Муля, не нервируй…
Шрифт:
Так переговариваясь мы прошли в кабинет и расселись по креслам. Модест Фёдорович разлил золотистый напиток по бокалам. Поднял свой и понюхал:
— Ты только послушай, Муля, какой чудный запах… Чувствуешь нотку окисленного на воздухе яблока, и немножко ореховые оттенки, и лёгкий муар миндаля?
Я осторожно понюхал и покачал головой — мой чесночный дух перебивал все муары миндаля так, что я не чувствовал вообще ничего, кроме желания срочно помыться.
Мы сидели, потягивая благородный напиток. Модест Фёдорович был какой-то задумчивый, но при этом
Я не выдержал и спросил:
— Отец, у тебя случилось что?
Модест Фёдорович, словно очнувшись, сконфуженно покачал головой.
— Это из-за матери? — спросил я.
Я её сегодня не видел. А это значит, что она ушла в дом Адиякова.
— Н-нет, — отмахнулся Модест Фёдорович, — Так, на работе небольшие затруднения.
— Ну так расскажи, — предложил я, — если оно не под грифом «секретно». Вдруг, что посоветую. Но чаще всего, если человек в разговоре озвучивает проблему, то может сам наткнуться на её решение. Все проблемы нужно озвучивать вслух, а не думать о них бесконечно.
— Может быть, ты и прав, Муля… — вздохнул Модест Фёдорович, сделал паузу и начал делиться, — да у нас на работе сейчас новая вводная появилась. «Сверху», само собой, спустили.
Он покачал головой и отпил хересу.
Помолчали.
Затем Модест Фёдорович продолжил, поминутно вздыхая:
— Теперь уж просто наука никому не нужна… Нет, так-то она нужна. Но требуют, ты представляешь, Муля, они требуют, чтобы мы делали свои исследования и выходили на практическую реализацию. Каждый год! Каждый год, Муля! Куда катится мир?! Они даже представить себе не могут, что такое фундаментальная наука! Некоторые исследования идут даже не годами — десятилетиями! А они результат сразу хотят! Это уже не наука! Не наука, Муля! Это профанация! Я больше не могу работать в таких условиях! Понимаешь? Не-мо-гу! Подам завтра же заявление на увольнение! Поеду жить на дачу! Ты будешь ко мне приезжать на дачу? Или уже все меня бросили?!
В конце этого экспрессивного монолога, он схватил свой бокал и залпом допил всё, что там было. Затем схватился за голову и надолго умолк, раскачиваясь в кресле со стоном.
Я подождал, дав эмоциям немного схлынуть, и потом сказал:
— А в чём проблема, отец? Ты же химик?
— Химик, — глухо отозвался Модест Фёдорович.
— Ты продолжаешь дело моего деда, я правильно понимаю?
— Да…
— Ну так продолжай себе на здоровье. А им выдавай, что просят.
— Ну что я могу им за год сделать, чтобы оно имело практическое применение? — простонал Модест Фёдорович. — Завтра же уволюсь!
— Погоди, — сказал я. — У тебя стандартная лаборатория?
— У меня их четыре, — с гордостью сказал Модест Фёдорович и добавил, — но стандартная тоже есть. А что?
— А то, — сказал я, — значит, сделай им виагру…
Глава 18
— Что это такое? — нахмурился Модест Фёдорович, — впервые слышу.
— Это средство для повышения потенции, — ответил я. — Сейчас оно бы пришлось очень
— И как ты себе это представляешь, Муля?! — возмущенно вскинулся отчим, — да меня же наша комиссия по приёмке с потрохами сожрёт! Ещё и партбилет на стол положить скажут! А Учёный совет такое никогда не пропустит. Это позор!
— А это смотря как подать, — не согласился я, — можно действительно подать, как снадобье для разврата. А можно сказать, что цель благородная — исключительно для повышения демографии в послевоенной стране. И выписывать по назначению врача только после медосмотров на предприятиях.
— Хм… а ведь и правда… — задумался Модест Фёдорович и ошарашенно добавил. — Вот ты и жук, Муля. Никак я от тебя такого не ожидал даже.
Он посмотрел на бутылку с хересом и спросил:
— Ещё по одной?
— Нет, на работу же завтра, — покачал головой я, — да и в горячей ванной хочу отмокнуть… а после спиртного не рекомендуется.
— Мда, — рассеянно согласился Модест Фёдорович и спросил, — только что туда входит? Где я состав возьму?
Я завис. Состав я не знал. И, если честно, никогда этим средством не пользовался. И вот что ему сказать? Поэтому я просто пожал плечами и развёл руками.
Но тут Модест Фёдорович просиял:
— Кажется, я знаю. Где-то читал, что в элегантные века пользовались настойкой шпанской мушки. Нужно будет Машеньку в архив отправить, пусть подборку сделает. И пусть ещё в исторический музей что ли сходит… мда… А Валера зайдёт в НИИ лекарственных растений, я завтра же позвоню им. У них там образцы непременно быть должны. Мы их проанализируем и на основе сможем синтезировать…
Он оборвал себя на полуслове и так задумался, что не обращал на меня уже никакого внимания. Бутылка с недопитыми бокалами сиротливо стояла на столе, ходики размеренно тикали, я сидел в кресле, а Модест Фёдорович что-то напряжённо чёркал в блокноте: для него в этом мире больше не существовало ничего.
Я ещё немного посидел и, чтобы не мешать рождению нового открытия, тихо, на цыпочках, вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собою дверь.
Там меня встретила сердитая Дуся:
— Ну что же ты так, Муля? Я тут жду, жду… вода же стынет!
— Так почему не позвала?
— Модест Фёдорович не разрешает в кабинет заглядывать, — объяснила Дуся и свистящим шёпотом затараторила, — давай-ка, быстро иди мойся, я там тебе уже всё приготовила. На стуле стопочкой белье и халат лежит. Полотенце сверху.
И я пошёл мыться.
Ванная в квартире Модеста Фёдоровича была большая, чугунная, на гнутых ножках. Божечки, какое же блаженство погрузиться по самый подбородок в горячую ароматную воду (хитрая Дуся налила туда отвар мяты и любистка, и вода вкусно пахла травами). Как же я соскучился по всему этому!
Нет, с отчимом мне ссориться никак нельзя. А в моей будущей квартире будет точно такая же ванная. И такая же Дуся, — хотел добавить я, но рассмеялся. Да, да, к хорошему привыкаешь быстро.