Музыкальный Дом
Шрифт:
— Я хотел прикоснуться к великому. Чтобы оно поглотило и преобразило все, чем я являюсь. Тобиас оказался слишком слаб, но доктор Лектер, он бы понял. Он бы точно понял, — голос Франклина доносился как из соседней комнаты.
— Уилл? — где-то вдалеке Эбигейл позвала его по имени.
Одна из теней перестала двигаться и взяла со столика садовые ножницы. Он узнал их металлический блеск.
— Лежите здесь, мистер Грэм, и, может, великое прикоснется и к вам.
— Нет, — прошептал Уилл, пытаясь встать. — Нет, стой!
Франклин ушел. Уилл поднялся сначала
— Анниба!
Уилл упал, споткнувшись. Он не позволит, он не потеряет ее. На коленях он вернулся к лестнице и, оставляя за собой кровавые отпечатки на полу и перилах, дополз на второй этаж; теперь уже качался весь дом, будто они попали в шторм, и буря уносила его в рассерженные воды.
Холодно. Так холодно. Цепь мешала идти, притягивая его к земле. Голова была пустой, как чугунный колокол. И голод. Господи боже, как он хотел есть, желудок словно прилип к позвоночнику.
— Анниба-ал!
Голос чистый, плачущий, как крик о помощи маленького олененка, попавшего в капкан.
Уилл из последних сил поднял себя на ноги, сделал пару шагов и привалился к косяку возле хозяйской спальни. Выбитое окно, через которое выпала Алана, не починили, а закрыли целлофаном, пропускающим в комнату кровавый свет. Или это лопнули капилляры в его глазах?
Эбигейл лежала на полу, Франклин сидел на ней верхом, угрожая если не раздавить, то исполосовать лицо девушки ножницами. Эбигейл сопротивлялась, удерживая его за запястье, ножницы были всего в паре дюймов от ее шеи. Она лягнула его, но без толку, и зарычала от бессильной злобы. Франклин попытался заткнуть ей рот и перекрыть кислород своей огромной ладонью, но Эбигейл тут же укусила его до крови, за что получила по лицу наотмашь.
Уилл схватил, что было ближе — фарфоровую статуэтку католического священника. Стоило ее коснуться, как его с ног до головы заполнил церковный хор, одна мощная, напряженная нота ярости, как молитва с небес, и он ударил Франклина по голове. Тот отмахнулся, ножницы откатились куда-то под кровать. Франклину словно все было нипочем, он навалился на горло Эбигейл всем весом, и она захлебнулась кровью, оставшейся во рту. Уилл увидел, как красная струйка скатилась у нее изо рта по подбородку, и для него будто выключили звук.
Когда он моргнул, то перед ним был уже не Франклин, а существо с красными капиллярами, прожилками, плотным, жилистым мясом, и пах он просто изумительно. Уилл понял, что нужно делать. Словно в трансе, он подошел сзади, обхватил существо за шею и, погрузив зубы в плоть, откусил кусок от его щеки, чувствуя свое могущество. Мясо есть мясо, его нужно есть. Кожа поддалась зубам легко, как масло, и, казалось, все его естество затряслось от наслаждения, когда он сглотнул скользкий кусок плоти, не разжевывая. Существо
Он получил удар в солнечное сплетение. Не успев ничего понять, Уилл уже снова лежал на полу.
Раздался выстрел, и Уилла погребло под тяжестью мертвых вод.
Руки тряслись, как на утро, когда она перепила с ребятами из морга и очнулась в грязной обблеванной ванне. Ох и ночка же была, определенно дешевое пиво из канистры — не ее профиль. Тяжело дыша, Эбигейл убрала пистолет в кобуру и подползла к двум телам. У нее же было предчувствие, что с домом что-то не так, когда подъезжала. Чужая машина стояла прямо у подъезда. Дверь в дом была приоткрыта. Ну что она, как первокурсница, не могла сложить два и два? Хоть запасной пистолет к ноге прицепила.
— Сука, — она злобно спихнула огромную тушу с Грэма, жалея, что убила первым же выстрелом, попав толстяку в голову. — Ебаная сука.
Обмякшее тело с аккуратной дырой навылет. На щеке остались следы зубов и не хватало хорошего куска мяса. Ее затопило кровожадное облегчение. Если бы рядом был отец, этот тип узнал бы, что такое боль, в полной мере. Она не должна была так думать: ее склонность к насилию определялась психиатрами ФБР как допустимо пограничная. Каждый раз на физической подготовке Эбигейл приходилось напоминать себе, что ей не надо бороться за жизнь в спарринге, ей ничего не угрожает.
Здесь не нужно было себя сдерживать. От мысли, что она могла бы сделать с Франклином, потряхивало. Если бы он выжил, если бы он дал шанс решить его судьбу по-другому…
Его смерть была бы долгой, мученической. Никакого милосердия. Никакого уважения. Он повел себя как свинья и подох бы как свинья. Стряхнув внезапные фантазии, Эбигейл отвернулась от тела.
— Уилл, — позвала она сиплым голосом. Синяки на шее уже давали о себе знать тупой болью и травмированными связками. Проверив пульс, Эбигейл наклонилась к его приоткрытому рту. Пахнуло медью. — Уилл, очнись.
Она убрала слипшиеся от крови кудри с его лба, веки затрепетали и открылись. Зрачки были расширены, как у наркомана. Эбигейл улыбнулась ему, и в ответ его губы дернулись уголками вверх.
— Я думал, он тебя задушил. — Уилл поднял руку и прижал горячую ладонь к ее щеке. Эбигейл ничего не смогла с собой поделать и прикрыла глаза, отдаваясь ощущению.
— А я думала, ты ему лицо съешь.
— Не знаю, что на меня нашло. Как будто…
Он нерешительно замолчал, опустив ослабевшую руку ей на локоть, будто не был уверен, что прикосновение будет приятно.
— Я и так считаю тебя полным психом, можешь не стесняться.
— Во мне разыгрался чудовищный аппетит.
Эбигейл несколько секунд смотрела на его абсолютно серьезное лицо, а затем засмеялась, кряхтя и кашляя.
— Надо было соглашаться на вчерашнюю лапшу, — прошептала она в перерывах между приступами хохота.
Он не улыбался, но в глазах отражалось нечто похожее на веселье, пока он продолжал гладить ее большим пальцем по голой коже. Эбигейл навалилась локтем ему на грудь и набрала Кроуфорда.