Моя жизнь

Ганди Махатма

нас.

– Я остановлюсь там, где меня поместит ваш юрисконсульт, или же устроюсь

самостоятельно. Пожалуйста, не беспокойтесь. Ни одна душа ничего не узнает о

наших с вами секретах. Но я намерен познакомиться с нашими противниками. Мне

хотелось бы установить с ними дружеские отношения. Я постараюсь, если

возможно, уладить дело без суда. В конце концов, Тайиб Шет - ваш

родственник.

Шет Тайиб Ходжи Хан Мухаммад был близким родственником Абдуллы Шета.

Упоминание

о возможности полюбовного соглашения, как я мог заметить, несколько озадачило Шета. Но я находился в Дурбане уже дней шесть-семь, и мы

знали и понимали друг друга. Я не был больше для него "белым слоном".

Поэтому он сказал:

– Н-да, понятно. Конечно, соглашение без суда было бы наилучшим исходом.

Но мы все родственники и прекрасно знаем друг друга. Не такой человек Тайиб

Шет, чтобы легко пойти на соглашение. При малейшей оплошности с нашей

стороны он выжмет из нас все и в конце концов надует. Поэтому, пожалуйста, подумайте дважды, прежде чем предпринять что-либо.

– Можете не беспокоится на этот счет, - сказал я.
– Мне нет нужды говорить

с Тайиб Шетом или с кем-нибудь еще по существу дела. Я только предложу ему

заключить соглашение и избавиться таким образом от ненужной тяжбы.

На седьмой или восьмой день после своего прибытия я выехал из Дурбана. Для

меня приобрели билет первого класса. При этом обычно доплачивали еще пять

шиллингов за постельные принадлежности. Абдулла Шет настаивал, чтобы я

заказал себе постель, но из упрямства, гордости и желания сэкономить пять

шиллингов я отказался. Абдулла Шет предостерегал меня.

– Смотрите, здесь не Индия, - сказал он.
– Слава богу, такие расходы нам

по карману. Пожалуйста, не отказывайте себе в необходимом.

Я поблагодарил его и просил не беспокоиться.

Примерно в десять часов вечера поезд пришел в Марицбург, столицу Наталя.

Постельные принадлежности обычно давали на этой станции. Ко мне подошел

железнодорожный служащий и спросил, возьму ли я их. Я ответил: "Нет, у меня

есть свои". Он ушел. Но вслед за ним в купе вошел новый пассажир и стал

оглядывать меня с ног до головы. Ему не понравилось, что я "цветной". Он

вышел и вернулся с одним или двумя служащими. Все они молча смотрели на

меня, потом пришел еще один служащий и сказал:

– Выходите, вы должны пройти в багажный вагон.

– Но у меня билет первого класса, - сказал я.

– Это ничего не значит, - возразил он, - ступайте в багажное отделение.

– А я вам говорю, что в Дурбане получил место в этом вагоне, и настаиваю

на том, чтобы остаться здесь.

– Нет, вы здесь не останетесь, - сказал чиновник.
– Вы должны

покинуть

этот вагон, иначе мне придется позвать констебля, и он вас высадит.

– Пожалуйста, зовите. Я отказываюсь выйти добровольно.

Явился констебль, взял меня за руку и выволок из вагона. Мой багаж тоже

вытащили. Я отказался перейти в другой вагон, и поезд ушел. Я пошел в зал

ожидания и сел там. При мне был только чемодан, остальной багаж я бросил на

произвол судьбы. О нем позаботилась железнодорожная администрация.

Дело было зимой, а зима в высокогорных районах Южной Африки суровая, холодная. Марицбург расположен высоко над уровнем моря, и холода здесь

бывают ужасные. Мое пальто было в багаже, но я не решался спросить о нем, чтобы не подвергнуться новым оскорблениям. Я сидел и дрожал от холода. В

зале было темно. Около полуночи вошел какой-то пассажир и, по-видимому, намеревался поговорить со мной. Но мне было не до разговоров.

Я думал о том, что делать: бороться ли за свои права или вернуться в

Индию, или, быть может, продолжать путь в Преторию, не обращая внимания на

оскорбления, и вернуться в Индию по окончании дела? Убежать назад в Индию, не исполнив своего обязательства, было бы трусостью. Лишения, которым я

подвергался, были проявлением серьезной болезни - расовых предрассудков. Я

должен попытаться искоренить этот недуг, насколько возможно, и вынести ради

этого все предстоящие лишения. Удовлетворения за обиду я должен требовать

лишь постольку, поскольку это необходимо для устранения расовых

предрассудков.

Поэтому я решил ехать в Преторию ближайшим поездом.

На следующее утро я отправил длинную телеграмму главному управляющему

железной дороги и одновременно известил о происшедшем Абдуллу Шета, который

немедленно посетил управляющего. Последний оправдывал действия

железнодорожных властей, однако заверил его, что уже отдал распоряжение

начальнику станции проследить, чтобы я беспрепятственно доехал до места

назначения. Абдулла Шет протелеграфировал индийским купцам в Марицбурге, а

также своим друзьям в других пунктах следования, чтобы они меня встретили и

позаботились обо мне. Купцы пришли на станцию и попытались утешить меня, рассказав о собственных обидах; инцидент, происшедший со мной, оказался

обычным явлением. Они сказали, что индиец, едущий в первом или втором

классе, постоянно должен ожидать неприятностей со стороны железнодорожных

служащих или белых пассажиров. Целый день провел я, слушая эти прискорбные

истории. Наконец, пришел вечерний поезд. Место для меня было заказано