МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Шрифт:
означали разрыв с той <…> так ведь нет же! и ничего не понять…
Устала и от богатства. Устала от того, что никак было не
догадаться: кто здесь сегодня стучит? [выделено мной – А.Л.] >>
Мрачный юмор Ахматовой удается вполне оценить, только
прочитав воспоминания Михаила Ардова [2]:
<<Мне вспоминается такая сценка. В нашей столовой довольно
много людей – Ахматова, мои родители, Лев Никулин с женой –
актрисой Малого театра
хотела что-то сказать о Наталии Иосифовне Ильиной, но при этом
забыла ее фамилию:
– Эта, ну как ее ?... Из Шанхая… Штабс-капитан Рыбников…
Реплика эта имела бурный успех, мы все знали и любили
одноименный рассказ. Как помним, купринский герой был
шпионом, приехавшим с Дальнего Востока, но и прибывшая из тех
же мест Ильина, по мнению некоторых людей, была секретным
сотрудником Лубянки. Среди тех, кто вполне разделял это мнение,
была Ахматова. <…> С того самого дня, когда Рогожина сравнила
Ильину с купринским героем, Штабс стало ее тайным прозвищем
и прочно вошло в лексикон Анны Андреевны. >>
На мой взгляд, из текста «Записок» видно, что Л.К. Чуков-ская ни
о чем ТАКОМ не подозревала. (См., например, ее запись от 19
декабря 1958 года.) И это – не мелкая деталь! Наталия Ильина –
известная писательница, важное действующее лицо в книге
Л.К. Чуковской. (Имеет ли сюда какое-то отношение описанный
В. Фромером [3] спор Анатолия Якобсона с Л.К. Чуковской, мне
неизвестно.)
1.2. Перейду к другому необычайному примеру. Это –
характеристика, данная молодым декабристом Вадковским
провокатору Шервуду-Верному [4]:
<<Вот как я понимаю этого человека [т.е. Шервуда-Верного]
теперь, когда я уже знаю его. По характеру он англичанин.
Непоколебимой воли, олицетворенная честь, он тверд в своих
словах и в своих намерениях. Холодный при первой встрече, в
интимном знакомстве он обнаруживает чувство редкой
сердечности и самопожертвования. Нет жертв, которых он не
согласился бы принести для достижения своих целей, нет
опасностей, которым он не решился бы подвергнуться для того,
чтобы успеть в исполнении намеченного… Все это я говорю вам
на основании опыта, путем которого я убедился в его
способностях и нравственной силе…Я знаю его уже целый год, и
это дает мне право сказать вам, что вы можете быть с ним так же
откровенны, как были бы со мной. Малейшее сомнение, которое
появилось бы у вас относительно него, нанесет ему
чувствительное оскорбление. Я говорю: появилось бы, потому что
у него достаточно
ни скрывали…>>
1.3. Теперь пойдет речь о доверчивости людей необразованных.
Она выглядит несколько иначе. Следующий эпизод взят мной из
книги воспоминаний эсера П.М. Рутенберга [5]:
<<Трупы были направо и налево от меня. Около них большие и
малые алые пятна на белом снегу.
Рядом со мной, свернувшись, лежал Гапон. Я его толкнул. Из-под
большой священнической шубы высунулась голова с
остановившимися глазами.
– Жив, отец?
– Жив. <…>
Надо было спасать Гапона.
Я сказал ему, чтобы он отдал мне все, что у него было
компрометирующего. Он сунул мне доверенность от рабочих и
петицию, которые нес царю.
Я предложил остричь его и пойти со мной в город.
Он не возражал.
Как на великом постриге, при великом таинстве, стояли
окружавшие нас рабочие, пережившие весь ужас только что
происшедшего, и, получая в протянутые ко мне руки клочки
гапоновских волос, с обнаженными головами, с благоговением,
как на молитве, повторяли:
– Свято.
Волосы Гапона разошлись потом между рабочими и хранились как
реликвия.>>
1.4. А вот – великолепный образец доверчивости несколько иного
рода. Цитирую воспоминания историка, прозаика и поэта Юрия
Айхенвальда:
<< Понимаете, я убежден, что Горб [разведчик, тесть
Ю. Айхенвальда] был человеком абсолютно честным. При том,
что многие его поступки… Я вот, например, знаю по рассказам
Евгении Семеновны [теща Ю. Айхенвальда], что за границей он
организовал отравление, убийство одного нашего атташе, который
остался в Праге, в Чехословакии – это было в 20-е годы. Или
чистка в Монголии: чекисты переодеты были – выдавали себя за
белых офицеров, которые собирают отряд в помощь китайцам,
чтобы воевать с бандитами-большевиками. Ну, люди шли на эту
удочку, а чекисты их расстреливали, как только они выезжали за
пределы города.>>[6, с. 273]
1.5. Приведу еще один отрывок из воспоминаний Юрия
Айхенвальда. Здесь, на мой взгляд, мы имеем дело со случаем
крайней доверчивости (к советской власти):
<<Теперь про Вольпина, как Вольпин туда [в Караганду] попал [в
1951 году]. Он получил, оказывается, 5 лет ссылки [неточность: не
ссылки, а высылки]. Выяснилось, что существует такая
возможность: тебя могут арестовать, предъявить 58-ю, потом ты