На берегу незамерзающего Понта
Шрифт:
— Сегодня уха и пироги с мясом. С двух до четырех. Если позже — греть будете сами.
— Фурса вам может картошку почистить, если надо, — хохотнул Иван, уплетая за обе щеки. — Но завтра. Завтра форс-мажор уляжется.
Полина помалкивала, озадачившись причиной собственного поступка. До нее медленно доходило, на что она подписалась, вызвавшись помочь. Она приняла чью-то сторону. Сейчас — сторону Мироша. Привычный нейтралитет нарушен, и это выбивало почву из-под ног. Но и отступать было не в ее характере. А потому, закончив завтрак, она помогла тете Гале собрать сумки и деловито сунула
«Филантропка! — бурчала она, осматриваясь в гараже, пока Мирош относил еду в коттедж. — Фастовский будет прав, когда развеет твой прах по степи».
Гараж оказался кирпичным и довольно просторным. Прохладным — после солнцепека, уже с утра, без передышки на разогрев, просто войти в него уже в кайф. И было понятно, почему машина стояла во дворе, а не загнана сюда — неожиданно хорошая акустика не оставляла вариантов. Здесь можно репетировать. Можно играть. Можно торчать ночи напролет, извлекая звуки из инструментов и складывая из них музыку. Зачехленные гитары приставлены к стене. Ударная установка. Синтезатор на стойке. И совсем не знакомый ей мир — тоже по-своему мелодичный. Наполненный другим ритмом и другими эмоциями.
— На всякий случай, — донеслось до нее, — если вдруг у нас ничего не получится, все равно спасибо.
— Будешь должен, — буркнула Полина и, подойдя к синтезатору, стала разглядывать панель.
Коснулась гладких прохладных клавиш, еще беззвучных, и вопросительно посмотрела на Ивана. Тот тоже приблизился. Остановился в шаге, следя за тем, как ее пальцы скользят по поверхности.
— Я попробую… на гитаре и петь… — горло неожиданно пересохло. Мирош наклонился, взяв инструмент за гриф. Разогнулся и добавил: — Подыграешь. Еще запись есть студийная. Там слышно, что Гапонов делал. Не знаю… надо?
— Надо, — кивнула Полька и включила синтезатор, который на некоторое время должен был стать ее. Если, конечно, она сможет договориться с этим незнакомцем — она была уверена, что у каждого инструмента, даже с искусственным интеллектом, есть характер и нередко довольно капризный. Пока они присматривались друг к другу, Мирош достал телефон и, непродолжительное время порывшись в его памяти, запустил плеер.
— Это первая, Таранич… продюсерша местная, считает ее самой удачной, — негромко произнес он и замолчал, положив трубку на синтезатор. Вступление было на клавишных. Вступал Олег. Уже потом добавились голос и гитары с ударными. И в принципе, ее определение как удачной было вполне понятным. Лирическая, даже несколько ванильная для «Меты». Но звучало хорошо, может быть, в силу юности исполнителей. Или потому что Мирош пел, завораживая время.
Мелодия все лилась, а он расчехлял гитару. И поглядывал искоса на Полину, внимательно наблюдая за ее лицом. То ли ожидал реакции, то ли что она вот-вот откажется от задуманного.
Но Зорина сосредоточенно слушала песню, брала отдельные аккорды, пока не повторяя основной темы, а примеряясь к тональности, ритму, настроению — неожиданно теплому. Когда песня закончилась, Полина неторопливо подобрала мелодию, пару раз взяв не те ноты, исправилась и резко прервалась, так что звуки повисли в тишине гаража, прежде чем в ней раствориться.
— Похоже? — спросила она.
— Ты вундеркинд! — восторженно
— Да, давай… — Полька кивнула и подняла на него глаза. — И я не вундеркинд. Просто я занимаюсь музыкой почти пятнадцать лет.
Произведя в голове нехитрый арифметический расчет, Иван присвистнул. Провел по струнам и смущенно проговорил:
— Я гитарой заинтересовался в четырнадцать. Разочарование пришло, когда пальцы в мозоли стер. Ничего не получалось, кроме них. Три-четыре?
Первый аккорд был от Мироша. Потом вступила Полина. Снова подстраивалась, теперь под него, пытаясь повторять Гапонова, пока механически, на слух. Постепенно становилось легче, свободнее. Иван распелся, не особенно осторожничая и вслушиваясь. Повторял по памяти строчки. Иногда останавливался и спокойно, деловито объяснял, что нужно изменить, где и как выйти на первый план.
— Если хочешь, вот здесь, когда я допел припев, можешь импровизировать. У Олега фишка была — ни разу одинаково не сыграл. Всегда нежданчик. Поняла?
— Поняла, — кивнула Полина и усмехнулась: — но я не вундеркинд. Давай сначала.
— Давай сначала, — согласился Мирош. И опять коснулся струн, чтобы она присоединилась к нему со следующего такта. Если в остальном ладу не было, то в музыке они оказались на верном пути к гармонии. Что-то сейчас рождалось. Теплое, как мелодия, которую они играли. Бесконечно интимное, только на них двоих, живое. Протянувшееся между ними и соединяющее их.
Гармония нарушилась еще через несколько ходов минутной стрелки, одновременно превратившись в нечто большее. Увлеченные возней над инструментами, они могли бы и не заметить, если бы гараж был хоть чуточку просторнее. Сначала показался Фурса, следом — Кормилин. Некоторое время они молча наблюдали за происходящим. Мирош и Полина никак на их явление не отреагировали, продолжая играть. Потом ребята переглянулись.
К следующему припеву звякнула молния — освобождая бас-гитару из чехла. И такт отбивали барабанные палочки. Сейчас впервые друг к другу приноравливались четверо. И никто не задавал никаких вопросов, кроме тех, что касались музыки. Потому что у троих из них не было выбора. И потому что четвертая приняла сторону Мироша — у нее тоже теперь его не осталось.
На то, чтобы отыграть четыре песни, понадобился не один час. На общую репетицию на территории «Руты» они опоздали. Иван отмахался от Таранич, сообщив, что репетируют в гараже, но в Луна-парк приедут пораньше. Ситуация жуткая, бесючая, но вариантов у них не было. Чем больше выучат сейчас, тем потом будет легче. Про Полину Маринке не сказали. На месте разберутся.
К обеду напряжение постепенно спадало — они успевали. И только тогда Кормилин жалобно и полувозмущенно протянул:
— Жрать мы сегодня будем или нет?!
— Нет, — отрезал Фурса, — еще одна песня. Потом отпущу.
Мирош двигал вперед в глобальном. На репетициях главным тираном становился басист. Но сейчас, впервые за все время с самого утра Влад запнулся и посмотрел на Полину.
— Если только больше никто не хочет…
— Больше никто не хочет, — отозвалась она. — Но если чего — обед есть.