На осколках разбитых надежд

Струк Марина

И снова Франция. Но уже не такая, как прежде — покоренная, оттого смиренная и послушная. Теперь, когда стало ясно, что рейху сломали-таки хребет русские на Восточном фронте, почти уже отбросив до былых западных границ страны, когда союзники медленно, но верно закрепились и начали продвигаться от побережья Нормандии вглубь страны, все вокруг изменилось. Казалось, все резко пришло в движение, словно пробудившись от долгой спячки. Линия войск не выдержала, как когда-то на Восточном фронте. Пехота дрогнула, двинулись со своих мест батальоны, полки и дивизии. И все, что оставалось теперь Рихарду и его сослуживцам — прикрывать собой этот хаотичный отход, вылетая каждый день по нескольку раз и возвращаясь практически чудом с фюзеляжем, пробитым как решето.

В отличие от Восточного фронта Западный брал количеством, а не мастерством, и на один немецкий самолет приходилось не менее пяти машин союзников.

Кроме того, мешала нехватка топлива и запасных деталей из-за невозможности поставок после разбитых «фургонами» железнодорожных путей. Несколько раз Рихарду приходилось садиться так близко к линии фронта, что казалось — все, это конец. Лишь чудом удавалось уходить от французов, которые с охотничьими ружьями в руках, только-только набравшись смелости выступить против немцев, отлавливали таких невезунчиков, как он. А один раз спасло только свободное знание английского языка, позволившее обмануть «лягушатников», притворившись пилотом томми. Одетых в почти одинаковые летные комбинезоны, их можно было легко перепутать, особенно когда с неба падали сразу оба противника воздушной схватки.

Кто постоянно хранил Рихарда от смерти? Кто отводил в сторону уже простершуюся над головой костлявую ладонь? Кто словно щитом закрывал от очередей томми и янки в воздухе и от дроби «лягушатников» на земле, которые разобравшись в своей ошибке, долго стреляли ему в спину, когда Рихард, улучив нужный момент, убегал от них прочь? Кто берег его, когда он полз по «ничейной» земле, простреливаемой с обеих сторон? Кто прятал Рихарда от осколков, когда лежал в ожидании темноты в воронке после того, как его обнаружили янки с другой стороны и методично разрывали землю снарядами, словно им было чертовски важно разнести его одним из взрывов? Кто укрывал его, ползущего к немецким позициям, после в темноте, когда ночную тишину то и дело вспарывали с шипением световые ракеты?

Кто и — что самое главное — для чего?

И кто тогда защитил Рихарда от преследования гестаповцев, приехавших за ним на базу, едва он успел смыть с себя кровь и грязь после очередного возвращения с чужой территории? Сначала он решил, что кто-то из эскадры написал рапорт на его счет, и его слабой реакцией на оглушительные для любого нациста новости не могли заинтересоваться, настолько она была странной для «Сокола Гитлера».

Покушение на фюрера! Немыслимо! Самое постыдное предательство из всех! Позор тем немцам, которые совершили его! Они недостойны быть одной нации с остальными, как недостойны были носить мундиры вермахта!

Рихард слушал тогда возмущение молодых пилотов и более сдержанные комментарии старших сослуживцев о произошедшей попытке покушения, а думал в это время только о том, как неимоверно устал, не разделяя ни чьих эмоций в полном молчании. Это была не только физическая усталость. Это было опустошение, словно внутри него уже ничего не осталось человеческого.

Наверное, поэтому Рихард был так хладнокровен, когда за ним прислали машину и увезли на допрос в ближайшее управление гестапо в Париже. И, наверное, из-за этого странного спокойствия и равнодушия, когда даже самый опытный следователь, которому удавалось выводить на признание не одного предателя рейха, не сумел уловить и тени эмоции при упоминании знакомых имен и был вынужден вернуть Рихарда в часть после нескольких суток допросов. На удивление вежливых в отличие от допросов в форте Цинна, но крайне дотошных и въедливых.

