Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936

Севостьянов Г.Н.

Возможно, именно это и побудило президента занять и продемонстрировать перед общественностью страны жесткую позицию в отношении конгресса Коминтерна. Однако госсекретарь Хэлл и его помощник Мур проявляли осторожность. Мур, в частности, встречался с сенатором У. Бора и спрашивал его, целесообразно ли госдепартаменту направлять Москве резкую ноту протеста. Сенатор рекомендовал ничего не предпринимать.

Сам Буллит в беседе 12 декабря 1935 г. с политическим советником полпредства СССР Б.Е. Сквирским также подтвердил версию Дрю Пирсона о причине резкости и ультимативности ноты Рузвельта от 25 августа: когда в печати Херста появилось сообщение, будто бы Димитров рекомендовал компартии США поддерживать Рузвельта, президент решил продемонстрировать несостоятельность таких заявлений48. Крестинский и Трояновский по-разному оценивали мотивы ноты протеста американского правительства, побудившие Рузвельта к такой серьезной дипломатической акции. В частности, Крестинский объяснял это главным образом предстоящими президентскими выборами, а Трояновский полагал, что дело не в Коминтерне, а в накопившихся нерешенных вопросах в отношениях между двумя странами, в первую очередь в безуспешных переговорах о долгах и кредитах, что препятствовало росту торгового оборота49. Как нам представляется, столь необычная и категоричная реакция президента на созыв конгресса объяснялась в целом его неудовлетворенностью состоянием американо-советских отношений. Многие его надежды не оправдались, он был разочарован. Несомненно, на настроение и поведение президента оказывала влияние активность оппозиции, противников признания СССР и антисоветская позиция части прессы. Еще 3 августа в американских газетах были опубликованы материалы под заголовком: "Еще один шаг, и тогда разрыв". Стремясь ослабить нагнетание напряженности в печати, Трояновский выступил с заявлением по поводу внешней политики СССР. Он подчеркнул необходимость сотрудничества великих держав для поддержания мира. 26 августа в интервью американскому корреспонденту он выразил несогласие с позицией Вашингтона и отметил, что ему ничего не известно о нарушении и ущемлении прав американских граждан в СССР в сравнении с антисоветской пропагандой, которая систематически велась в печати США. Правительство СССР никогда и никак не вмешивалось во внутренние дела США50. Советское руководство готовило ответ на американскую ноту. 26 августа в НКИД было составлено два варианта ответа. Оба были выдержаны в примирительном тоне с отклонением протеста и со ссылкой на устное заявление, сделанное 12 ноября 1933 г. Литвиновым Рузвельту, когда нарком сказал, что невозможно запрещение пребывания Коминтерна на территории СССР, равно как и оказание влияния советского правительства на деятельность его и американской компартии. Первый вариант был коротким и более свободным от дипломатических условностей. В нем говорилось, что советское правительство не нарушило заключенное с Вашингтоном соглашение в связи с созывом в Москве конгресса Коминтерна и его проведение не является вмешательством во внутренние дела США. Оно никогда и ни в каких договорах не принимало на себя обязательства об уничтожении права убежища для революционных эмигрантов из других стран, как и права пребывания на территории СССР международной организации — Коминтерна. Поэтому советское правительство не может признать обоснованной ноту протеста51. Второй вариант был более пространным, отличался большей категоричностью, но содержал ту же аргументацию. В нем отмечалось, что в американской ноте не содержится никаких конкретных фактов, подтверждающих нарушение советским правительством обязательств, изложенных в соглашении от 16 ноября 1933 г. Правительство СССР не могло принимать никаких обязательств в отношении Коминтерна, ибо он ему не подконтролен, вследствие чего невозможно принять протест, и правительство вынуждено его отклонить. Строгое взаимное невмешательство во внутренние дела и выполнение взаимных обязательств является, отмечалось в проекте ноты, предпосылкой поддержания дружественных отношений между двумя странами, и этим руководствуется правительство СССР, способствуя обеспечению взаимопонимания и сотрудничества в интересах укрепления всеобщего мира52. В обоих вариантах ноты отклонялся протест госдепартамента. 27 августа Крестинский вручил Буллиту ноту. В ней указывалось, что правительство СССР не нарушило соглашения от 16 ноября 1933 г. и намерено на практике проводить политику дружественного сотрудничества с Америкой. Это важно для сохранения всеобщего мира53. Посол не стал читать ноту, пообещав только, что он срочно передаст ее по телеграфу в Вашингтон.

Перед советским руководством встал вопрос, публиковать ли ноту Буллита. Крестинский предлагал полностью не печатать американскую ноту по двум причинам: во-первых, она была выдержана в некоторых местах в излишне резкой форме и, во-вторых, и это было главное, в ней воспроизводился текст письма Литвинова о пропаганде от 16 ноября 1933 г., который в свое время в советской печати не был опубликован. Американцы, по его мнению, сознательно включили письмо Литвинова в ноту, дабы сделать его известным в СССР. В случае публикации письма нужно было сопроводить его комментарием о том, что

при обмене письмами была сделана оговорка о Коминтерне, а это могло поставить в трудное положение Рузвельта и привести к еще большему обострению отношений с США. Поэтому целесообразно было воздержаться от публикации ноты полностью, а ограничиться помещением в газетах лишь коммюнике ТАСС. Иностранным же корреспондентам вручить полный текст ноты54, что уже поспешил сделать Буллит. Предложение Крестинского было одобрено руководством.

