На изнанке чудес
Шрифт:
Трап еще не убрали, и Пересвет вздохнул с облегчением. Ему совсем не улыбалось добираться до посудины вплавь. Река собрала богатую коллекцию палых листьев — от слегка желтых до пламенно-красных. Запахи прибрежной осоки, ряски и рыбьей чешуи вызывали в памяти образы из поры безоблачного детства, когда еще живы были родители и всё семейство выбиралось на природу поудить. Если б не мысль о том, что где-то в вонючем трюме томится Рина, Пересвет непременно впал бы в меланхолию.
Мимо прошаркал подозрительный тип с обветренной физиономией и двухдневной щетиной. Вдобавок ко всему он нещадно дымил папиросой.
— Ну же, не зевай! — поторопила Пелагея. Операция «Переполох» только что началась. В мастерстве по извлечению растений с речного дна Киприану не было равных. Видел бы его кто в эти минуты! На красивом лице выражение сурового благородства, брови сведены, одежды раздувает ветер. Киприан шепчет слова, обращаясь к неведомой силе, благодаря которой растет и движется всё живое.
И вот спокойная, полноводная река начинает бурлить. Поднимается на поверхность буро-зеленая взвесь ила и водорослей, вырастают, множатся водокрасы и кубышки. А потом что-то цепкое и на удивление прочное хватает «вражеское судно» снизу и принимается тащить на дно. Трап едва не падает в воду, когда Пересвет с Пелагеей бегут на борт. До них никому нет дела. Команда во главе с капитаном отстаивает у реки право плыть, куда вздумается. Одни голосят, другие хватаются за гарпуны, иные тщетно пытаются сняться с якоря. Хлопот прибавляет налетевшая невесть откуда стая аистов, и Пелагея молится, чтобы им не причинили вреда.
— Трюм там! — показывает Пересвет. Пелагея подхватывает юбки и со всех ног мчится к трюму. На рассохшейся деревянной двери замок, но вскрыть его для Пересвета пара пустяков. Внутри, посреди нагромождений бочек, сетей и разной рухляди, сидит Рина. Ее даже не удосужились развязать.
— Что-то ты быстро сдалась, — сказал Пересвет. — С кабаном вон как расправилась, а перед горсткой людей спасовала.
В ответ девушка разразилась дичайшим кашлем. От простуды к простуде. Эдак вовек не выкарабкаешься.
Пересвет перерезал путы перочинным ножиком, отошел к двери и отвернулся.
— Скорее, помоги ей переодеться.
Пелагея стянула с себя юбку, мягкий жакет с орнаментом и белую льняную рубашку. Взамен к ней перекочевала длинная домашняя туника Рины. Шёлк — плотный, тяжелый — согревал не хуже шерстяного платья.
— Мы готовы! — возвестила Пелагея. — А теперь свяжи меня, чтоб похитители не догадались. Только не очень крепко.
— Связать? Тебя? — выпучился Пересвет.
— Времени нет. А я в любом случае не пропаду.
Закончив вязать узлы, парень виновато взглянул на новую пленницу. Подмена произошла удачно. Сторожа, которые сейчас заняты сражением с растительностью, наверняка не помнят Рину в лицо и поначалу не заподозрят неладного. А теперь остается лишь покинуть территорию неприятеля. И желательно без неожиданных встреч.
— Бежать сможешь? — спросил Пересвет.
Рина кивнула и тут же зажала рот. Опять этот мучительный кашель! Ну ничего. Как только они доберутся до неприступной лесной «скалы», Марта сварит нужных трав, и хворь как рукой снимет.
Пересвет осторожно приоткрыл дверь и выглянул наружу. Киприан по-прежнему творил природную магию. Судно опасно накренилось на левый бок, аисты кружили над всполошенной командой, и путь на берег был открыт. Беглецам повезло: трап свалился в реку,
Рина вновь зашлась оглушительным кашлем, и Пересвет испуганно заозирался. Но рыбаков, бродяг и путешественников, что столпились у воды, всерьез захватило зрелище с аистами и водорослями. Проскользнуть у них за спинами и незаметно нырнуть в рощу не составило труда. А в роще, скрывавшей таинственное действо за пестрой листвой, царил Киприан. Он стоял в вихре, захватившем с неба лоскутья облаков, отблески далеких звезд, поздние соцветия осени. Стоял, простёрши руки, закрыв глаза и беззвучно шевеля губами. Пурпур одежд взметался, подобно волнам. Вьющиеся рыжие пряди пытались поймать ветер.
Рина ахнула, потеряла равновесие и обхватила шею Пересвета, не сводя зачарованного взгляда с человека-клёна. Таинственное действо вмиг прекратилось. И надо полагать, в тот же миг несчастное суденышко было наконец оставлено в покое. Пелагея в трюме издала душераздирающий писк — и аисты разлетелись по гнездам.
— Что вытворяет, а?! — воскликнул кто-то из матросов.
— Поди проверь!
Когда многострадальная дверь в трюм резко распахнулась, Пелагея отвернулась к стене. Наряд тот же, что и у Рины. Поза страдалицы и несправедливо оскорбленной — есть. Неубедительно? Матрос сделал два шага по направлению к пленнице — и тут Пелагея догадалась, чего именно не хватает. Она столь правдоподобно изобразила острый бронхит, переходящий в пневмонию, что матрос отшатнулся и тотчас покинул каюту.
Дважды ударили в гулкий колокол. Судно сдвинулось с мертвой точки и поспешило покинуть порт. А то мало ли что на уме у этой спятившей речной флоры!
Киприан дал соцветиям улечься, облака отправил обратно в небо, а звездные блики уверенно распределил по висящим на ветках каплям, похожим на огоньки новогодних гирлянд. И тут только Пересвет заметил, что моросит. Киприан приблизился, вручил озябшей Рине накидку и сверток с пирогом.
— Благополучно добрались?
— Как видите, — буркнул паренёк.
Рина по-прежнему влюбленно таращилась на человека-клёна, несмотря на то, что повисла на шее у Пересвета. Ох уж эта переменчивая женская натура!
— Вы повелитель природы, да? — благоговейно спросила она.
Тот по-доброму усмехнулся и покачал головой.
— Вовсе нет. У нас с растениями что-то вроде союза на взаимовыгодной основе. По-научному, симбиоз.
Пересвет вздохнул с плохо скрываемым раздражением и потянул Рину в сторону.
— Пойдем уже. Тебе лучше спрятаться, пока не улягутся страсти.
Но Рина неожиданно от него отлипла и подскочила к Киприану.
— Ой, а что будет с Пелагеей? — обеспокоенно спросила она. — Ее ведь не выбросят за борт? Ну, когда поймут, что она не я?
— О! Ты не знаешь, на что она способна! — невесело рассмеялся Пересвет, подбивая носком ботинка сосновую шишку.
А Пелагея тем временем испытывала все прелести речной качки. В животе из-за плотного завтрака не на шутку разбушевалась буря, и приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы желудок не явил миру свое содержимое. Руки она высвободила и теперь лишь ждала подходящего момента, чтобы улизнуть. Дверь была на запоре, а ломать двери — не для Пелагеи.