Моя Шамбала

Анишкин Валерий Георгиевич

– Вот бы ты мне еще перстенек золотой нашел,

Нинке было шестнадцать лет, но полнота делала ее старше, ходила она в туфлях на высоких каблуках, и за ней ухаживали офицеры.

– Огольцы, гляди!
– показал рукой Армен.

Алексеев метнул молот, побалансировал на одной но-ге, проследив за полетом ядра, и опрометью бросился на другой конец поля. Он поднял ядро и долго ходил вокруг лунки, поглядывая на нас, потом вбил кол, сделав отметку броска, и пошел, сияющий, к исходной позиции ближней к нам стороной.

– Сколько, Юрик?
– спросил Пахом.

–

Пятьдесят два!
– белозубо улыбаясь, ответил чемпи-он.

– Ну, ты даешь!
– вежливо удивились мы.

У Алексеева рот растянулся до ушей. Он почистил яд-ро, не торопясь, надел рубашку и, усталый и довольный, пошел с поля.

– Так он скоро и Александра Шехтеля догонит, а Шех-тель чемпион России, - сказал Самуил Ваткин.

– А это сколько?
– поинтересовался Монгол.

– Больше пятидесяти четырех метров.

– Так Юрик его скоро и догонит, - порадовался Пахом,

– Может и догонит.

– Мне домой пора, - поднялся Ванька Коза.

– А футбол?
– спросил Каплунский.

– Неохота, - отмахнулся Ванька.

Он ушел, не торопясь, вразвалочку, чувствуя, что мы смотрим ему вслед.

– Пошел к курским, - сказал Мотя.

– А то куда ж, - согласился Монгол.

Солнце клонилось к закату, румяня крыши домов и верхушки деревьев, отчего они становились похожими на сказочные картинки из детских книг. Земля за день нагре-лась, напиталась солнцем, но за ночь она остынет и утром встретит светило паром и туманом в низинах. Но солнце вновь даст ей тепло, необходимое для жизни. Вечера по-следних весенних дней выдались сухими и теплыми. Мы сидели на траве, развалясь и лениво пожевывая травинки, А вокруг все дышало тишиной и покоем.

– Миш, а, правда, что Васька Граф сам с Курской?
– спросил Сеня Письман.

– Правда.

– А я слышал, что он из монастырских, - возразил Па-хом.

– Нет, из курских, точно знаю. Да ты спроси у Козы, он тебе скажет.

– Коза сам не знает. Это курские форс давят, будто Граф их. Бахвалятся.

– Тетя Фира говорит, что вчера на барахолке мужику продали отрез бостона, дома развернул, а там уже рукав от фуфайки, - сказал Семен.
– Надо же так сделать. Ведь му-жик своими глазами отрез смотрел.

– "Кукла". Жулики могут все что угодно завернуть, ко-мар носа не подточит. Могут показать настоящий отрез, а подсунуть "куклу". Ловкость рук, - объяснил Монгол.

– Это Граф, - решил Володька Мотя.

– Ой, уморил. Будет Граф руки марать такой мелочью. Он по барахолкам не ходит. Это Санька Хипиш. Тот такие штучки вытворяет. А Граф ворует по крупному.

– А, говорят, они работают в паре, - Витька Мотя пере-менил позу и сел поудобнее.
– Я слышал про них такую ис-торию. Сели в поезд, в купе. Ну, Граф в шляпе, при галсту-ке. Сидит, ведет разговор с пассажирами, о том, о сем, зна-комится. Появляется Хипиш. Садится. При удобном случае вытаскивает у Графа, так чтобы заметили соседи по купе, часы и смывается. Тут сразу поднимается шухер. Мол, у вас часы украли. Граф говорит: "Не может быть. Мои часы при мне". "Нет, часов у вас нет". Короче, Граф вызывает всех на спор. Те знают,

что часов точно нет, и готовы спорить на все, что у них есть. Граф показывает часы, получает деньги и - прощай Маруся.

– Ловко!
– отметил Армен Григорян. Мы засмеялись.

– Санька на базаре быть не мог, - неожиданно заявил Самуил Ваткин.

– Почему это?
– приподнялся на локтях Монгол.

– Да потому что он в тюрьме.

– А ты откуда знаешь?

– Помнишь, в прошлом году в мебельном магазине за-брали цыган. Хотели магазин ограбить, да не успели?

– Ну?
– подтвердил Алик Мухомеджан.

– Так вот, Граф там был главарем, а Хипиш ему помо-гал.

– А цыгане?

– А цыгане для отвода глаз.

– Знаешь, так расскажи, - потребовал Мотя старший.

– Давай, рассказывай, - поддержали мы Мотю.

– Значит так, - деловито начал Самуил.
– Граф с цыга-нами за 15 минут до закрытия магазина на перерыв поку-пают шкаф. Долго выбирают, открывают, закрывают, а под шумок Санька прячется в шкафу. Граф платит деньги и до-говаривается увезти шкаф после перерыва. Когда магазин закрывают, из шкафа вылезает Санька Хипиш, забирает в кассе деньги и снова прячется в шкаф. После перерыва должны прийти цыгане и забрать шкаф с Санькой, но кас-сирша в самую последнюю минуту обнаружила пропажу денег, и магазин не открылся. Санька слышал топот, шум, ждал, когда все стихнет, уснул и вывалился из шкафа.

– Все это брехня, - после короткого молчания заявил Мотя старший.
– Выдумки, никакого Графа нет.

– А кто же есть?
– в вопросе Пахома сквозила ирония.

– А никого. Жулики, ворюги есть. Развелось их теперь - только за карман держись. Вчера у прокурорши сумочку в трамвае срезали. Мать говорит, пятьсот рублей было.

– А у нас вчера ночью под окном кто-то ходил-ходил, потом по стеклу стал скрестись, - шепотом стал рассказы-вать Семен Письман, - потом как кошкой замяукает, и как кто-то побежит.

– Ты-то чего боишься?
– засмеялся Монгол.
– У вас во-ровать нечего. Вот у прокурора!

– У прокурора телефон, - напомнил Пахом.
– Когда у прокурорши срезали сумочку, прокурор звонил самому Ле-ве Дубровкину.

– Дубровкина бандюги боятся как огня, - подтвердил Мотя старший. Он порядок наведет. Когда нашли убитого милиционера, помните? Милиция еще облаву на барахолке устроила? Так Дубровкин сразу убийц поймал.

– Жорик Шалыгин говорит, что Лева Дубровкин все воровские дела знает, потому что сам беспризорничал и даже в воровской шайке был.

Надолго замолчали. Лягушки сначала робко, словно пробуя голос, потом вдруг уверенно и нагло разрушили ве-чернюю тишину, запели дружно, и трели их заглушили все остальные звуки. Кузнечик, стрекотавший где-то рядом, испуганно умолк, уступив место пробудившейся силе.

– Играть что ли не будем?
– подал голос Мотя млад-ший.

– Да уж темнеет, - лениво сказал Каплунский.

– Мне домой пора, мать небось ищет, - нехотя поднял-ся Пахом.

– Мне тоже,- отозвался Самуил.

– Пошли, правда. Есть охота, - согласился Монгол.