Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи

Раку Марина

Русские художники, по мнению Дурылина, ищут в водах озера Светлояр источник для своего искусства:

Не тогда ли поверит себе художник, когда в словах своих сам услышит слова и подголоски китежских распевцев и песнопений, в звуках своих – отзвоны китежского звона? <…> Тот, кто <…> от невидимого Китежа веры пойдет к цветущему во плоти Китежу искусства, тот будет великий художник-мифотворец на Руси 951 .

В поисках этого «художника-мифотворца» Дурылин отвергает, казалось бы, напрашивающиеся в связи с темой Китежа и в обозначенном им музыкальном контексте вагнеровского творчества имена композиторов: не только молодого С.Н. Василенко, представившего на суд московской публики в 1902 году кантату «Сказание о граде невидимом Китеже и пресветлом озере Светлояре», но и маститого Н.А. Римского-Корсакова. О последнем Дурылин пишет:

951

Дурылин С.Н. Рихард Вагнер и Россия. С. 56.

В то время как Вагнер есть всегда заклинатель (языческими или христианскими заклятиями) обуревающей его стихии

музыки, Римский-Корсаков есть искусный – и в своем искусстве приемлемый – звездочет-хитродей, материалом замысловатых своих хитродейств избирающий нужное ему количество водной стихии, нисколько не страшное, – музыки… 952

С позиции символистского круга, к которому в это время примыкал Дурылин, Римский-Корсаков – не «заклинатель» стихий, следовательно, не преобразователь бытия. Он остается в рамках «художества», искусного ремесла – задача слишком малая для подлинного искусства. Вагнер же, по аттестации Дурылина,

952

Там же. С. 65.

<…> не музыкант только, хотя бы и великий, не поэт, хотя бы и замечательный, не мыслитель, хотя бы и значительный <…> явление Вагнера – явление художника-мифомыслителя 953 .

«Мифомыслительные» мотивы в творчестве Вагнера в русской культуре первой половины ХХ века устойчиво ассоциировались с именем Римского-Корсакова. Однако Корсаков в вагнеровском контексте воспринимается не как автор пятнадцати опер, по большей части на сказочные сюжеты, а как творец одного – центрального – опуса: «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии».

953

Там же.

Впрочем, и это восприятие было далеко не однозначным. М.П. Рахманова пишет о взываниях к религиозной мистерии, которыми была отмечена атмосфера Серебряного века, мечтах о Русском Байрейте в среде русской интеллигенции, отмечая:

Однако «Китеж» – живое воплощение этих мечтаний и устремлений влиятельной части художественной интеллигенции той поры – не был услышан ею, не был оценен. И Вагнер, и Скрябин оказались ближе и понятнее. Корифеи русского «серебряного века» почти не заметили «Китежа» 954 .

954

Рахманова Марина. К былой полемике вокруг «Китежа». С. 85.

Уточним: не заметили «Китежа» – как оперного сочинения Римского-Корсакова, но либретто В.И. Бельского уже тогда получает права на свое существование как самостоятельного поэтического произведения 955 .

И все же Дурылин не обнаруживает в российской музыкальной действительности композитора, который мог быть претендовать на роль русского alter ego немецкого гения. Парадоксальным образом в качестве кандидатуры на эту роль Дурылин называет молодого поэта, религиозного мыслителя и проповедника:

955

Бельский В.И. Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии В.И. Бельскаго. Музыка Н. Римского-Корсакова. СПб., 1907.

Рожденного Китежем художника еще нет у нас, но как бы предсветие предвестия об этом рождении уже дано нам – духом музыки, звучащим в слове и в звуке. Знаем уже художника, ушедшего к Китежу и пришедшего оттуда с первою китежскою вестью искусству, – вестью подлинно-благой. Говорю об Александре Добролюбове 956 .

А.М. Добролюбов 957 притягивал к себе внимание русского общества этого времени многими чертами: нераздельностью личности поэта и лирического героя, избранного им образа жизни и поэтического кредо. Его портрет возникает на страницах книги Дурылина о Вагнере на пике интереса к этой своеобразной фигуре русского символизма – поэту, громко заявившему о себе духовной проповедью и исчезнувшему на просторах России 958 , дабы воплотить ее в жизнь. Принявший на себя роль «русского Франциска» (в его последней книге, в частности, немало прямых и раскавыченных цитат из «Цветочков» Ассизского) Добролюбов не так явно соотносится с образом самого Вагнера, как вагнеровского странника Парсифаля. Одновременно возникают очевидные «китежские» параллели, как, например, в названии последнего изданного им сборника «Из невидимой книги» (М., 1905). Они усиливаются при сопоставлении ряда добролюбовских высказываний с поэтическим текстом оперы Римского-Корсакова, принадлежащим Бельскому:

956

Дурылин С.Н. Рихард Вагнер и Россия. С. 57.

