Мулен Руж
Шрифт:
– Я беру студию, – объявил он, когда они оказались в ее в каморке.
– А вы уверены, что она вам подходит? – уточнила консьержка, не в силах скрыть тревожные предчувствия. – Лестница ведь ужас какая крутая…
– Нет-нет, это ерунда, – передернул плечами он. – Я уже привык к таким лестницам. Мастерская тоже находится на четвертом этаже, и лестница там ничуть не лучше этой. Зато хорошая тренировка для ног. И сколько вы хотите за студию?
– В год?
Он кивнул.
– Четыреста двадцать франков, – объявила она, внутренне готовясь к неминуемому торгу.
– Годится. Когда можно въехать?
Столь безоговорочное
– В любое время. Но я должна записать ваше имя в книге.
Мадам Лубэ принялась метаться по комнате в поисках амбарной книги. Найдя ее, чинно села за стол, поправила очки на носу и торжественно обратилась к нему.
– Итак, ваше имя? – Она приготовилась записывать. – Это для полиции. Им до всего дело есть.
– Разумеется. Тулуз. Анри де Тулуз…
– Я не спрашивала, где вы родились. Меня интересует только ваше имя.
– Я понимаю. Но Тулуз – это и есть мое имя.
Она отложила ручку.
– Тулуза, господин, это не имя, а название города, – терпеливо принялась втолковывать она. – Вы бы еще Парижем назвались или Марселем… Ладно, а теперь назовите мне ваше настоящее имя. – Она снова взяла ручку и занесла над страницей.
– Но я вам уже назвал его – Тулуз, – уперся он. – Это не моя вина, что…
– Я вижу, господин любит пошутить, – обиженно проговорила она. – Лично мне все равно, кем вы себя назовете – Наполеоном или Жанной д’Арк, но только полиции это вряд ли понравится. – Она снова занесла перо. – А теперь будьте любезны назвать свое имя, а также год и место рождения. Все, короче.
И он медленно продиктовал:
– Анри-Мари-Раймон де Тулуз-Лотрек и Монфа. Родился в Альби, 24 ноября 1864…
Тем днем мадам Лубэ, как обычно, отобедала в одиночестве, поговорила за жизнь с Мими, подмела лестницу, напомнив нескольким жильцам о необходимости внести плату за жилье, поморила тараканов, а ближе к вечеру зажгла керосиновую лампу и снова уютно устроилась в мягком кресле, собираясь углубиться в чтение.
И тут, второй раз за день, она услышала стук колес приближающейся кареты. Она по привычке откинула занавеску, вглядываясь в полумрак за окном. Ее удивлению не было предела. Это был не просто фиакр! Ведь извозчики на фиакрах не носят шляп с кокардами, белых рейтуз и сапог. Неужто частное ландо? Интересно, кто это мог быть…
Консьержка с трепетом наблюдала, как ландо остановилось перед домом и кучер в ливрее спустился со своего места, чтобы открыть дверь.
Из кареты вышла стройная седоволосая дама. Она что-то приказала кучеру и, с любопытством осмотрев дом, вошла в подъезд.
– Да, мадам? – бросилась к ней старушка. – К вашим услугам, мадам.
– Мне необходимо поговорить с вами, – негромко произнесла посетительница.
Мадам Лубэ отметила, что скрытое под черной вуалью лицо женщины казалось очень бледным. На незнакомке было черное платье простого покроя, короткая соболиная накидка, в руках муфта, тоже из соболя. Консьержка жестом предложила даме кресло, даже заботливо поправила подушку у нее за спиной. Затем присела на стул, чинно сложив руки на коленях, и приготовилась слушать.
– Мой сын сегодня утром арендовал студию…
– Ваш сын! – Мадам Лубэ даже задохнулась от неожиданности. – Вы имеете в виду карлика… – Эти слова вырвались сами собой, и она осеклась, испуганно
Губы дамы побелели, на лице появилось страдальческое выражение.
– Да, – в конце концов выдавила она. – Это мой сын. В детстве он сломал обе ноги…
Сидя в крохотной каморке при тусклом свете керосиновой лампы, графиня рассказывала об Анри – о его таинственной болезни, о сломанных ногах, о тщетном лечении, о страшных приступах. Мадам Лубэ не могла сдержать слез. Социальные барьеры исчезли.
– Именно поэтому я решила побывать у вас, – закончила посетительница. – Пожалуйста, уж присмотрите за ним. И если, не дай бог, что-нибудь случится, если он вдруг повредит ноги, немедленно дайте мне знать.
– Не волнуйтесь, мадам, – заверила мадам Лубэ, громко сморкаясь в большой носовой платок. – Я буду ходить за ним, как за родным сыном. Прослежу, чтобы в студии всегда было хорошо натоплено к его приезду, чтобы он надевал пальто, когда на улице прохладно. И ни словечка не скажу о вашем визите. Я знаю, какими щепетильными становятся мальчики в этом возрасте.
И, уже провожая графиню до двери, она спросила:
– Прежде чем уйдете, вы не могли бы назвать мне его настоящее имя? А то мальчик сказал, что он Тулуз. Разумеется, я понимаю, что это просто шутка…
– Да, он Тулуз. Его отец – граф Альфонс де Тулуз-Лотрек.
– Граф! Значит, он тоже граф, да?
– Да, – устало согласилась посетительница, – но титулом не пользуется. Хотя в наши дни до этого никому нет дела.
Они на мгновение задержались перед дверью.
– Спасибо вам, мадам Лубэ, – протянула руку графиня.
Мадам Лубэ проводила взглядом ландо, вскоре исчезнувшее из виду в конце улицы. На город опустилась ночь. В туманной темноте то здесь, то там зажигались желтые квадраты окон. Где-то вдалеке раздался протяжный гудок паровоза, походящий на жалобный крик раненого зверя. На душе кошки скребли. Печаль больших городов нависла и над Парижем.
А несколькими днями позже обитателей улицы Коленкур поразила необычная похоронная процессия. Катафалк, влекомый тощей, еле передвигающей ноги кобылой, был доверху нагружен плетеной мебелью и прочим скарбом, среди которого особенно бросались в глаза три мольберта, стол для рисования, высокая лестница и гипсовая копия Венеры Милосской в натуральную величину, очень напоминавшая оживший труп. На месте кучера восседал бородатый молодой великан, отчаянно щелкавший кнутом и горланивший фривольную песенку, прерываясь время от времени, чтобы вынуть изо рта длинную трубку и перекинуться шутками с местными прачками и выглядывающими из окон девицами.
За катафалком следовали четверо разбитных парней в потертых костюмах, в которых мадам Лубэ, наблюдавшая за странной процессией из окна, безошибочно распознала художников. Она узнала и нового квартиранта, ковылявшего позади всех и изо всех сил старавшегося не отставать от товарищей.
Когда шествие остановилось перед домом, молодые люди обступили повозку и принялись отвязывать веревки, которыми была закреплена мебель, Анри же направился в дом.
– Добрый день, мадам Лубэ, – учтиво поздоровался он, снимая с головы шляпу и стараясь отдышаться. – Мне не удалось нанять настоящих грузчиков, и друзья предложили свою помощь. Но вы не беспокойтесь, мы сделаем все очень тихо, не выходя за рамки приличий.