Нота НКИД не оказала воздействия на настроение сотрудников американского посольства, ожидавших крупного скандала, осложнений в двусторонних отношениях. 28 августа секретарь посольства Гендерсон устроил прием, на котором присутствовало около 100 человек, в том числе сотрудники посольства и представители прессы. Участники встречи открыто выражали несогласие с ответной нотой советского правительства, говорили о возможности разрыва дипломатических отношений с СССР, высылке ряда работников Амторга из США. Буллит в беседе с уругвайским послом в Москве Мессанесом сказал, что вероятен разрыв отношений СЕНА с СССР. Корреспондент "Крисчен Сайенс Монитор" Б. Демарш поспешно отправил информацию в свою газету о наступлении критической фазы в советско-американских отношениях. Высказывались предположения, что посол намерен в ближайшее время покинуть Москву. В телеграмме от 29 августа Буллит предлагал потребовать отзыва из США военного, морского и авиационного представителей СССР. Он писал: "Нельзя медлить. Нужна решимость. Мы никогда не найдем лучшего момента действовать против руководства коммунистическим движением в Соединенных Штатах из Кремля"55. Нота советского правительства, составленная в спокойном и миролюбивом тоне с призывом к нормализации отношений, поставила в затруднительное положение Белый дом и госдепартамент. Многие поняли, что американская дипломатия проявила поспешность, оказалась под влиянием излишних и необоснованных эмоций. Прежде всего это осознал Рузвельт. Он решил, что преждевременно становиться на такой путь. Ясно было, что нота его правительства не приведет к ликвидации Коминтерна. Рузвельту было известно, что многие американцы недовольны неурегулированностью вопроса о долгах. По их мнению, президент, признав Россию, совершил ошибку. Нотой протеста он рассчитывал несколько ослабить их недовольство, продемонстрировать общественному мнению, что Вашингтон не сидит сложа руки, а действует. Но его расчеты не оправдались. Получилось так, что противники Рузвельта, воспользовавшись ситуацией, подвергли его политику резкой критике. Газета "Нью-Йорк Тайме" 28 августа заявила, что она постоянно выступала против признания большевиков и требовала придерживаться "жесткой политики в отношении Москвы". Эта же газета двумя днями раньше опубликовала заявление члена палаты представителей Дж. Тинкхэма из штата Массачусетс, который настаивал на разрыве дипломатических отношений с СССР. За день до этого Уолтер Дюранти опубликовал статью под названием "Русская пресса игнорирует протесты США". 4 сентября секретарь ЦК ВКП(б) Л.М. Каганович писал наркому тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе: "Самый умный из всех инкоров Дюранти написал: в Америке шумят о конгрессе Коминтерна и не видят самого главного, решающего, что опубликовано вчера в газетах — это рапорт Азово-Черноморского края об окончании хлебозаготовок"56. Между тем заведующий отделом стран Восточной Европы госдепартамента Келли, автор ноты от 25 августа, так же как и посол Буллит, ничего не нашли в резолюции конгресса Коминтерна о положении в США. «В опубликованной в "Правде" резолюции, принятой конгрессом, ничего не было сказано о США», — сообщал Буллит 30 августа государственному секретарю Хэллу57. Протест советскому правительству в связи с конгрессом Коминтерна выразили только итальянский поверенный в делах в Москве и латвийский посланник, британский посол сделал лишь устное заявление. Вопрос об ответе на советскую ноту от 27 августа обсуждался на заседании кабинета министров США. В этой связи глава департамента внутренних дел Гарольд Икес записал в дневнике: "Я не услышал ничего очень вразумительного или очень убедительного по этому делу. Если Россия официально или полуофициально поощряет коммунистическую пропаганду в нашей стране, то ничего не было представлено, чтобы доказать это, кроме общего заявления, что это так". По его мнению, критическая нота госдепартамента, отправленная через посла в Москву, дала повод говорить о возможности разрыва дипломатических отношений58. Икес полагал, что именно Буллит создал такую напряженность и инициатива исходила от него. Однако Вашингтон не последовал его рекомендациям о высылке советских дипломатов, закрытии консульств и др. И Рузвельт, и Хэлл посчитали их неразумными и несвоевременными. В телеграмме Буллиту Хэлл 30 августа сообщал, что он специально обсуждал с президентом план действий в отношении советского правительства, решено ограничиться лишь официальным заявлением в печати59. Президент дал понять, что не в интересах США обострять дальше отношения с СССР, и он не хотел ставить лично Буллита в затруднительное положение. Рузвельт не мог не считаться при этом с напряженным положением внутри страны. Его противники резко критиковали Новый курс, требовали его отмены. В мае Верховный суд признал закон об оздоровлении промышленности антиконституционным. Республиканцы и представители крупного капитала ликовали. Президент был серьезно обеспокоен. В начале июня полпред Трояновский в письме Литвинову сообщал, что вопросы внешней политики у президента отошли на задний план. Помощник госсекретаря Мур должен был обсуждать с Рузвельтом международные дела и американо-советские отношения, но президент откладывал свидание с недели на неделю60. Рузвельт занимался решением неотложных проблем, связанных с Новым курсом. Перед ним встала дилемма: либо уступить давлению "большого бизнеса", либо пойти навстречу требованиям народных масс. Учитывая настроения в обществе и тот факт, что разрыв с рабочим движением и сильный сдвиг вправо могли привести к политическому провалу его идей, Рузвельт выступил с новой программой реформ: увеличил ассигнования на общественные работы, оказание помощи безработным и низкодоходным группам сельского населения и — основное — поддержал закон Вагнера о трудовых отношениях, о введении коллективных договоров в промышленности, закон о социальном страховании. Наступил второй этап в борьбе правительства за Новый курс. Эти смелые прогрессивные шаги преследовали цель обеспечить победу демократов на предстоящих осенью промежуточных выборах в конгресс, и главное — президентских выборах в следующем году. Расчеты президента оказались правильными и дальновидными. Он не хотел также обострения американо-советских отношений, стремился не давать повода оппозиции для критики его внешнеполитического курса, хотя атака изоляционистов была сильна и в конгрессе, и в печати. В официальном Вашингтоне принимали во внимание также тревожное развитие политических событий в Европе. 