Мы вернемся за подснежниками

Лаффит Жан

– Не плачьте и не жалейте ни о чем. Мы их найдем.

*

Рэймон в Ромэнвиле. Это уже точно. Марсель вернули чемоданчик пустым. С первыми весенними почками появилась надежда. После Сталинграда немцы отступают.

Один раз в чемоданчике оказалось грязное белье. Марсель зарылась в него лицом. В воротнике изношенной и покрытой грязью рубашки она нашла записочку в несколько слов: “Бодрись, я тоже бодр, все в порядке. Целую тебя…”

“Надо держаться”, - думает Марсель, отправляясь

первого апреля в Ромэнвиль.

– Выбыл. Он выбыл, - повторяет ей немец.

Смертельно бледная, Марсель уходит. Говорят, накануне был расстрел заложников.

*

Страшная мука продолжается. Как узнать, расстрелян ли Рэймон? Есть один способ: искать по кладбищам. Она обошла все: Монруж, Тиэ, Банье, Коломб. Говорят, что чаще всего их зарывают на кладбище в Иври. Она едет туда. Перед нею еще совсем свежий холм, нечто вроде братской могилы. Страшно подумать, что любимый человек может быть здесь.

Марсель мужественно расспрашивает сторожа:

– Скажите мне правду, я выдержу. Мой муж, Рэймон Фуко, погребен здесь?

– Мы вам не можем этого сказать.

– Он был патриотом. Он сражался за всех нас. Немцы, наверное, его расстреляли.

– Мы этого не знаем.

– Я буду молчать, я вас не подведу. Но вы же француз. Вы должны сказать правду.

– У нас в списке ваш муж не числится.

– Значит, его здесь нет? Скажите мне откровенно.

– Этого мы не можем утверждать. Мы можем только сказать, что за последние две недели сюда никто не поступал.

Две недели тому назад Рэймон еще был в Ромэнвиле.

Марсель отправляется по другим кладбищам.

*

– Наконец-то ты пришла!
– воскликнула тетка, целуя Марсель.
– Я не знала, как тебя известить. У меня уже неделю лежит для тебя письмо.

– От Рэймона?

– Да, от Рэймона. Прости меня, я не могла дождаться и вскрыла его.

На вырванном из записной книжечки листке наспех нацарапано: “Дорогая моя, нас увозят в Германию. Все товарищи, которых ты знаешь, едут вместе со мной и все хорошо себя чувствуют. Не беспокойся, будущей весной мы поедем за подснежниками. Заботься о нашем сыне. Целую и люблю вас обоих. Мы победим. Мужайся”.

– Кто принес письмо?
– спрашивает Марсель, не зная еще, плакать ей или смеяться.

– Какая-то женщина. Она оставила свой адрес.

– Рэймон! Мой Рэймон!
– кричит Марсель.
– Он жив. Я его нашла.

– Но почему он тебе пишет о подснежниках?

– Чтобы доставить мне удовольствие. Вот уже три года, как он мне обещает поехать за город, но все время нам что-то мешало.

Взгляд Марсель сияет сквозь слезы.

*

– Так это вы!
– говорит Марсель, узнав в молодой женщине, которая открыла ей дверь, знакомую по Ромэнвилю.
– Я пришла вас поблагодарить.

– Какая приятная неожиданность! Мне так хотелось с вами повидаться. Я знаю, где мой муж.

–

Я тоже, благодаря вам.

– Как это?

– Вы отвозили на этих днях письмо в Кламар?

– Да.

– Оно было адресовано мне.

– Да? Вот хорошо!

– Как вы его получили?

– Оба письма принес какой-то неизвестный, он подобрал их на улице, по которой только что проехал тюремный автомобиль. Они были в одном конверте и на нем стоял мой адрес.

– Значит, наши мужья вместе, - говорит Марсель.
– Они отправлены в Германию.

– Да, они пока уцелели.

XVII

– Он умер! Выносите!

Рэймон Фуко и его друг Робер за руки и за ноги поднимают тело товарища.

– Быстрее! Быстрее!
– повторяет Blockfriseur.[Парикмахер; он же ведал санитарным состоянием барака. Это была привилегированная должность, следующая за начальником барака и писарем. Часто парикмахерами бывали убийцы. (Пpимеч. авт.)]

Сто пятьдесят человек топчутся на месте. Так начинается утро шестнадцатого барака [В бараке размером 16 на 8 метров помещалось от ста до трехсот человек, а иногда и больше. (Примеч. авт.)] в Маутхаузене. Раздаются пощечины, в груду сваливаются тюфяки, столбом стоит пыль, люди мечутся, падают, и среди этого стада гигант с волосатой грудью беспрерывно размахивает дубинкой. Вой, хохот начальника барака, хохот, который леденит душу двум или трем страдальцам, умирающим в это прекрасное майское утро.

Рэймон и Робер, спотыкаясь, проходят посреди невообразимой сутолоки.

Мишель умер ночью. Вчера во время работы он потерял сознание. Капо [Заключенный, который надзирал за работой подчиненной ему бригады. Часто эту должность занимали бандиты, безнаказанно убивавшие других заключенных. (Примеч. авт.)] ударом ноги привел его в чувство. Вечером, когда все они шли с работы, Мишеля пришлось поддерживать. Вернувшись в барак, он не мог есть. За те полтора месяца, которые прошли со дня прибытия Рэймона и его товарищей в Маутхаузен, Мишель умирает десятым по счету из партии в шестьдесят французов.

Немного нужно, чтобы умереть в Маутхаузене. Достаточно провести здесь несколько недель, чтобы изголодавшийся человек дошел до полного упадка сил. Достаточно дизентерии, вызванной стаканом воды, чересчур сильного пинка, чрезмерного утомления во время работы, ненастного дня; достаточно забыться на минуту, и если вас тут же не добьют, то в ближайшее утро вы больше не проснетесь. Труднее всего приходится в первые три месяца, пока не приспособишься. Если после этого срока еще держишься на ногах, есть надежда выжить. Такая же надежда, как у приговоренного к смерти, который не хочет умирать.

Рэймон и Робер относят тело товарища в умывальную барака. Здесь на мокром цементном полу уже лежат два трупа.

– Раздеть!
– приказывает Blockfriseur, разрезая веревку, на которой держались полосатые кальсоны.

Ляжки умершего не толще икр. Когда с него снимают рубашку, голова глухо стукается о цементный пол.

Рэймон поспешно подбирает скатившийся на пол кусок черного хлеба, не съеденный вчера Мишелем.

Живот покойного провалился и кажется прилипшим к позвоночнику. Из-под белой кожи выпирают ребра.