Муля, не нервируй…
Шрифт:
— А я вот решила гороховый суп делать, — важным голосом отвечала ей Полина Харитоновна, — Лиле нужно хорошо кушать, я в журнале прочитала, что в горохе есть азот. А он для голоса хорошо. Да и Орфей Леонидович гороховый суп сильно любит…
— Это в каком журнале такое пишут? — заволновалась Ложкина.
— В учёном, я у соседки брала, она у нас в колхозе в клубе работает. Грамотная.
— Ой, хорошо, что сказали. Я тогда гороховой каши ещё сварю, раз для голоса надо. Мой-то в театре самые важные роли играет. Его давеча даже сам директор хвалил.
— А вы знаете, Варвара Карповна, а приходите сегодня вечером с Егором Кузьмичом к нам на чай? Я пирожков с вишней напеку, по телевизору передача про агрономов будет. А потом Орфей Леонидович стихи почитает. Посидим культурным опчеством…
Я хрюкнул и тихонько ретировался, пока не заметили. А то ещё на передачу про агрономов пригласят.
А чашку вечером приду и помою.
Не успел я зайти на работу и свернуть в свой коридор, как дорогу мне преградила Наташа. Была она сегодня вся какая-то совершенно взъерошенная и бледная. На фоне бледного лица веснушки выделялись особенно ярко.
При виде меня она сердито выпалила:
— Ну вот и зачем это было?
— Что? — не понял я.
— Раздувать, — хрипло сказала она.
— Наташа, мы с тобой об этом уже говорили, — нахмурился я, — кстати, ты мне до сих пор так и не сказала, кто заказал тебе газету эту сделать?
Наташа вместо ответа гневно фыркнула, её лицо раскраснелось.
И тут сзади раздался недовольный голос:
— Ах вот ты где, Муля, — Зина сегодня выглядела ещё «мэрилинмонровистее», чем вчера даже: локоны взбиты в высокую башню и перевязаны алой лентой, в ушах массивные не то серьги, не то клипсы. А вместо платья она внезапно одела… брюки. Нет, в начале пятидесятых некоторые женщины брюки носили, на субботники там, или на занятия спортом. Некоторые, но очень и очень мало, даже просто так носили. Но они всегда выделялись из общей массы. А вот, чтоб на работу…
Видимо, мысль о своей похожести на Мэрилин Монро настолько выбила Зину из привычной колеи, что она решила ломать шаблоны до конца. И это ещё при том, что фильмы с Мэрилин Монро нам, как работникам Комитета по делам искусств СССР дважды показывали на закрытых показах. А что было бы, если бы она увидела молодую Анджелину Джоли, к примеру?
Тем временем Зина задала животрепещущий вопрос:
— Муля, а это правда, что тебя из семьи выгнали? А за что? — она прямо напирала на меня. Наташа, которая не успела ещё уйти, жадно слушала.
Вот чёрт, не успел отмазаться от Лёли, а сейчас слухи разойдутся ещё быстрее.
Хотя…
Слухи — это тоже оружие. Информационное. И теперь нужно подумать, что и как запустить в массы.
А вслух сказал, напустив печали в голосе:
— Это длинная и ужасная история…
— Расскажи! — потребовала Зина.
А Наташа от любопытства вытянула шею и стала похожа на индюшонка.
Не столько от вредности, сколько из хулиганских побуждений, я казал:
— Я расскажу. Но только после того, как Наташа скажет мне, кто заставил её рисовать про меня стенгазету.
С этими словами я развернулся и пошел в свой кабинет работать. За спиной доносились гневные голоса — девушки явно сцепились не на шутку.
В кабинете опять повторилась та же ситуация: Мария Степановна отмораживалась, Лариса хоть и общалась вроде как доброжелательно, на самом деле держалась отчуждённо. Мужик так вообще изображал хроническую занятость.
Нет. Так дел не пойдёт, коллеги. Нам ещё вместе работать и работать.
Нужно все провернуть так, что скоро вы у меня из рук кормиться будете. Ещё и хвостиками вилять. И не таких курощали. Взять ту же Ложкину.
Я вспомнил её новую причёску и еле удержался, чтобы не рассмеяться.
Вот что с женщинами делает чувство. Хотя здесь не столько любовь, нет, здесь просто у неё появился смысл жизни. Раньше она была одинокая, никому не нужная и оттого злая. Все для неё были враги. А теперь у неё есть Печкин, есть о ком заботиться. Есть будущее — мечты о козе и о домике в Костромской области. Есть к чему стремиться. И жизнь сразу заиграла красками.
Видимо, это и есть простое человеческое счастье…
Мы занимались своими делами, когда в коридоре послышался шум. Кто-то куда-то побежал. Кто-то кого-то окликнул. Лариса подхватилась и выскочила из кабинета, в разведку. Буквально через две минуты она вернулась. Вид у неё был какой-то пришибленный и одновременно озабоченный.
— А что все так забегали? — спросил я Ларису. — С чего переполох такой?
Та посмотрела на меня шальными глазами и невнимательно ответила:
— Так Большаков же приехал…
* Печкин по старинке называет Туркменскую СССР Туркистаном, как было принято до 1924 года
Глава 16
В театр я направился ещё до обеда (хоть и планировал после). Но суета, что поднялась из-за приезда Большакова, вынудила меня резко изменить планы. На данный момент я руководствовался девизом «подальше от начальства…».
В театре пахло пыльным бархатом, пудрой, сладкими духами, старым деревом и предвкушением восторга. Хотя сегодня там было пусто. То ли я не вовремя пришел, то ли труженики зрелищ куда-то подались, может, в колхоз парники копать или даже в другой театр, в общем, не знаю. Меня встретил Глориозов лично и, рассыпаясь в многочисленных заверениях личной дружбы навек, сразу же радушно провёл к себе в кабинет.
— Вот, посмотрите, — я протянул Глориозову бумаги с предписаниями, кратко рассказал о реакции руководства и передал пожелания «сверху».
Глориозов засиял, как медный пятак, а известие о дополнительном финансировании повергло его практически в экстаз. В результате из недр старинного стола опять была извлечена запылённая бутылка (уже другая, ещё пузатее по форме и янтарнее по содержанию), и хозяин кабинета принялся щедро разливать коньяк.
— Доволен был, говорите? — лучезарно засиял улыбкой Глориозов.