29 июля 1935 г. американский посол в Германии У. Додд сообщал из Берлина Рузвельту о подготовке Германии к войне, форсированном создании Гитлером армии и флота, военном обучении молодежи, секретных переговорах Берлина с Токио. Лидеры третьего рейха с нетерпением ожидают выступления Муссолини против Абиссинии, писал он, что создаст выгодные условия для германской экспансии на Балканы. Положение может быть изменено только активными действиями Англии, Франции и, возможно, Соединенных Штатов против Италии, важно оказать давление на нее со стороны Лиги наций. Для избежания мировой войны нужно изолировать Германию и Японию61. Здравые суждения посла не вполне совпадали с тем, что в это время происходило в официальном Вашингтоне и на Капитолии, где поспешно разрабатывали и обсуждали законопроект о нейтралитете США. Тем не менее 19 августа советник американского посольства в Риме А. Кирк по поручению Хэлла вручил письмо госсекретаря США Муссолини, в котором настоятельно рекомендовалось воздержаться от вооруженного конфликта с Абиссинией и постараться урегулировать дела мирным путем. Ознакомившись с ним, Муссолини заявил: "Слишком поздно, война неизбежна. Италия уже мобилизовала миллионную армию, израсходовала 2 млрд лир; 200 тыс. солдат отправлены в Северную Африку и 150 тыс. готовы к посылке в любое время"62. Не согласившись с подобным утверждением, Рузвельт в записке Хэллу написал: "Никогда не поздно избежать конфликта"63. Неспокойствие в мире, неутешительные вести из Берлина и Рима, поспешное и удивительно единодушное одобрение конгрессом билля о нейтралитете, политическая борьба вокруг Нового курса заставили Рузвельта воздержаться от дальнейшего нагнетания напряженности в отношениях с СССР. Это было не в его интересах, особенно в канун промежуточных выборов в конгресс. 31 августа в пространном и довольно резком заявлении госсекретаря для печати подтверждалась позиция американского правительства, ранее изложенная в ноте от 25 августа. Он обвинил советское правительство во вмешательстве во внутренние дела США, предупредил о возможности ухудшения отношений между двумя странами. Их развитие зависит, отметил он, от действий Москвы64. Однако официально американская администрация предпочла не отвечать на ноту советского правительства. Это означало нежелание Вашингтона идти на дальнейшее обострение отношений и освобождало НКИД от необходимости давать официальный ответ. Советскому руководству это позволяло не привлекать более внимание общественности к данному вопросу. 3 сентября советские газеты опубликовали сообщение ТАСС из Вашингтона с кратким изложением выступления Хэлла. Буллит телеграфировал в госдепартамент: "Никаких подробностей и никаких комментариев по поводу заявления госсекретаря"65. 1 сентября 1935 г. Крестинский в докладной записке Сталину отмечал, что Хэлл в заявлении для печати отстаивал и защищал позицию своего правительства, обвиняя Москву в нарушении соглашения Рузвельта—Литвинова о пропаганде. Продолжение такой линии может нанести тяжелый удар по отношениям между двумя странами. Но так как Рузвельт избрал для ответа форму не ноты, а выступления в печати, это несколько облегчает ситуацию. Можно на это не отвечать и не разъяснять, что Литвинов во время переговоров с Рузвельтом сделал оговорку о Коминтерне, его самостоятельной и независимой деятельности. Это поставило бы в сложное положение президента. Другой вопрос: публиковать ли заявление Хэлла в печати, хотя бы в сокращенном виде? Трудность в том, что в ноябре 1933 г., напоминал Крестинский, не все письма Литвинова были опубликованы, в том числе и о пропаганде. Тогда мало кто из американцев обратил на это внимание. "Теперь же, поскольку пресса США и мировая печать напряженно следили за развитием советско-американского конфликта, целесообразнее и выгоднее поместить выступление Хэлла, хотя бы в виде краткого пересказа. Возможен к нему комментарий, но лучше этого не делать", — отмечал Крестинский. Особенность ситуации состояла в том, что мировая и особенно американская общественность ожидала публикации официального ответа советского правительства. Но его не было. Иностранные корреспонденты, аккредитованные в Москве, терялись в догадках. Они полагали, что нота госдепартамента и ответ на нее будут опубликованы одновременно. Советское руководство оказалось в несколько затруднительном положении. 3 сентября в коммюнике ТАСС констатировалось, что американское правительство исходило из неправильного толкования принятых СССР и США взаимных обязательств о невмешательстве во внутренние дела. Эти обязательства, по мнению советского правительства, не имели отношения к Коминтерну. Объясняя позицию советского правительства, Крестинский 14 сентября писал в Вашингтон Трояновскому: "Так как мы не хотели идти на дальнейшее обострение отношений, то мы пошли навстречу этому не высказанному, но ясному для нас желанию американского правительства, и никакого ответа ни в форме официального заявления, ни в форме статей Хэллу не дали"67. Он отметил, что Вашингтон воздержался от разрыва дипломатических отношений с советским правительством. "Этим, — подчеркивал Крестинский, — закончился наиболее опасный, острый период конфликта. Главное — не произошло бы нового взрыва"68. На этом дипломатический конфликт был исчерпан. Его исход оказался сравнительно благополучным, хотя негативные последствия имели место, так как Буллит продолжал пропагандистскую кампанию. Почти каждый день он в посольстве встречался с американскими корреспондентами и призывал их посылать депеши в Вашингтон с целью нагнетания напряженности в отношениях между Вашингтоном и Москвой69. Советское руководство избегало давать поводы к дальнейшим разногласиям; оно было заинтересовано в налаживании отношений с США. 5 сентября Крестинский писал Сталину, что скоро, 25 сентября, открывается в Москве конгресс Коммунистического интернационала молодежи. Если в отчетах о конгрессе появятся выступления американских делегатов, то правительство США может опять усмотреть в этом дальнейшее нарушение обязательств, изложенных в соглашении о пропаганде от 16 ноября 1933 г. Рузвельт и Хэлл могут встать на путь решительных действий, вплоть до отзыва посла. Поэтому освещение конгресса молодежи предлагалось давать в сокращенной форме, в виде кратких дневников и обзоров, а также воздерживаться от информации о нем по линии ТАСС, от публикации выступлений американских делегатов70. В Берлине, Риме и Токио враждебно встретили проведение конгресса Коминтерна. Это событие было использовано для усиления изоляции СССР на международной арене и консолидации сил против него. Именно в июле в Берлине начались секретные переговоры между высокопоставленными дипломатами Германии и Японии о заключении Антикоминтерновского пакта. 2 сентября 1935 г. японский посол в СССР Ота по поручению своего правительства выразил недовольство проведением конгресса Коминтерна в Москве и выступлением на нем японских коммунистов. По словам посла, это грозило разрывом японо-советских отношений. Заместитель наркома иностранных дел Б.С. Стомоняков в ходе беседы с послом отклонил его угрозы, показав их несостоятельность и заметив, что лидеры II Интернационала открыто проводят заседания на территории Англии, Франции и Бельгии и им никто не предъявляет ультиматумов71. "Представление Токио производит неблагоприятное впечатление по своему содержанию, — заметил заместитель наркома, — и оно сделано как бы по примеру Америки". Посол Ота не согласился с собеседником и уточнил свою позицию. Он признался, что его посольство все время занималось изучением работы конгресса Коминтерна, информируя свое правительство. Далее посол, в частном порядке, заявил: "Я знал, что Америка заявит протест, однако позиция Америки в этом деле иная, чем позиция Японии. Америка протестовала потому, что, по ее мнению, то, что происходило на конгрессе Коминтерна, противоречило заявлению Литвинова". Позиция Японии, заверил посол, определяется внутриполитическим положением в стране. Итак, реакция администрации США на созыв и работу конгресса Коминтерна в Москве была бурной, эмоциональной и негативной. Отношения между США и СССР пережили критическую стадию. Официальный Вашингтон обвинял советское руководство в нарушении соглашения Рузвельта—