957

О нем см.: Азадовский К.М. Путь Александра Добролюбова // Творчество А.А. Блока и русская культура ХХ века. Блоковский сборник. III. Тарту, 1979. С. 121 – 146; Иванова Е.В. Александр Добролюбов – загадка своего времени // Новое литературное обозрение. 1997. № 27. С. 191 – 229; Гиппиус В. Александр Добролюбов // Русская литература ХХ века. 1890 – 1910 / Под ред. проф. С.А. Венгерова. Кн. 1. М., 2000. С. 259 – 272.

958

Получив известность как автор трех поэтических сборников, Добролюбов под впечатлением событий революции 1905 г. пускается в странствия по России, лишь изредка и всегда внезапно появляясь в литературных кругах Петербурга и Москвы.

Мир и мир горам, мир и мир лесам,Всякой твари мир объявляю я.И идут уже зайцы робкие,Песня им люба, вразумительна.Загорелись

огнем все былиночки,Струи чистые в родниках подымаются,За рекой песня чистая разглашается:То горят в лучах камни дикиеИ поют свою песню древнюю,Ту ли думушку вековечную,Испокон веков необъявленную.Песню братскую принимаю я…Вот у ног моих козы горные,Лижут руки мои лоси глупые…Ай вы звери мои, вы свободные!Путь у каждого неизведанный,Вы идите своим ли одним путем,Только мирную человечью речь принимайте!Вот, медведи, вам мирный заговор:Вы не трогайте жеребеночка,Пощадите крестьянскую животинушку…Ай вы змеи ползучие подколодные!Вы не жальте нас на родных полях,Недосуг болеть да крестьянствовать в пашню жаркую.Все примите мир – слово крепкое <…>(«Примиренье с землей и зверями») 959 .

959

Добролюбов Александр. Из книги невидимой. М., 1905. С. 59 – 60.

У Бельского:

Феврония.Ах, ты лес мой; пустыня прекрасная,Ты дубравушка – царство зеленое!Что родимая мати любезная,Меня с детства ростила и пеставала.Ты ли чадо свое не забавила,Неразумное ты ли не тешила,Днем умильныя песни играючи,Сказки чудныя ночью нашептывая?Птиц, зверей мне дала во товарищи,А как вдоволь я с ними натешуся, —Нагоняя видения сонные,Шумом листьев меня угоманивала.Ах, спасибо, пустыня, за все, про все:За красу за твою вековечную,За прохладу порой полуденную,Да за ночку парную, за воложную,За туманы вечерние, сизые,По утрам же за росы жемчужныя,За безмолвье, за думушки долгия,Думы долгия, тихия, радостныя…(Призадумывается.)Где же вы, дружки любезные, —Зверь рыскучий, птица вольная?Ау, ау!!С мест укромных собирайтеся,С зыбких мхов, болот да зарослей.Много яств про вас запасено, —Зерен, малыих мурашиков.Ау, ау!!

(Слетается многое множество лесных и болотных птиц и окружает Февронию.)

Феврония (журавлю).Ты, журавль, наш знахарь, долгий нос!Что ступаешь ты нерадошен?Али травки не сбираются?Не копаются кореньица?

(Вбегает молодой медведь, ласкается и валяется. Медведя Феврония кормит хлебом.)

Про тебя, медведя, худо бается, —Живодер ты, по пословице, —Да не верю я напраслине:Ты велик да смирен выростешь,Будут все медведя чествовать,По дворам водить богатыим,Со домрами да с сопелямиНа потеху люду вольному.

(Подходит к дальним кустам. Из ветвей высовывает голову рогатый лось.)

Ты не бойсь зверька косматого,Покажись, наш быстроногий тур!От зубов от песьих острыихзажила ли язва лютая?

(Медведь лежит у ея ног; рядом журавль и другия птицы 960 .)

Таким образом, тема Китежа, развивающаяся в контексте богоискательства 961 , и «Парсифаль», чье сценическое воплощение долго оставалось неизвестным России (что подогревало интерес к нему)и посему воспринимавшийся в первую очередь в его философско-религиозном значении, – по своему «идеологическому» сходству образовали в русской культуре некое общее ассоциативное «поле». Как видим (и это принципиально важно для понимания специфики российского восприятия вагнеровского феномена!), центром этого «поля» не является музыка. «Вагнеровский дискурс» в русской культуре оформляется как экстрамузыкальный. Феномен вагнеровской музыки может восприниматься здесь вне звучания. «Дух музыки» одерживает верх над ее воплощением.

960

Бельский В.И. Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии В.И. Бельскаго. Музыка Н. Римского-Корсакова. С. 3 – 5 (д. I).

961

В 1914 г., когда русская публика уже «воочию» познакомилась с вагнеровской мистерией (до 1913 г. действовало монопольное право вдовы композитора Козимы на постановку этого сочинения, в продлении которого ей в дальнейшем было отказано кайзером Вильгельмом II), вышла новая книга Дурылина «Церковь невидимого Града. Сказание о граде Китеже». В годы, предшествующие революции, он совершил ряд археолого-этнографических поездок по Русскому Северу, старообрядческим местам, свое паломничество к «святой России» в поисках «Китежа».