Что вы знаете о преступлении 20 июля? Что вы знаете о людях, которые принимали в нем участие? Состояли ли вы в кругу заговорщиков? Кто-то когда-то пытался привлечь вас в круг этой преступной ячейки? Кто-то из ваших знакомых когда-либо выражал в разговоре с вами недовольство действиями фюрера? Я перечислю имена из списка, а вы скажете мне, знаете ли вы этого человека и насколько близко, а также когда и при каких обстоятельствах виделись в последний раз…

Имен этих было много. Их количество удивляло и радовало, но в то же время огорчало, что этот невероятный замысел потерпел крах. С кем-то Рихард был знаком «шапочно» как с Вернером фон Хафтеном, а с кем-то довольно часто общался, например, с Цезарем фон Хофакером [184] , кузеном графа фон Штауффенберга. Кто-то вообще был связан с его семьей дальним родством через браки, как риттер фон Квирнхайм [185] , которого, как Рихард узнал позднее, расстреляли сразу же в день покушения. Кто-то был вхож в их дом по тесному знакомству с матерью как «нужный человек» — тот же граф фон Хелльдорф [186] ,

которого Рихард всегда презирал за слишком ярый антисемитизм, чрезмерную жестокость, алчность невероятных размеров (говорили, в Вене в 1938 году тот знатно грабил несчастных евреев) и распутство.

184

Цезарь фон Хофакер (1896–1944) — немецкий подполковник люфтваффе, участник заговора против Адольфа Гитлера 20 июля 1944 г.

185

Альбрехт риттер Мерц фон Квирнхайм (1905–1944) — полковник германской армии, в 1944 г. начальник штаба Общевойскового управления Верховного командования сухопутных войск, участник заговора против Адольфа Гитлера 20 июля 1944 г.

186

Вольф-Генрих Юлиус Отто Бернхард Фриц Герман Фердинанд граф фон Хелльдорф (1896–1944) — немецкий политический и государственный деятель, активист НСДАП, начальник полиции Потсдама и Берлина.

Рихарда спасли от ареста несколько обстоятельств, как он понял позднее. Он не покидал расположение своей эскадрильи, не состоял ни с кем в переписке, а рапорты наблюдающих за ним сотрудников не содержали ничего предосудительного. Многих арестовывали и за малое. Даже просто за упоминание имени в дневниках или записках заговорщиков. А еще последствия покушения открыли к горечи Рихарда тот факт, что в гестапо отнюдь не шутили тогда, когда угрожали преследованием семьи по так называемому принципу «Кровной вины». Полгода продолжались преследования родственников тех, кто так или иначе был связан с июльским заговором. Жены, братья и сестры, даже кузены были казнены вслед за основными виновниками как возможные сообщники или были отправлены в лагеря.

Явное удовлетворение этими смертями со стороны рейха ужасало Рихарда, подтверждая мысли, посещающие его на протяжении последних лет — идея возрождения нации после потерь Мировой войны потерпела крах, слетев с пьедестала, на который ее так старательно водружали. Потому что народ, потерявший остатки человечности, лишился самой своей основы. Не стало людей. Осталась одна толпа животных, влекомая либо истерией слепой влюбленности в Гитлера, в которого поверили еще больше, как в идола после его удивительного спасения во время покушения, либо липким страхом за свою жизнь или жизнь близких. И эта идея, свалившись с пьедестала, катилась сейчас по склону вниз огромным каменным шаром, угрожая подмять под себя все живое в Германии и разрушить то малое, что осталось.

После очередного пребывания под арестом в парижской тюрьме вернулись кошмары, которые в последние месяцы позволяли набираться сил пустым сном без сновидений. Рихард снова и снова переживал моменты поездки в лагерь, где либо находил труп Лены на виселице, либо ее убивали у него на глазах, вытащив из строя женщин-теней. Ему снился Гриша, которого раз за разом убивали выстрелом в голову. Ему снилась собственная казнь — через расстрел у стен форта Цинна, который довелось пережить когда-то, или через повешение на струне, которым вешали заговорщиков покушения на Гитлера. Ему постоянно снились кровь и смерть, доводя его практически до безумия. Теперь Рихард понимал, почему так часто прикладывается к фляжке Фурманн. Чтобы за алкоголем забыться и забыть. Пусть и временно, на какие-то часы, но получить облегчение и мнимый покой. А так как табак усиливал действие алкоголя, то Рихард снова стал курить, презрев прежние рекомендации врачей. Ему оставалось жить с каждым разом все меньше и меньше, так какая разница от чего случится избавление, которым виделась сейчас смерть?

Невидимый крюк вонзался все глубже. После покушения на фюрера стандартное военное приветствие, которым Рихард старался отвечать чаще всего на нацистское салютование, было отменено. Теперь везде и во всем необходимо было демонстрировать свою ярую приверженность к вождю. Становилось все сложнее стискивать зубы, следуя цитате из какого-то философского труда, которую любил повторять в последние годы дядя Ханке. О чем невозможно говорить, о том следует молчать. [187]

187

Цитата из «Логико-философского трактата», крупнейшей из прижизненно изданных работ австрийского философа Людвига Витгенштейна. Считается одним из наиболее влиятельных философских сочинений XX века. Была издана в Германии в 1921 г.