Литвинова о пропаганде. Советское руководство указывало на несостоятельность и неправомерность одностороннего широкого толкования соглашения, в котором вообще не было упоминания о Коминтерне, и оно не брало на себя ответственности за его деятельность. Литвинов об этом говорил во время переговоров в ноябре 1933 г. и предупреждал президента Рузвельта. В их беседе речь шла только о межгосударственных отношениях. В американской ноте протеста от 25 августа не было приведено ни одного конкретного факта, подтверждавшего нарушение советской стороной соглашения. Поэтому она и была отклонена. Дипломатическая акция госдепартамента США оказалась несостоятельной. Специалист по американо-советским отношениям Эдвард М. Беннет справедливо отметил, что в то время, когда президент Рузвельт пристально всматривался в нарастание угрозы миру в Европе и Азии, американосоветские отношения становились все более напряженными. И это тогда, когда необходимость сотрудничества была императивной73. Это поняли как президент Рузвельт, так и госсекретарь Хэлл. Они не разделили экстремистские взгляды Буллита, понимая, что предлагавшиеся им рекомендации способствовали бы нагнетанию напряженности.

Оценивая активность посла в организации кампании против конгресса Коминтерна, заместитель наркома по иностранным делам Стомоняков отмечал, что американский протест был предпринят в значительной степени по настоянию Буллита, у него были личные мотивы. Он не мог примириться с тем, что "не сделал карьеры на сближении с СССР, и за последнее время стремился сделать карьеру на политике против СССР"74. Протест официальным Вашингтоном был предпринят в основном по внутриполитическим соображениям, в связи с предстоящими президентскими выборами, в силу большой активности противников признания СССР. В равной мере сказалось и неблагополучное состояние американосоветских отношений, неурегулированность многих проблем. В госдепартаменте рассчитывали на широкий международный резонанс. Американская дипломатия полагала, что примеру США последуют все крупные западные страны, но этого не случилось. Рузвельт как политик-реалист увидел серьезный просчет и дал указание далее не обострять отношений с СССР. В Москве это приветствовали. В результате острота конфликта быстро пошла на убыль. Буллиту трудно было примириться с таким исходом. Его все больше стали одолевать чувства неудовлетворенности и пессимизма, постепенно перерастая в неприязнь к Советскому Союзу. Отсюда проистекала необъективность в оценке американо-советских отношений. После конгресса Коминтерна Буллит пребывал в подавленном настроении. Он осознавал, что его постигла неудача: в Вашингтоне его не поддержали, не согласились с его рекомендациями. Ранее такого не было. Позднее, в беседе с советником полпредства в Вашингтоне Сквирским Буллит рассказал, что перед конгрессом Коминтерна он запросил президента, что делать, и тот ответил: нужно сделать решительное предупреждение. "Я это сделал, а мне ответили, что я занимаюсь угрозами"75. К нему все чаще стали приходить сомнения, иногда одолевали мрачные мысли о безрезультатности его миссии. Вскоре Буллит отправился в Берлин на отдых. Ему хотелось обдумать и проанализировать причину неудачи. Почему Белый дом не поддержал его предложения, недоуменно спрашивал он. Чем больше размышлял, тем сильнее им овладевало чувство неудовлетворенности пребыванием в Москве. Его покинула прежняя самоуверенность, охватил пессимизм. Многие его иллюзии рассеялись. В подавленном состоянии в Москве он встретился в ноябре 1935 г. с Трояновским и с горечью сказал, что все его планы оказались нереальными, ничего не достигнуто и американо-советские отношения находятся в неудовлетворительном состоянии. Услышанное вызвало удивление у Трояновского, не разделявшего столь суровой оценки действительности.

Нейтралитет США во второй мировой

Попытки Рузвельта провести экономические реформы в США

Внешняя политика любого государства обусловливается влиянием самых разнообразных факторов. Большое влияние на нее оказывают внутренние события и расстановка политических сил в стране. Несомненно, важное значение имеет ее географическое положение, уровень экономического развития, национально-исторические особенности, традиции и прецеденты. Правительство обычно испытывает давление общественности. Как и в других странах, эти параметры воздействовали на формирование основных направлений внешней политики США, что наглядно проявилось в неспокойном 1935 г., ознаменовавшемся для Соединенных Штатов крупными событиями как во внутренней, так и внешней политике. Противники Нового курса развернули широкую кампанию. Они заявляли, что он не оправдал себя. Республиканцы предсказывали его банкротство, сторонники же реформ активно защищали. Промежуточные выборы в конгресс осенью 1934 г. принесли демократам победу, что свидетельствовало о вотуме доверия избирателей. Республиканцы потеряли 10 мест в сенате и 14 в палате представителей. Реформистский курс Рузвельта привел к перегруппировке сил в политических партиях. В демократической партии шла борьба вокруг Нового курса. С одной стороны высказывались сомнения в целесообразности углубления реформ и уступок левым силам, с другой — раздавались голоса в защиту интересов большого бизнеса, чтобы администрация не потеряла поддержку деловых кругов. Левые высказывали недовольство тем, что Рузвельт медленно шел навстречу их требованиям. 3 февраля 1935 г. в газете "Нью-Йорк Тайме" появилась статья под заголовком "Рабочие союзы порывают с Новым курсом". Это объяснялось тем, что в стране значительных изменений от реформ еще не произошло. В 1934 г. промышленная продукция составляла 68% от уровня 1929 г. Безработных насчитывалось 11 340 тыс. человек, а в 1935 г. — 10 600 тыс. человек. Правительственные расходы на помощь безработным и общественные работы оказались недостаточными. Рабочие стали объединяться в профсоюзы. Стачечное движение росло. В этих условиях представители крупного капитала усиливали критику Нового курса как неприемлемого. В результате более рельефно обозначились негативные взгляды и отношение к реформам Рузвельта. Американцы с нетерпением ждали очередной сессии конгресса, ежегодного послания президента. В своем послании "О положении страны" глава государства предпочел тактику лавирования, средний путь; он не стал поддерживать ни крайне правых, ни крайне левых. Развернувшиеся в конгрессе дебаты привели к дальнейшему размежеванию сил в стране, к поляризации течений в партиях. Особенно активизировалось правое крыло республиканской партии, усилилась наступательность "старой гвардии" и критика с ее стороны Нового курса. По стране прошли региональные конференции, на которых все громче раздавались призывы запретить вмешательство правительства в дела бизнеса. В мае 1935 г. участники конференции в Спрингфилде приняли декларацию, представлявшую собой кредо республиканцев. Она гласила: "Мы верим в индивидуализм как идеологию, противостоящую коммунизму, социализму, фашизму, коллективизму или новому курсу"4. В том же месяце Торговая палата одобрила программу действий с целью скорейшей отмены законодательных актов, связанных с Новым курсом. По мнению американского исследователя Э. Лэдда, "ни один президент Соединенных Штатов никогда не подвергался такой бешеной атаке со стороны бизнеса, как Рузвельт". Созданная в конце 1934 г. "Американская лига свободы", объединившая представителей группировки крупного финансового, промышленного капитала и корпораций, сосредоточила основную критику против принципов государственного регулирования социально-экономической жизни в стране. Наблюдая за политической жизнью США, полпред в США А.А. Трояновский 7 февраля 1935 г. информировал Москву о том, что вокруг Нового курса развернулась борьба. Влиятельные силы крупного капитала выступают против реформ и президента Рузвельта6. 28 марта советник полпредства Б.Е. Сквирский записал в свой дневник: "Положение Рузвельта становится все труднее. Банкиры пришли в себя и прибирают все к своим рукам по-старому". Консервативные силы наступали. 27 мая Верховный суд признал антиконституционным права Рузвельта, полученные от конгресса по проведению чрезвычайных мер, направленных на оздоровление промышленности. Закон о восстановлении промышленности был объявлен неконституционным и отменен. Следует признать, что в ходе проведения реформ были допущены серьезные просчеты в деятельности национальной администрации по оздоровлению промышленности, которыми воспользовались противники Нового курса, и она была ликвидирована. Решение Верховного суда явилось большим ударом по престижу президента Рузвельта, его политическому курсу и надеждам облегчить и улучшить экономическое положение страны путем вмешательства государства в дела бизнеса. Недовольный президент 30 мая собрал в Белом доме 200 корреспондентов и выступил перед ними с большой речью в присутствии лидеров демократических фракций палаты представителей. Он говорил эмоционально, взволнованно, с подъемом, без перерыва в течение полутора часов. Это было драматическое обращение президента, как писали газеты, к общественности страны, в котором он резко критиковал решение Верховного суда. Он заявил, что страна должна сделать выбор между центральным регулированием экономической деятельности государства, либо дилетантской трактовкой проблем отдельных штатов и отношений между ними. Он обратил внимание на несовершенство некоторых статей конституции, принятой еще во времена "лошади и колымаги" и нуждающейся в усовершенствовании.

