Мстиславцев посох

Ялугин Эрнест Васильевич

— А Калину медведем обрядим, ей-бо, медведем!
– хохотал Федька, все наскакивая на шагавшего с ленивой развальцею мазилку. Калина только ворчал и благодушно усмехался, предвкушая добрую еду.

Непривычно-веселый гул стоял в селитьбах вокруг Замчища. На Святом озере ковальские подмастерья ладили «кола». Через прорубь вогнали в дно остро отесанное бревно, вколотили сверху железный штырь, на него надели старое тележное колесо, крест-накрест положили длинные жерди, привязали накрепко сыромятным ремнем к ступице. Под вечер началась потеха.

«Кола» раскручивали два дюжих подмастерья так, что гул и стон округ стоял, подступиться боязно. Со свистом летали жерди. К ним цеплялись кто с санками, кто на лубках или на коньках стоял, а иные, как Петрок с Филькой, и так драли о лед сапожишки.

— Ай люли, ай люли, люли!
– покрикивал и свистел Филька, ухитрившись примоститься на задок чьих-то расписных санок.

Петрок уже два раза падал - сначала лубком подбили, а вдругожды на упавшего налетел - колено расшиб. Жердь по спине огрела, откинула в сугроб. Домой потащился прихрамываючи.

А с утра новую забаву затеяли - на ледянках с горы кататься. Гору выбрали в Челядном рву, крутую, с колдобинами. Накануне обдали водой обильно, стала слюда-слюдой.

На горе раздолье! Ляжет Петрок животом на ледянку, задерет ноги и стремглав вниз, в серебряную колючую пыль, аж дух занимает! Филька же для лихости и задом наперед съезжал.

А вот и Якубка появился в красных портах. Тот с горы стоя съезжает, только пригнется, когда ледянка подскакивает на взметах. И другие хлопцы повзрослей норовят стоя съехать. Только не каждому дано. Иной так расшибется, по часу потом на снегу отлеживается.

У девок же своя горка, поменьше. Визгу там, крику! Петрок с Филькой туда пошли, там и стоя не страшно скатиться. Мчатся вниз, посвистывая, потешаются с неповоротливых, закутанных в теплые платки девок.

— Гей, гей, с дороги! Зашибу-у!

И вдруг - бац! Ничего не видит Петрок, залепили ему снегом глаза, на взмете поэтому не удержался на ногах - и кувырком в сугроб. Вслед ему - ха-ха-ха! Потешаются девки, и ну еще снегом, ну еще!

И за Фильку взялись, с головы до ног обсыпали. Петрок одну, самую настырную, так в снегу вывалял, что и не узнать. Ребята отбивались сперва. Да разве устоять, ежели их как галок! Отбежали хлопцы, отдышались, отряхнулись кое-как. Филька в кутерьме и ледянку потерял.

— То чья ж такая будет?
– спросил у Фильки Петрок.- Ну вот глаза васильками?

— Что тебя ледяшом-то по спине огрела?
– ухмыльнулся Филька.- Лада, Родивона Копейника меньшая.

— Отчаянная,- миролюбиво сказал Петрок.- А раной неприметна была.

— Ну запомнил теперя,- веселился Филька. Петрок толкнул друга плечом, Филька отлетел к тыну, увяз в сугробе.

— Вот я тебя!
– грозится Филька.

Прислушались: издалека доносился перезвон бубенцов.

— Колядники!
– ахнул Филька.- Не спозниться бы. Ну без нас Степка со своими выправился!

Петрок закинул ледянку под тын, прикопал снегом - авось не утащут. Подняв полы шубеек, побежали по улочке вверх.

А

уже на улицы ватагами выходили ряженые. За ними ребятишки гурьбой - потешно ведь. И взрослые все во дпорах, глядят с крылец, узнают.

— Никак Пронка Бирючев передний-то?

— Какой же?

— Да у якого батька бирючом был, а сынок-от, Пронка, до ковалей подался.

— А етот, етот, козою ряженный, кто ж таки? Ну мастак, не познать!

— Гляди-ка, Федька Курза в бубен лупит...

— Ай ето Курза?

А колядники подступают уже к воротам, стучит передний клюкою, и хозяин, намасленный, как блин, радостно бежит открывать. Все колядников ждут с радостью: целый год будет неудачлив для двора, где не побывали ряженые.

— Кали ласка, заходьте, гостейки дороженькие!
– разносит хозяин пошире створы ворот.

В вывернутом кожухе, в тонких сапожках, впереди выступал Степка, который изображал козу. На голову надел лубок, размалеванный Калиной под козью морду. Степка, войдя в ворота, по-козьи топотал сапожками, помахивал золочеными рогами, кланялся крыльцу. Сзади напирала свита. Петроку напялили волчью харю, шубейку его тоже вывернули. Федька Курза был лисою, Калину обрядили медведем, ему же вручили мешок. Прочие колядники тоже вырядились кто во что горазд.

Калина, ухмыляясь, раскрывает просторный мешок, принимает милостиво и куски пирога, и ветчину, и колбасу с чесноком, и сало.

До коляд и воробей богат - подавали всюду щедро. Покидая очередной двор, Калина все сильней покряхтывал, вскидывая на плечо раздобревший мешок.

Тревогу поднял Филька, который успел сбегать с ребятишками в нижний конец улицы, поглядеть, как другие колядуют. Филька подлетел к старшему брату:

— Колядники с Замчища по нашим дворам пошли!

— Не обознался?
– не поверил Степка такому вероломству.

У колядников уговор давний - на чужую улицу не забредать.

— Ну держись, сынки боярские!
– Федька Курза содрал с себя лисью морду, сунул ребятишкам, подтянул кушак. Степка же так и ринулся в козьей личине, на бегу скидывая шубу. Беспокойно топтался Калина, поглядывая на полный мешок - боялся оставить без присмотра: а ну, утащит кто столько снеди! Наконец крякнул, вскинул мех на стреху ближнего сарая.

Первыми столкнулись ребятишки. Налетели ватага на ватагу, посбивали друг дружке шапки. Какой-то конопатый острым кулачком быстро ткнул Петроку в нос. Петрок сгреб конопатого, кинул на растоптанную дорогу.

— Чур, лежачих не бить!
– закричал боярский, прикрываясь локтями, и пополз в сторону, потому что уже набегали сюда колядники повзрослев, все на подбор хлопцы, хлесткие.

Чья-то тяжелая рука ухватила Петрока за шиворот, ткнула носом в колючий снег. Пока Петрок отряхивался, протирал глаза, бой уже откатился вниз, замковые выманивали слободских из кривых улочек, где не развернуться, на озеро, на ледяную гладь.

— Колядники бойку учинили!
– радостно вопили ребятишки по всем улицам.