На двух берегах

Меркулов Олег Борисович

Первым к нему заявился ротный. В палате уже горела керосиновая лампа, окна были задрапированы светомаскировкой, и он понял, что проспал несколько часов. Руку ломило, но терпимо. Он пошевелил пальцами, пальцы двигались. Ротный, глядя на них, одобрительно покивал головой.

– Все будет в норме. Хороший ремонт, а медицина это умеет, и - ко мне. Но вообще-то они могут еще разик пройтись - вдруг все не вычистили? Но это все так - семечки.

У ротного на лбу была вертикальная складка,

подбородок как будто еще больше отяжелел, и даже при свете лампы можно было заметить, что глаза его озабочены, что в глазах у него нет спокойствия.

– Какие новости? И ты не крути. За помощь, - Андрей еще пошевелил пальцами, - за помощь спасибо. Но говори все. Какие новости?

Ротный подцепил - это у него получилось легко и ловко, ротный был хотя и приземист, но длиннорук, - ротный подцепил табуретку, положил ее на бок, чтобы быть пониже у носилок, сел и прищурился.

– В целом - положительные. Я бы сказал - хорошие.

– То есть?

– То есть по бригаде будет отдан приказ о тебе.

– Какой?

– М-м-м… Какой? Простой. Когда ты исчез, я должен был доложить.

– Как?

– Как было, - ротный нахмурился.
– А было так: ты выполнял боевое задание? Мое задание - доставить в роту пулемет, боеприпасы, подготовить ОП?

Это было ясно, тут нечего было рассуждать.

– Потом?

– Потом перестрелка, убитый Черданцев, а тебя нет. Те, кто был недалеко, слышали, как ты стрелял.

– Что ж они!..
– вырвалось у него.

– Они! Они!
– ротный скосоротился, было ясно, как день, что ротный не может простить ему, что он попал в плен. Как будто кому-то можно простить, как будто он был сам виноват ь этом.

– Ночь! Темень! Дождь! И фрицы, - ротный с силой ударил кулаком по воздуху, - и фрицы сразу же, через, наверное, полминуты, ну через минуту, накрыли нас, знаешь, как плотно? Только этот кусочек, но минуты три, чтобы те с тобой…

– И с убитым, и с Гюнтером, - вставил он.

Ротный кивнул согласно:

– И с убитым, и с Гюнтером, и с тобой успели отойти! Какие-то три, - ротный растопырил три коротких пальца и смотрел на них как бы даже удивленно, мол, такое малое число, а как много значит!
– минуты, но так, что мы головы не могли поднять, а утром поражались, сколько они высадили мин.

– Готовились!
– сказал он.
– Все пристреляли. Рассчитали. Это они умеют.
– В нем опять вспыхнула ненависть, он как бы снова увидел штангиста и всех остальных в блиндаже.

Но перед тем, как затащить его в блиндаж, они, волоча его, пробежали те три или четыре сотни метров через ничью землю к своей первой траншее под прикрытием минартналета, и наши ничего не могли сделать, чтобы его отбить.

«Ладно, - подумал он.
– Это все в прошлом. Пусть только останется у меня рука!»

– И какой был приказ?

Ротный слегка откинулся, уперся ладонями в колени.

–

Считать пропавшим без вести, - ротный развел локти, чтобы наклониться к нему.
– Но ты пришел в свою часть, раненый, с оружием… Явился в свою часть, и приказ будет о зачислении тебя на все виды довольствия. Рад?

– Ну еще бы!
– Как он мог быть не рад! Приказ означал, что он - среди своих, что он не хуже, чем все они, что он такой же!

– Спасибо, - он поймал взгляд ротного.
– Но это не все?

– Нет, конечно, - ротный сказал, как бы небрежно: - Будет назначен дознаватель. Словом, дознание будет. Так что все продумай.

– Мне нечего продумывать, - отрезал он.
– Нечего. Я буду говорить, что было. Только это. И ничего другого.
– Он лег поудобней, вздохнув.

Ротный слегка шлепнул его по плечу.

– Ну и отлично. Отлично, Андрей. Я тут переговорил с Милочкой и вообще… Все будет в норме. Но не теряй со мной связь! Это - приказ!

Он усмехнулся:

– Сейчас я тебе не подчиняюсь. Сейчас…

Ротный, сдвинув к переносице брови, не дал ему закончить.

– Подчиняешься! И будешь подчиняться дальше. Пока… Пока мы не вышвырнем всех этих фрицев с нашей земли. Всех этих гюнтеров и так далее. Ты - в армии. Пока на излечении, но в армии! Это тебе понятно? То-то! Лечись - и в роту! Взвод тебя ждет. Да-да!
– не дал ему ротный ничего возразить.
– Ты мне нужен, я буду знать: там, где ты, там мой фланг надежен. Понял? Нам еще гнать этих фрицев и гнать! Тысячу километров, - ротный, пожав ему руку, откинул полу шинели, достал из кармана пачку тридцаток и сунул их ему в карман.
– Но-но! Что мне их, солить? А тебе на молочишко, - ротный пошел к двери, но тут в нее просунулась голова Степанчика.

– Та-а-а-ш старший лейтенант, ну куда это годится: Андрей лежит на голых носилках, а на штакетнике висят матрац и подушка. Проявить воинскую смекалку?
– выпалил Степанчик.

– Пущай провеется денек-ночку. Утром на этом матраце помер солдат, - сказал один из раненых.

Степанчик открыл рот, ротный толкнул его из двери и махнул Андрею:

– Пока. Пока, Андрюха. Связь не терять!

– Пока. Пока, Георгий. Есть связь не терять.

Под самую ночь явилась Милочка.

– Где тут Теребенев?
– властно потребовала она.
– Сестра!
– Кто-то крикнул палатную сестру, и она тут же прибежала.
– Температура?

– Тридцать восемь, - доложила сестра.

– Отменно!
– заявила Милочка. Она присела к нему прямо на край носйлок, отчего носилки могли вот-вот перевернуться, но Милочка на это не обращала внимания.
– Ну-ка!
– Она раздела его до пояса, слушала ухом сердце, приказав: «Свет ближе! Хороший свет!»- при свете лампы осмотрела его руку выше лангеты, щупала под мышкой железы, трогала лоб.