Внутриэкономические реформы в США

С тех пор в стране многое

изменилось, в частности ее экономическая структура. Соединенным Штатам необходимо централизованное государственное управление, расширение полномочий федерального правительства для решения экономических и социальных проблем8. Перед Рузвельтом встала дилемма: либо уступить давлению большого бизнеса, либо пойти навстречу требованиям масс. Он избрал второе, учитывая, что разрыв с рабочим движением и сдвиг вправо могли привести к политическому поражению его на выборах 1936 г. В июне президент выступил с новой программой реформ, предложив экстраординарные меры: увеличить ассигнования на общественные работы, оказать помощь низкодоходным группам сельского населения. Он поддержал билль Вагнера о введении коллективно-договорной практики в промышленности. Предпринимателям запрещалось отказываться от заключения коллективных договоров. Принятие "Национального акта о трудовых отношениях" ознаменовало важный этап в социальной жизни страны. В середине августа было одобрено законодательство о социальном страховании, создана Администрация общественных работ во главе с Гарри Гопкинсом. Повсюду наблюдалось полевение масс, рост радикализма. В стране начался второй этап Нового курса, проходивший в условиях столкновения интересов и борьбы различных слоев американского общества. В эти дни полпред Трояновский, информируя наркома М.М. Литвинова об отмене Верховным судом законодательства в области промышленности, отмечал большую озабоченность Белого дома. Президент занят главным образом решением внутриполитических проблем и меньше уделяет внимания международным вопросам. Они отошли у него временно на второй план. Поэтому он воздерживается от приема сотрудников госдепартамента, в частности помощника госсекретаря У. Мура по советскоамериканским отношениям. Полпред не во всем, пожалуй, был прав, ибо в это время в США интенсивно обсуждались вопросы внешней политики в конгрессе, прессе и среди общественности. И Рузвельт принимал в этом непосредственное и активное участие, ибо речь шла о глобальной политике и роли в ней Соединенных Штатов Америки как великой державы. Пользуясь нестабильностью обстановки, Япония встала на путь территориального передела мира на Дальнем Востоке, пересмотра Вашингтонской системы, нарушения международных договорных обязательств, а Германия и Италия заявили о ревизии Версальского мирного договора. Перед США встал вопрос, какую они должны занять позицию в случае возникновения мировой войны, как относиться к тем, кто ее развязал. В интересах ли Америки занимать по-прежнему нейтралитет, как это было в годы общеевропейской войны, хотя в конечном счете США оказались втянутыми в нее. В ходе обсуждения этих сложных международных вопросов и внешней политики США выявилось два подхода, два течения — изоляционистское и интернационалистское10. Дискуссия между ними приняла напряженный характер. В 1935 г. она получила общенациональный размах. В ней приняли участие все слои общества. В основе изоляционистских настроений лежала идея географической отдаленности Америки от возможных театров военных действий, ее защищенности двумя океанами, что обеспечивало ей национальную безопасность11. Исходя из этого, первый президент США Джордж Вашингтон завещал нации "избегать постоянных союзов с любой частью внешнего мира", придерживаться нейтралитета, но он не исключал возможности в интересах национальной обороны "идти на заключение временных союзов в чрезвычайных обстоятельствах". Президент Джон Адаме в послании конгрессу в 1797 г. советовал держаться подальше от Европы, соблюдать строгий нейтралитет, не связывать себя какими-либо международными обязательствами. Доктрина Монро 1823 г. призывала к "защите всего Западного полушария и невмешательству в дела Европы". Американские политики в прошлом веке непрестанно утверждали: надо держаться обособленно от политических дрязг Европы.

