Моя панацея
Шрифт:
На поверхность всплывает самый логичный вариант: она — мать Ярика. Где-то же она должна быть, правильно? Потому ставлю вариться кофе, добавляю в напиток немного корицы, красного перца — так нравится нам обоим — и жду, когда вернётся Максим.
— Боже мой, как мне этого не хватало. Дом, ты и кофе, — Максим подходит сзади, обвивает руками, зарывается носом в шею, замирает. Он любит подолгу стоять за моей спиной, и хотя часто это заканчивается сексом в каком-то очередном укромном уголке дома подальше от чужих глаз, сегодня нам нужно поговорить.
Есть
— Знала бы, как я сильно устал, — вздыхает, а я выключаю плиту. — Мало мне было забот, так я Павлика твоего на работу принял. Теперь хлебаем полными ложками.
— Он не мой.
— Конечно, не твой. Кстати, помнишь наш разговор? О разводе? Я договорился. И деньги, которые он со счёта снял, буквально завтра-послезавтра вернутся. Это твои деньги, ты ради них работала, во всём себе отказывала. Доработалась, что ржавый Опель тебе нормальной машиной кажется.
— Вот же завёлся, — смеюсь и поворачиваюсь к Максиму. Обвиваю его шею руками и целую в колючий подбородок. — Спасибо. Я в некоторых вещах очень бестолковая, да и разводиться никогда не планировала.
— Так бы и тянула с ним эту лямку?
— Знаешь, мне ведь не казалось так. Жила и жила, думала, что так у всех. Вначале же была влюблённость, чувства. Потом стухли, но разве так не может случиться с кем угодно?
— Может.
— И ты можешь остыть. Пресытишься мной, вот и сказочке конец. И это нормально, так случается сплошь и рядом.
Максим молчит, упирается лбом в мой, смотрит. А я глажу его по груди, и слегка отталкиваю от себя.
— Макс, нам поговорить надо.
Максим смотрит на меня настороженно, а я отворачиваюсь, чтобы разлить горячий кофе по кружкам. Ставлю одну перед ним, вторую обхватываю руками и думаю, как же лучше начать разговор. Ах, пусть будет, как сердце просит.
— Я о Ярике. Вернее о…
— Его матери? — Максим откидывается на спинку стула, кладёт руку на стол и барабанит пальцами по столу. Смотрит в окно, кофе стынет, а тишина становится гнетущей.
— Она живая? — накрываю его руку своей, переплетаю пальцы, ловлю тёмный взгляд. — Максим, это ведь действительно важно. Я всё ещё ему не мать, хотя была бы моя воля, лучшего бы сына и пожелать не смогла. Он чудесный, самый лучший мальчик на свете. Я очень его полюбила, но я всё ещё ему не мать. Кто-то же его родил?
— Родил, конечно же. Из воздуха дети не являются.
Снова молчит, смотрит куда-то вглубь себя. Ах, как жаль, что не придумали ещё такого прибора, чтобы можно было чужие воспоминания на экран телевизора выводить. Многое бы проще стало: ткнул на кнопочку, выбрал, чем поделиться хочешь, и не нужно распыляться на слова, пытаться их подобрать, найти нужные.
— Всё, что тебе знать нужно: она отказалась от Ярослава в роддоме, — обжигает правдой и трёт ладонью лоб. — Прости, Инга, мне позвонить нужно.
И резко поднявшись, снова прячется в кабинете.
26. Инга
— Красота! —
Передо мной альбомный лист, на котором изображена неведома зверушка: не волосы, а чёрные кривые палки, глаза разного размера, но оба навыкате, а губы такие, что фанаткам ботокса впору рыдать. Два помидора, а не губы, ещё и цвета почему-то коричневого.
Ярик хлопает в ладоши — так сильно ему нравится моя реакция. Он ведь старался, весь день в своей школе развития рисовал для меня подарок, кусочек своей светлой души вложил. Как тут не восхититься, хоть загогулина на картинке на меня похожа меньше всего. Зато с любовью, да.
Вешаю на самое видное место, не боясь испортить идеальный интерьер. Максим вообще удивительно сговорчив, если дело касается Ярика, хоть и бывает суховат и строг.
— Вот так вот, будем любоваться на меня красавицу эдакую, — бормочу, вгоняя поглубже в стену ярко-красную кнопку. — Потом рамочку с тобой купим, чтоб совсем как картина была.
Дальше мы возвращаемся к урокам чтения, и у Ярика наконец-то начинает получаться, и “мама мыла раму” уже не самое сложное, что он может прочесть по слогам. Эти занятия нужны не только Ярику, но и мне. Потому что тогда можно не думать о том, что Максим из кабинета так и не вышел. Наверняка работает, но я очень надеюсь, что не напивается. Как-то уж слишком тяжело ему далась правда, хоть он и избежал любых подробностей.
Значит, оставила в роддоме… Я обычная женщина, не самая богатая, не самая умная. Битая жизнью и людьми. Но я, оставшись без родителей почти сразу после рождения, выросшая в доме злой тётки, не понимаю, как можно бросить ребёнка. Как это подписать своими руками отказ и скрыться в неизвестном направлении? Загадка.
Я кормлю Ярика, укладываю его в кровать, читаю сказку о Рикки с хохолком, а когда мальчик засыпает, спускаюсь вниз. Больше не замираю в нерешительности возле кабинета Максима, а стучу осторожно.
— Инга, входи, — Максим всегда чувствует, что это я.
Мысленно ставлю галочку: судя по голосу, не пьян.
— Максим, ты ужинать будешь? Я приготовила.
Он откидывает на стол какие-то бумаги, захлопывает крышку ноута, но вставать и идти на кухню не торопится. Вертит в руках карандаш, раскручивается туда-сюда на стуле, молчит.
— Ты же не обедал. Даже кофе не выпил.
— Ярик спит?
— Да, он умаялся сегодня.
— Запри дверь. И, чёрт возьми, иди сюда. Я соскучился.
На то, чтобы выполнить хриплые приказы, у меня уходит не больше минуты. И вот я уже распластана на столе, а Максим жадно целует меня, иногда больно прикусывая кожу. Но ощущений так много, они распирают меня, что в этот момент плевать на всё.
Максим входит в меня сразу, не размениваясь на долгие ласки и изысканные прелюдии, но мне они и не нужны сейчас, я и так готова для него. За секунды готова, стоит поймать на себе жадный взгляд, полный его одержимости мной. Мной, чёрт возьми!