Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи
Шрифт:
<…> даже в отношении к наиболее популярному «кучкисту» Римскому-Корсакову начинает чувствоваться некоторый ущерб: отчасти тоскливость русской «протяжной», которая занимает значительное место в творчестве Римского-Корсакова, расхолаживает молодого, активного рабочего, но главным образом суховато-педантичный, немного схоластичный подход к обработке народной песни (лядово-корсаковский), вытравляющий значительную долю ее непосредственного обаяния, чувствуется нутром новым слушателем 1045 .
1045
Любимова Н. Рабочий и музыка // Музыкальная новь. 1924. № 10. С. 13.
Однако Римский-Корсаков в начале 1920-х годов остается одним из «наиболее популярных» авторов оперного репертуара:
Оба академических театра (б. Мариинский и б. Михайловский) открыли свою деятельность выдающимися произведениями Римского-Корсакова: «Младой» (не шла в Петрограде со времени первой постановки в 1892 году) и «Золотым
1046
Глебов И. Петроградские впечатления // Музыкальная новь. 1923. № 1. С. 39.
Некоторые из этих названий – и в первую очередь «Царская невеста», «Золотой петушок» – в течение 1920-х годов находятся под постоянным критическим обстрелом. Однако, как это и вообще характерно для 1920-х годов, вкусы публики вступают в разительное противоречие с идеологическим диктатом прессы и побеждают в этой незримой борьбе. Вместе с ними побеждает и музыка Римского-Корсакова. Его вписанность в отечественную культуру столь прочна в эти годы, что даже «Китеж» с его открыто религиозной проблематикой укореняется на подмостках актеатров, пережив за два послереволюционных десятилетия несколько постановок на столичных сценах: в 1918, 1926 и 1935 годах.
В декабре 1918 года нарком просвещения начинает свою рецензию на премьеру «Китежа» в Петрограде словами:
За последнее время редко приходилось мне испытывать столь интенсивное наслаждение, как то, которое испытывал я в Мариинском театре во время исполнения «Града Китежа» 1047 .
Захваченный потрясающей игрой И.В. Ершова, по признанию всех, кто видел его в роли Гришки Кутерьмы, поистине гениального актера, он проникается судьбой его отверженного героя и со всей силой богоборческого пафоса этого известного «богоискателя» гневно обращается к «черствой», по его характеристике, деве Февронии:
1047
Луначарский А.В. Мысли о «Граде Китеже» // В мире музыки. С. 507.
<…> никогда не признаю ее святой, и голос мой не присоединится к тому хору «осанна, осанна», который воспевает ее, пока я чувствую, что Гришка Кутерьма убежал в лес и до смерти заигрался с чертями в чехарду и попал в огонь вечный, а она наслаждается своим женихом в светлых чертогах рая 1048 .
Финальное клеймо «калеки», которое он безжалостно ставит на этом сочинении, заявляя, что «опера очевидно искалечена, <…> искалечена внешними причинами, соображениями цензурного характера, “страха ради иудейска”» 1049 , заставляет его припомнить сходные по своему смыслу этические претензии к «Парсифалю»:
1048
Там же. С. 509.
1049
Там же. С. 508.
Говорят, что мистерия Римского-Корсакова поднимается до уровня лучшей мистерии Вагнера.
Здесь не место распространяться об этической и метафизической высоте мистерии Вагнера, о которой многое можно было бы сказать и которая тоже ни моей совести, ни моего разума, в конечном счете, не удовлетворяет 1050 .
Но постепенно сама тема «Китежа-града» становилась нарицательной, и уже в феврале 1925 года в статье, опубликованной к 100-летнему юбилею Большого театра, тот же Луначарский сокрушается о том, что «Китеж», хотя он является «изумительным достижением», нельзя вернуть на советскую сцену, поскольку
1050
Там же. С. 509.
<…> он пропитан мистицизмом и это может встретить с этой стороны слишком серьезные возражения 1051 .
Потому-то возвращение «Китежа» в ЛГАТОБ и в Большой театр уже в следующем 1926 году было воспринято как настоящая сенсация, буквально расколовшая советскую интеллигенцию на два непримиримых лагеря. Об обстановке, сложившейся вокруг московской премьеры, вспоминала, в частности, Л.Е. Белозерская-Булгакова, вторая жена писателя:
Ранним летом 1926 года нам пришлось вместе с Михаилом Афанасьевичем пережить значительное театральное событие – постановку в Большом театре оперы Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и о деве Февронии».