Влияние первой мировой войны на положение США

Весь XIX век прошел под знаком нейтралитета Америки от внешнего мира, и эта политика отражала ее национальные интересы. У США была незначительная армия, небольшие военные расходы. Быстро преодолевая экономическое отставание, американцы овладевали емким внутренним рынком. В начале XX в. США превратились в мировую державу. Их экономические интересы повелительно требовали участия в международных делах. Им нужны были рынки сбыта товаров, сырья, сферы вложения капиталов. В годы всеобщей европейской войны президент США Вудро Вильсон вначале объявил нейтралитет, затем нарушил заветы отцов-основателей и послал американские войска за Атлантический океан в Европу под лозунгом "битвы за свободу и демократию". Он скрыл от народа подлинные причины и цели вступления в войну. Первая мировая война явилась великим событием в истории XX в., его прологом. Она изменила политическую карту Европы: в огне войны погибло три империи, появилось множество новых государств. Изменилась расстановка сил. Произошел раскол мира, был установлен новый мировой порядок. Англия и Франция расширили свои колониальные владения. США вышли из войны богаче и могущественнее. У них возросла потребность участвовать в мировых делах. Президент США выдвинул идею создания Лиги наций, призванной сохранять всеобщий мир. Но на Парижской мирной конференции Вильсон потерпел поражение. Его идеи были поставлены под сомнение и затем отвергнуты американскими изоляционистами. США отказались подписать Версальский мирный договор и вступить в Лигу наций. Изоляционисты торжествовали. Между тем после окончания мировой войны США, будучи до нее должником, превратились в гигантского кредитора. В 1919— 1929 гг. американский капитал, инвестированный за границу, составил около 12 млрд долл., что превышало вклады любого другого государства. Это были главным образом займы, значительную часть которых составляли долгосрочные займы европейским странам-должникам. Республиканские администрации У. Гардинга, К. Кулиджа, Г. Гувера расширяли финансовоэкономическое сотрудничество между Америкой и Европой. Перед США встал вопрос: какой должна быть их внешняя политика. Многие ратовали за нейтралитет и невмешательство в мировые дела. Другие считали, что это противоречило интересам страны, которой нужны внешние рынки сбыта товаров и сферы приложения капиталов. Без этого невозможно нормальное развитие экономики и ее процветание. Широкие мировые торговые и экономические связи, заинтересованность в рынках сбыта товаров и инвестициях вступали в противоречие с теорией и практикой изоляционизма, положением США как крупнейшей промышленно-финансовой державы. Сторонники изоляционизма не отвечали устремлениям американских крупных компаний, международных картелей. Достаточно сказать, что с 1919 по 1930 г. заграничные инвестиции США возросли с 7 млрд до 17,2 млрд долл., т.е. в 2,5 раза. Многие говорили о выгодах долларовой экспансии. Одновременно во внешней политике США формировалось течение, сторонники которого выступали за активные действия в мире. В 1921 г. был создан Совет по международным отношениям. Его печатный орган "Форин Афферс" стремился поддержать интерес к мировой политике и противостоять изоляционистским идеям. Повысилось внимание к дипломатической истории в университетах. В стране создавались клубы по изучению международных отношений. В 1923 г. их насчитывалось 79. В 1928 г. был создан институт мировой экономики и международных отношений Брукингса. Заметно возросла тенденция к расширению участия США в глобальных делах. Через десять лет Париж и Вашингтон проявили инициативу в оформлении международного договора, известного как пакт Бриана — Келлога, провозгласивший урегулирование конфликтов только мирными политическими средствами, исключавшими военные действия. Это соответствовало настроениям миролюбивых народов, в том числе и американского. Но вскоре эре пацифизма был положен конец. В 1931 г. Япония захватила Маньчжурию. Однако Лига наций не защитила территориальную целостность и независимость Китая. Участники договора — 9 держав также не выступили за сохранение суверенитета Китая. Непризнание оккупации японскими войсками Маньчжурии со стороны Соединенных Штатов не было поддержано ни Англией, ни Францией, к тому же отказавшихся платить военные долги Вашингтону. Международные отношения омрачались бесконечными разговорами о разоружении, а в действительности происходил рост производства вооружения, численности армий, звучали призывы к территориальному переделу мира. Придя в Белый дом, президент Рузвельт, как активный государственный деятель, политик-реалист, при встрече в апреле 1935 г. с главами правительств Англии и Франции Рамсеем Макдональдом и Эдуардом Эррио высказал идею коллективной безопасности. Эти взгляды разделял госсекретарь Корделл Хэлл и Норман Дэвис, представитель США на международных конференциях по разоружению. В конгресс была представлена соответствующая резолюция, предусматривавшая санкции против странагрессоров — не поставлять им оружия. Это вытекало из содержания, духа и буквы пакта Бриана—Келлога, который не предлагал никакого механизма для предотвращения войны и обеспечения мира. Однако в мае 1933 г. резолюция встретила решительное сопротивление в сенатском комитете по внешним сношениям. В целом в стране высказывались аргументы как за, так и против участия в коллективных акциях против нарушителей мира. Государственный департамент обсуждал в это время различные варианты законодательства об экспорте оружия. Изоляционисты во главе с сенатором X. Джонсоном выступили против запрета поставок оружия только странам-агрессорам и предложили распространить его на обе воюющие стороны. Рузвельт согласился с такими принципиально важными изменениями, не известив об этом госсекретаря Хэлла. Последний, а также Норман Дэвис были очень недовольны поступком президента. В 1934 г. сенатский комитет запретил продажу вооружений и военных материалов Парагваю и Колумбии в связи с вооруженным конфликтом в Чако. Рузвельт поступил так потому, что не хотел обострять отношения с изоляционистами—членами сенатского комитета, когда чрезвычайная сессия конгресса была занята беспрецедентно быстрым одобрением множества законопроектов, связанных с Новым курсом. Для него это было более важным. Между тем в Европе и Азии события развивались тревожно. Они привлекали внимание американских политиков и дипломатов, обсуждавших перспективы внешнеполитического курса США. Многих интересовала история политики нейтралитета. Они напоминали, что проводимая президентом Вильсоном эта политика завершилась вступлением страны в войну, посылкой экспедиционного корпуса в Европу, потерей американских солдат на поле брани, неблагодарностью Англии и Франции, отказом от подписания Версальского мирного договора и от участия в создании Лиги наций. Большинство американцев считало, что их обманули, что вступление США в европейскую войну в 1917 г. было фатальной ошибкой. Версальская система, по их мнению, отвечала лишь англо-французским интересам. В будущем нельзя этого допустить, утверждали изоляционисты, настойчиво требуя создания специального комитета во главе с сенатором Джеральдом Наем для изучения причин, побудивших США вступить в европейскую войну, и прежде всего выявления виновных в поставках оружия Англии и Франции. В литературе появилось большое количество произведений антивоенной направленности. Пацифисты требовали объявления войны вне закона. Антивоенное движение набирало силу, ширилось, находя все большее число сторонников среди населения. Резкой критике подвергались все, кто в свое время высказывался за участие Америки в войне, вплоть до требования привлечь их к ответственности12. 1 октября 1934 г. в Чикаго открылся II Всеамериканский конгресс против войны и фашизма. В его работе участвовало 3332 делегата, представлявших организации численностью около 2 млн человек. Конгресс осудил действия нацистов в Германии, одобрил идею сплочения всех миролюбивых сил против угрозы войны. Вместе с тем в печати стали появляться статьи о заговоре экономических экстремистов, о небольшой группе корпораций и банкиров, связанных с Великобританией и Францией. В феврале 1934 г. известный республиканец, сенатор-изоляционист Джеральд Най (из Северной Каролины) внес в сенат резолюцию о создании комиссии по изучению производства и продажи вооружения и военных материалов во время первой мировой войны. Под давлением общественности в апреле конгресс утвердил такую комиссию во главе с сенатором Д. Наем. В нее вошли сенаторы-демократы Р. Барбур, X. Боун, У. Джордж, Б. Кларк, Дж. Поуп и республиканец сенатор А. Ванденберг. 18 мая президент Рузвельт в послании сенату выразил удовлетворение по случаю создания комиссии и рекомендовал всем правительственным ведомствам оказывать ей поддержку предоставлением необходимой информации14. Комиссия поставила целью расследовать, кто производил и поставлял вооружение союзникам, как оно доставлялось, на чьих пароходах, какие прибыли получили поставщики оружия, какие и кем были заключены тайные соглашения. Комиссия работала 18 месяцев, допросила 200 свидетелей и документально показала, кто был заинтересован во втягивании США в войну, кто предоставлял займы и кредиты Великобритании и Франции, продавал им вооружение и обмундирование. Опубликованные документальные материалы (39 томов) и 43 монографии явились сенсацией. Они потрясли и глубоко взбудоражили общественность страны, оказали воздействие на рост антивоенных настроений15. Народ был возмущен и требовал принятия законов, воспрещающих извлекать прибыли из войны и национализации военной промышленности. Впоследствии государственный секретарь К. Хэлл с недовольством писал в своих воспоминаниях: "Комиссия нашла страну жаждущей разоблачений, направленных против крупных банкиров и фабрикантов оружия"16. По мнению американского исследователя У. Коула, "без комиссии Ная законы о нейтралитете, возможно, не были бы приняты конгрессом"17. Во всплеске изоляционистских настроений большую роль сыграли две книги известного историка Чарльза Бирда, изданные в 1934 г., в которых он обосновывал необходимость защиты национальных интересов страны, политику изоляционизма, невмешательства в дела Европы18. Автор доказывал, что спасение страны — в проведении реформ, оздоровлении экономики, финансовой системы и сельского хозяйства, сосредоточении усилий на решении внутренних проблем посредством Нового курса. Важно уберечь страну от войны. Воздействие книг Бирда на общественное сознание было велико. Их читали, о них говорили19. Министр сельского хозяйства Г. Уоллес заявил, что Бирд проявил поистине "просвещенный патриотизм". Разоблачение Бирдом тех, кто в 1917 г. умышленно втянул США в европейскую войну ради получения сверхприбыли, оказало большое влияние на антивоенное движение в стране. Основой политики изоляционизма в эпоху Рузвельта, подчеркивал американский историк М. Джонас, был протест против войны20. Бывший помощник генерального прокурора в годы первой мировой войны юрист Чарльз Уоррен весной 1933 г. прочитал доклад на ежегодном собрании Американского общества международного права по проблеме нейтралитета, вызвавший значительный интерес. В январе 1934 г. Совет внешних сношений организовал круглый стол по той же проблеме с участием известных специалистов и экспертов по международным отношениям. Уоррен выступил на нем с докладом: как удержать страну от войны. Через два месяца в журнале "Международная жизнь" на эту тему была опубликована его статья21. Хотя он сам выступал за сотрудничество с другими странами против агрессивных государств, большинство американцев предпочло оставаться нейтральными, несмотря на то, что очень трудно находиться в таком состоянии. Уоррен поддерживал сторонников строгого нейтралитета, который неминуемо может привести США к изоляции от торговых и финансовых контактов с воюющими странами. Он предлагал проводить беспристрастное эмбарго на оружие со всеми участниками войн, запретить предоставление займов и предупреждал американских граждан, что они могут вести торговлю на свой риск22. В следующем номере журнал опубликовал статью А. Даллеса, помощника Нормана Дэвиса на Женевской конференции23. Даллес согласился с мнением Уоррена, что традиционный американский нейтралитет, проводимый в годы первой мировой войны, неприемлем, так как неизбежно втянет Америку в большую войну. Однако он не согласился с тем, что ограничение торговли будет эффективным. По его мнению, только полный отказ от иностранной торговли и инвестиций может изолировать США от большой войны, но американский народ с этим никогда не согласится. Наиболее разумно Соединенным Штатам действовать совместно с другими нациями в вопросе эмбарго торговли против агрессора. Такая политика будет служить удержанию страны вне войны24. В госдепартаменте проявили интерес к статье Уоррена. 17 апреля 1934 г. Хэлл поручил своим заместителям П. Моффату, У. Филлипсу, помощнику У. Муру и юридическому советнику Г. Хэкворту приступить к изучению и разработке возможного законодательства о нейтралитете. Но они неохотно встретили это предложение, сославшись на чрезмерную занятость, и попросили Уоррена подготовить для них проект, который им был представлен в начале августа. Это был меморандум о проблемах нейтралитета на 210 страницах25. В нем Уоррен рекомендовал придерживаться беспристрастного, непредвзятого эмбарго на оружие в случае возникновения войны между иностранными государствами, запретить пароходам воюющих стран пользоваться американскими портами, самолетам — аэродромами а гражданам США путешествовать на кораблях воюющих стран, а торговлю с ними ограничить предвоенным уровнем, установив определенную систему квот. Следовательно, Уоррен предлагал радикальные изменения в политике американского нейтралитета. Это была изоляционистская программа, предусматривавшая избавление страны от вступления в войну и отражавшая настроение общественности.

