр-адмирал Д. Стерлинг опубликовал в херстовской газете "Вашингтон Геральд" статью, в которой призвал к всеобщему крестовому походу против СССР с целью "уничтожить призрак большевизма и открыть плодоносные земли России для перенаселенной и индустриально голодной Европы". Статья привлекла внимание общественности США. Конгрессмены М. Маверик, Б. Скотт, Дж. Бойло, Д. Хоупил, В. Маркантино осудили её. Она оценивалась ими как нарушение соглашения Рузвельта—Литвинова. Конгрессмен Скотт высказал предположение о возможной причастности госдепартамента к выступлению Стерлинга40. Сенаторы М. Кларк и Д. Най внесли билль, предусматривавший получение предварительного разрешения для публичных выступлений официальных лиц вооруженных сил США41. Советская печать выступила с критикой взглядов Стерлинга, отметив недопустимость столь открытых враждебных высказываний42. Литвинов информировал Сталина о содержании статьи адмирала43. Послу Трояновскому 19 июня было поручено заявить протест госдепартаменту. Морское министерство США признало в печати, что такого рода статьи недопустимы для офицера американского флота. Международными делами обязан заниматься госдепартамент44. Оценивая ноту правительства США от 25 августа по поводу конгресса Коминтерна, Трояновский писал:"... можно считать, что эта нота была последней чертой в обострении отношений, за которой идет уже разрыв"45. "За ней возможен отзыв посла, либо прекращение отношений. Дистанция между ними небольшая", — с беспокойством отмечал Трояновский. По его мнению, слова ноты можно истолковать как угрозу войны46. В августе советник посольства Сквирский встретился с редактором внешнеполитического отдела "Нью-Йорк Тайме" Солцбергом. После их беседы газета выступила со статьей, в которой рекомендовала госдепартаменту не идти слишком далеко, ограничившись обменом нот. Что побудило президента Рузвельта пойти на такой шаг? По версии хорошо информированного журналиста Дрю Пирсона, пастор Уолш по возвращении из Европы передал президенту вырезку из французской газеты, в которой сообщалось, что будто бы Димитров советовал компартии США поддерживать Рузвельта на президентских выборах в 1936 г. Разумеется, это вызвало гневную реакцию президента. Ведь подобные утверждения могли бы негативно отразиться на президентской кампании, учитывая в целом антикоммунистические настроения американских избирателей.