Мулен Руж
Шрифт:
Все еще улыбаясь, Анри надел шляпу, пальто. Напоследок окинув взглядом студию, вышел в коридор и осторожно закрыл за собой дверь.
Он заметил, что газовые светильники на лестнице зажжены. Все-таки какая милая женщина, эта мадам Лубэ! Очень предусмотрительно с ее стороны осветить лестницу, чтобы он не сломал себе шею. Да, он непременно будет здесь счастлив…
В «Нувель» было многолюдно и накурено. Анри толкнул тяжелую дверь и направился к столику в дальнем конце зала, где они обычно устраивались с друзьями. Но даже его прибытие не положило конец спору, разгоревшемуся между Гози и Анкетеном. Непримиримые приятели свирепо
Анри присел на кожаный диванчик рядом с Рашу, протер стекла пенсне, заказал пиво и огляделся по сторонам. Наступил час аперитива, священное для художников время. Официанты в белых фартуках лавировали между столиками, ловко удерживая на кончиках пальцев заставленные посудой круглые подносы. За окном бурлила жизнь, ее шум, подобно разъяренному прибою, врывался в зал кафе всякий раз, как открывалась входная дверь, и на мгновение в нем тонули разговоры и стук соусников о мраморные столешницы. То там, то здесь вспыхивали жаркие студенческие споры на темы искусства, заводились разговоры о женщинах, кое-кто из студентов старательно прихорашивался, а остальные напряженно играли в карты, пряча тузов в рукаве и ставя на кон стакан выпивки. Старшие представители богемы, облаченные в забрызганные краской брюки и черные плащи, отдыхали после праведных трудов, коротая время за выпивкой покрепче и чтением газет. Неудачники собирались группками, чтобы в очередной раз обличить жестокость галерейщиков, бессердечие критиков и непробудную тупость общества, упорно отказывающегося покупать их замечательные живописные полотна.
К шести часам вечера друзья Анри успели основательно переругаться, выразить взгляды на творчество Гойи и Делакруа, поделиться опытом в части обольщения женщин и способов пробуждения в них самых низменных инстинктов. Они также выпили по несколько кружек пива, накурились терпкого табака и уже начинали ощущать некоторую усталость.
Именно тогда Лукас объявил о свидании с Жюли.
– Она работает в «Шапо Флёри», у одной из тех роскошных модисток, которые за шляпку заламывают пятьдесят франков. Жюли просто прелесть, но никак не сдается. Я раз попытался ее поцеловать, и знаете, что она выкинула? Отвесила мне пощечину. – Похоже, инстинкт охотника не давал ему покоя: глаза возбужденно засверкали лишь при одной мысли о борьбе и возможном поражении. – Я от нее с ума схожу. Вот это девушка! – добавил он, вставая из-за стола.
– Бедняжка! – вздохнул Гренье. – Если ты обойдешься с Жюли как с остальными, лучше ей утопиться в Сене прямо сейчас.
Лукас расплатился с официантом и неспешно убрал сдачу в карман.
– А чего ты от меня ждешь? Чтобы я влюбился? С женщинами хорошо до тех пор, пока не влюбишься. А как только дал слабину, считай, пропал. Они меняются прямо на глазах, тут же начинают выискивать себе новую жертву. Такова уж их натура. Они все мазохистки какие-то! Если у них была хотя бы одна несчастливая интрижка, они будут вспоминать об этом всю жизнь. А если ты любезничаешь и волочишься за ними, тебя забудут через неделю. – Он помахал на прощание. – Ну ладно, встретимся завтра у Кормона.
Повисла неловкая пауза.
– Смотреть противно, как девки вешаются ему на шею, – с завистью проговорил Гози.
Кто-то позвал всех к Агостине, а затем в «Эли». Предложение было рассмотрено со всех сторон
– Только не сегодня, – отмахнулся Рашу. – Я устал. Эта чертова Венера Милосская весила целую тонну.
Гренье ушел, через какое-то время за ним последовали и Гози с Анкетеном, и еще целый час Анри оставался за столом наедине с Рашу. Царило уютное молчание.
– А как насчет того, чтобы перекусить в другом месте? – неожиданно предложил Рашу, выбивая трубку о краешек стола. – Что-то я проголодался.
Когда они добрались до ресторана Агостины, время обеда уже прошло. Зал «Тамбурэн» практически пустовал, если не считать пожилого господина с аккуратной бородкой, жевавшего яблоко за газетой, подпертой бутылкой кьянти, и белокурой уличной девицы с острыми чертами лица, жадно уплетавшей суп. Ресторанная духота смешивалась с аппетитными ароматами, доносившимися с кухни. Из-за тяжелой портьеры доносился приглушенный звон тарелок и женский голос, негромко напевавший итальянский мотивчик.
Студенты едва успели занять места за столом, когда пение смолкло и к ним выпорхнула Агостина.
– Матерь Божия! Почему вы так поздно? Я уж подумала про себя: «Наверное, bambini нашли себе место получше, чем у Агостины».
Итальянка явно напрашивалась на комплимент, и молодые люди с готовностью заверили ее, что ничто на свете не заставит их отказаться от здешней стряпни. В ответ она скромно заметила, что, возможно, «Тамбурэн» и не самый шикарный ресторан на свете, но уж, во всяком случае, он даст сто очков форы новомодным парижским забегаловкам, куда все так стремятся в последнее время.
– Да знаете ли вы, где подают самую лучшую еду в мире! В Палермо! Ну и готовят там, скажу я вам! Всего за одну лиру можно упиться и ужраться как свинья. Какое вино, какие спагетти! Пища богов! Ах, Палермо! – Взгляд ее мечтательно затуманился. – В Палермо всегда светит солнце. А небо голубое-голубое… как плащ Мадонны. А воздух – словно лучшие духи…
После того как все похвалы Палермо были вознесены, она отправилась на кухню и вернулась с двумя тарелками супа.
Друзья не спеша принялись за еду. В скором времени господин с яблоком ушел, аккуратно свернув газету и сунув ее под мышку.
Девица же осталась за столиком. Она закурила сигарету, исподволь любуясь своим отражением в оконном стекле. Анри наблюдал за плавными движениями ее руки, разглядывая чувственно сложенные губы и подмечая, как трепещут ее ноздри, вдыхая дым. Свет газовой лампы смягчал черты ее лица и играл золотистыми бликами в волосах.
– А ты уже выбрал сюжет для салонной картины? – внезапно спросил Рашу.
– Сначала я хотел взять библейский сюжет. Ну, типа «Авраам приносит в жертву своего сына» или «Моисей у скалы». Но сложновато…
– Пожалуй, – кивнул Рашу, – слишком много деталей.
– А что ты скажешь насчет Икара? Ну, того, кто убежал из Лабиринта и попытался лететь на крыльях из воска. Тут можно построить хорошую треугольную композицию. Я бы изобразил его на скале с распростертыми крыльями. Готовящегося взлететь.
– Ну, не знаю, – с сомнением проговорил Рашу. – О нем все-таки мало кто слышал. А почему бы тебе не написать Венеру или Диану? Они всегда актуальны и хорошо смотрятся. К тому же для этого не придется заморачиваться, можно просто пойти в Лувр, скопировать одну из картин Буше, добавить несколько деталей от себя, и дело в шляпе.