В конце августа госдепартамент отправил меморандум президенту. Он произвел на него положительное впечатление, и Рузвельт поручил Хэллу подготовить законопроект о нейтралитете для рассмотрения в конгрессе. К ноябрю такой билль был готов. Его составил Грин Хэкворт. Он мало чем отличался от предложений Уоррена, но статьи излагались более мягко, не категорично. Комиссия госдепартамента, опустив предложение об установлении квоты на торговлю контрабандными материалами, направила билль на согласование и одобрение в департаменты юстиции, военный и военно-морской. Два первых его одобрили, но руководство военно-морского флота возражало, опасаясь, что такое законодательство дает основание другим странам отказать в экспорте стратегических материалов Соединенным Штатам в военное время. Это поставило в трудное положение госдепартамент и администрацию. Рузвельт просил прессу поддержать законопроект, воздержаться от его преждевременной критики. Тем не менее газета "Вашингтон Пост" опубликовала критическую статью. 16 декабря появилась публикация и в "Нью-Йорк Тайме". В них утверждалось, что администрация намерена просить конгресс принять законодательство, предусматривающее ограничение торговли США во время войны между другими государствами. Развернувшаяся критика побудила кабинет министров воздержаться пока от посылки билля в конгресс. Однако в январе 1935 г. сенатор Кинг (от штата Бита) представил резолюцию на эмбарго оружия в случае войны. Председатель сенатского комитета по внешним сношениям К. Питтмэн передал ее в госдепартамент. Ему ответили: проблема нейтралитета внимательно изучается, но нет пока единого мнения. Это соответствовало действительности. Норман Дэвис подверг резкой критике проект Хэкворта за применение эмбарго на оружие в отношении воюющих стран без различия агрессора и его жертвы, отмечая, что это очень выгодно будет агрессору. Он предлагал предоставить президенту право решать вопрос, как и в отношении кого применять эмбарго на оружие. Его аргументы произвели впечатление на авторов законопроекта, они стали больше склоняться к его мнению. Было решено временно отложить работу над биллем о нейтралитете. Сам госсекретарь не склонен был проявлять поспешность26. В это время комиссия Ная с невиданным размахом, усердием и энергией занималась изучением истории политики нейтралитета в годы первой мировой войны, выяснением деятельности производителей вооружения и передачи его союзникам - Англии и Франции, условий предоставления им займов, ведения с ними торговли и получения высоких прибылей. Это привело к росту антивоенных настроений, увеличению сторонников политики изоляционизма, невмешательства в европейские дела, к недовольству поведением союзников — Англии и Франции, отказавшихся платить военные долги Америке. В Лондоне и Париже отрицательно отнеслись к многочисленным публикациям сенсационного характера, показу в излишне негативном свете американской, британской и французской дипломатии. Америку охватило общенациональное беспрецедентное возбуждение. 15 марта госсекретарь Хэлл посоветовал президенту Рузвельту встретиться с членами комиссии Ная и объяснить им, что их чрезмерная и неуёмная активность может поставить США в затруднительное положение в мире и вызвать негативную реакцию со стороны европейских стран, в первую очередь Англии и Франции. Президент поддержал эту идею и охотно согласился на встречу с сенаторами для обсуждения положения в мире и позиции США. Нельзя было не учитывать, что пресса в конце 1934 и в начале 1935 г. настойчиво вопрошала: "Куда идет Америка?" В новогоднем послании Рузвельт заверил американцев в том, что они могут спокойно жить; если во внешней политике страны и будут изменения, то лишь направленные на поддержание мира, и нет оснований беспокоиться. Но такие общие декларации президента многих не удовлетворяли. Председатель сенатского комитета по внешним сношениям Кэй Питтмэн 19 февраля обратился к Рузвельту за разъяснениями. Он спрашивал, намерены ли США участвовать в европейских делах? В марте он выступил с защитой изоляционизма. А 16 марта Гитлер бросил вызов Европе, объявив о введении воинской повинности и создании армии численностью в 500 тыс. человек, строительстве военно-морского флота. Тревожные вести приходили из Рима. Муссолини угрожал начать войну против Эфиопии. 19 марта в Белом доме состоялась встреча с членами комиссии Ная. Президент, одобрительно отозвавшись о ее деятельности, много говорил о тревожном развитии событий в мире. Поэтому желательно, учитывая настроения общественности, подумать об оформлении законодательства, которое могло бы обеспечить удержание страны от втягивания ее в войну. Пожелание понравилось собеседникам. Для них оно, возможно, было несколько неожиданным. Они сразу же приступили к его реализации. Президент был доволен, так как этим шагом ему удалось несколько успокоить общественность страны и в определенной степени Капитолий. Разработка законодательства о нейтралитете США пошла полным ходом27. Д. Най уведомил Хэлла о поручении президента. Последний воспринял эти слова с недоумением, ибо в госдепартаменте такой законопроект уже многие месяцы подготавливался и только не были согласованы некоторые вопросы. Он терялся в догадках, полагая, что допустил излишнюю осторожность и медлительность. Это предположение было близко к истине. Но Рузвельт, вероятно, поступил так еще и потому, что он хотел, чтобы инициатива о нейтралитете исходила не от госдепартамента, а от сенаторов, от комиссии Ная, деятельность которого так широко взбудоражила общественность страны. Медлить было нельзя. Прохождение такого законопроекта, подготовленного сенаторами, могло быстрее пройти в сенате. Возможно, это явилось одной из причин благорасположения президента к деятельности комиссии Ная. Однако Хэлл все же не спешил представлять президенту проект законодательства о нейтралитете, рассчитывая на его доработку, устранение расхождений взглядов по некоторым вопросам между сотрудниками госдепартамента. Сенаторы же, напротив, были заинтересованы в том, чтобы как можно быстрее реализовать пожелание президента. 30 марта Най заявил в речи в Лексингтоне, что президент полон решимости не допустить втягивания США в войну, в вооруженные конфликты, он защищал применение обязательного эмбарго на вооружение, поддерживал запреты займов воюющим странам и путешествий американских граждан на их кораблях28.