Когда М.А. слушал волновавшую его серьезную музыку, у него делалось особенное лицо, он как-то хорошел даже. Я очень любила это его выражение лица. Февронию пела Держинская, Гришку-Кутерьму – Озеров, дирижировал Сук, декорации писал Коровин (которые, кстати, и не запомнились вовсе). Что началось после этой постановки! На твердой позиции неоспоримой ценности оперы стоял музыкальный критик Сергей Чемоданов (Программы академических театров, № 37, 1 июня 1926 г.). Его поддержал Сергей Богуславский, но Садко (опять все тот же Садко! 1052 )
И дальше тот же Садко выступает еще грубее:
«Радиопередача» во вторник передавала по радио из Большого театра религиозную оперу «Китеж», являющуюся и по тексту и по музыке сплошным богослужением. Передача, как обычно, сопровождалась музыкальными пояснениями. Чрезвычайно подробно и елейным тоном излагалось содержание оперы.
« – Колокола звонят, а город становится невидимым, – проникновенно благовестительствует в эфире хорошо знакомый голос “радиоапостольного” пояснителя С. Чемоданова. Наворотив с три короба поповской лжи, умиленный музыкальный пояснитель мимоходом делает беглую оговорку:…» и т.д.
И в заключение опера названа «поповско-интеллигентский “Китеж”» (Рабочая газета, № 1).
Такой знакомый Булгакову злобный ругательский стиль! 1053
1051
Луначарский А.В. К 100-летию Большого театра. С. 293.
1052
Под псевдонимом Садко в советской печати выступал тогдашний глава театральной секции Главреперткома В.И. Блюм, который был известен как постоянный гонитель М. Булгакова. В спектакле Камерного театра по пьесе М. Булгакова «Багровый остров» 1928 г. одному из героев – Савве Лукичу, «плывущему на корабле под звуки революционной музыки», – было придано портретное сходство с новгородским гостем Садко из одноименной оперы Римского-Корсакова, которая тогда шла на сцене Большого театра. «На этот раз цензор не рискнул запрещать пьесу, в которой был столь явный его двойник. Багровый остров был разрешен, чтобы все равно оказаться под запретом спустя полгода» ([Соколов Борис]. «Багровый остров». Пьеса [Эл. ресурс] // Интернет-сайт «Булгаковская энциклопедия». – Режим доступа:Дата обращения: 10.10.12)].
1053
Белозерская-Булгакова Л.Е. О, мед воспоминаний! Michigan: Ann Arbor Ardis, 1979. С. 123 – 124.
Из мейерхольдовского лагеря «левого искусства» в «Правде» прозвучал голос его ученика А.В. Февральского:
Было бы разумнее исполнять оперу внесценно, т.е. в качестве концертной программы. <…> Но даже и к концертному исполнению «Китежа» надо подходить крайне осторожно, выбирая места, не вызывающие ассоциаций религиозного характера 1054 .
В помещенной рядом с ним рецензии на оба столичных спектакля Евг. Браудо невозмутимо перевел разговор в область искусства, подчеркнув исключительные достоинства старой (с декорациями Коровина) постановки ЛГАТОБа и недостатки художественного решения Большого:
1054
Февральский А.В. О «Китеже» и оперном репертуаре // Правда. 1926. № 151. 4 июля.
Обновительные попытки Большого оказались неудачными 1055 .
На почти скандальную ситуацию вокруг «Китежа» отреагировал тот же Луначарский. Пытаясь урезонить критиков и напомнив об «отделении церкви от государства», он заявляет:
<…> мы церкви не боимся, и уж совсем смешно бояться «Хованщины» и «Китежа» 1056 .
Но при этом фактически предлагает им использовать этот повод для развернутого атеистического наступления на позиции верующих и дает полный «карт-бланш» для этого:
1055
Браудо Евг. «Сказание о граде Китеже» // Там же.
1056
Луначарский А.В. Боги хороши после смерти // В мире музыки. С. 316. Опубликовано в: Известия. 1926. 27 июля.
Либретто «Града Китежа», а в некоторых случаях и его музыка, вызывают эмоции, неприемлемые для нас. Они дают вместе с тем великолепную мишень для нашей критики 1057 .
Как повод для развертывания критического наступления на чуждую идеологию премьера «Китежа» рассматривалась и в рапмовских изданиях:
Что же касается приемлемости постановки «Сказания», то она всецело упирается в вопрос о надлежащем объяснении. Постановка «Сказания» без комментария к нему представляется столь же нетактичной, как, например, чтение стихотворения «Чернь» Пушкина где-нибудь в рабочем клубе без соответствующего пояснения. С комментариями – допустимо, но без них – тактически неправильно. Задача же такого комментария всецело и исключительно должна быть возложена на наших критиков. В этом единственное оправдание существования критики 1058 .
1057
Там же.
1058
В. и М. «Сказание о граде Китеже» и наша критика // Музыка и революция. 1926. № 6. С. 12. Псевдоним расшифровать не удалось.