Объявление США о нейтралитете во второй мировой войне

31 марта 1935 г. редактор иностранного отдела газетного треста "Скриппс — Говард" опубликовал текст заявления, переданного ему высокопоставленным официальным лицом. В нем говорилось, что целью политики США являлось воздерживаться от каких-либо актов, которые позволили бы вовлечь страну в европейский конфликт, и в Вашингтоне заняты разработкой закона о нейтралитете, отказе предоставления займов как агрессору, так и его жертве. 1 апреля 1935 г. комиссия Ная представила в конгресс доклад, высказавшись за необходимость регулирования экспорта оружия. 9 апреля сенаторы Д. Най и Б. Кларк внесли в сенатский комитет по внешним сношениям две резолюции о нейтралитете. В них говорилось о запрете американцам путешествовать на пароходах воюющих стран и предоставлять займы и кредиты им для покупки контрабандных товаров. Президент мог объявлять состояние войны и автоматически вводить в действие эти положения29. Питтмэн выразил недовольство чрезмерной активностью сенаторов, усмотрев превышение ими полномочий и ущемление прерогатив его комитета, хотя сам разделял взгляды изоляционистов. В связи с нарушением Гитлером статей Версальского мирного договора он открыто заявил о незаинтересованности США в европейских делах, с негодованием говорил о тех, кто обеспокоен происходившими событиями в Европе, утверждая, что Соединенным Штатам не следовало бы вмешиваться в конфликты: "...Мы должны оставаться нейтр альными "30. Узнав о резолюциях сенаторов, Хэлл реагировал немедленно. 11 апреля он представил президенту меморандум. В нем говорилось, что в госдепартаменте давно уже разрабатывался законопроект о нейтралитете, но он еще не завершен. Сообщалось также, что председатель комитета по внешним сношениям Питтмэн недоволен излишней инициативой сенаторов, так как прерогативы законодательства относятся к его комитету, который и обязан этим заниматься. В меморандуме обращалось внимание на протесты британского и французского послов по поводу оглашения комиссией Ная секретных соглашений, заключенных американскими банками с союзными правительствами в годы первой мировой войны31. Пытаясь выйти из неблагоприятной для него ситуации, Хэлл намеревался послать президенту свой проект билля, подготовленный юристом Г. Хэквортом, в котором фиксировалось применение эмбарго на оружие без различия агрессор это или его жертвы, запрет путешествовать американцам на кораблях воюющих стран и запрещение входить подводным лодкам в американские порты. Но Хэкворт возражал, заявив, что проект еще не готов и требует доработки. Согласившись с его доводами, госсекретарь проинформировал президента и заявил об этом также на пресс-конференции. Хэлл продолжал считать, что проблема нейтралитета весьма сложная и нельзя проявлять поспешность, необходимо ее всестороннее изучение. Весной 1935 г. он уже не полностью разделял изоляционистские взгляды. Как отмечает историк Р. Дайвайн, ему хотелось задержать на некоторое время принятие законодательства о нейтралитете в конгрессе.