На осколках разбитых надежд
Шрифт:
— Послушайте, господин майор, — еле слышно произнес главный врач госпиталя, когда Рихард пришел забрать документы о выписке. — Подумайте еще раз, насколько вы готовы вернуться в строй. Болезнь, которую вы перенесли, не прошла бесследно на фоне последствий ваших прошлых травм. Даже здорового человека воспаление легких способно выбить из нормального течения жизни на несколько недель, что уж говорить о вас. Я бы рекомендовал вам настоятельно взять некоторое время отпуска на восстановление. Скажем, пару месяцев, не меньше.
Кто-то ухватился бы сейчас за такую возможность обеими руками. Найти отговорку для того, чтобы получить возможность сохранить свою жизнь, когда до краха рейха оставались считанные недели. Русские уже вступили в Восточную Пруссию и Померанию. Из Берлина эвакуировались министерства, отбирая доступный железнодорожный транспорт у обычных граждан. В столице рейха царила паника, и
— Я не могу гарантировать, что первый же вылет не станет для вас последним в этом состоянии, господин майор, — настаивал главврач, и Рихард невольно подумал о том, что заподозрил бы мать в этой авантюре с увольнением в запас, если бы она все еще была в Берлине сейчас. И с горечью пришло в голову, не ловушка ли это, или это действительно истинное желание уберечь очередного немца от бессмысленной смерти в последние дни рейха движет главврачом в эту минуту?
— Этого не сможет гарантировать сейчас никто, господин оберст-артц, — усмехнулся Рихард и подтолкнул к своему собеседнику бумаги по сукну стола. — Значит, я должен сделать так, чтобы этот последний вылет не был потрачен зря, верно?
Мог ли он поступить иначе, когда Германия постепенно превращалась в пепел и прах под налетами союзников? Когда над страной стояло зарево пожарищ? Нет, не мог. А после того, как узнал, что британцы стерли семью Фредди вместе с Дрезденом с лица земли бессмысленной, по его мнению, февральской бомбардировкой, только убедился в этом окончательно.
Он не будет свидетелем конца своей страны. Он погибнет вместе с ней. Потому что его ничто не держало на этом свете.
В начале марта, когда Геринг прислал в части люфтваффе свое секретное воззвание Рихард первым подал рапорт о зачислении в эскадрилью смертников, снова сформированную весной 1945 года около Берлина, к которому так рвались русские. Он заранее знал, что так и будет — у рейха не оставалось больше ни машин, ни снарядов, ни пилотов, чтобы держать небо под контролем. Все, что было доступно сейчас — это собрать все оставшиеся силы в кулак и нанести последний удар, приказ о котором все не приходил.
Казалось, что в последние недели вообще не было никакого командования, либо существовании эскадрильи смертников совершенно забыли в Генеральном штабе. Рихард и некоторые другие летчики все активнее выражали недовольство, что их держат вдали от боев в то время, как налеты союзнической авиации становились все чаще, но ничего это не меняло. Их действительно берегли для последнего удара, обеспечивая всем необходимым от запасных частей до остродефицитного сейчас горючего. Эскадрилья большей частью поднималась с земли исключительно в разведывательные полеты, чтобы в очередной раз убедиться, насколько близко продвинулись линии фронтов от границ Германии. Не было больше массированных вылетов, только отдельными звеньями, нанося приближающемуся пешему противнику малочисленные повреждения с воздуха. По крайней мере, так они оттягивали продвижение вражеских войск к городам, откуда спешным порядком эвакуировалось население. А потом и вовсе зарядили весенние дожди, и небо затянуло облаками, создавая неподходящие для полетов условия.
Все чаще и чаще в рядах пилотов проскальзывали фразы о том, что если и «оказаться на земле», как осторожно называли плен, то на территории томми или янки. Попасть в лапы коммунистов не хотел никто, особенно те, кто когда-то воевал на Восточном фронте. И эти разговоры велись исключительно «старичками», которые вдруг перестали бояться доносов и возможного наказания за «длинный язык» и «пораженческие речи», хотя сейчас расстреливали и за меньшее без суда и следствия. Молодежь же горячилась всякий раз, когда слышала разговоры о скором финале войны, которая так много обещала, а в итоге обернулась полным крахом. Юноши, только недавно покинувшие стены авиашколы, желали смерти на поле боя во имя рейха, все еще ослепленные речами рейхсмаршала, который лично приехал в авиашколу пару месяцев назад и агитировал их вступить в ряды тех, кто был «последней надеждой немецкого народа». Они отчаянно ждали этого последнего приказа, наслаждаясь дефицитными благами, которыми окружили пилотов эскадрильи, чтобы скрасить конец их жизни. Настоящий Валтасаров пир, невольно думал Рихард об этом изобилии продовольствия и спиртного, об этих вечерах, когда коньяк лился рекой, как и в прежние времена. Словно за стенами ничего не было — ни неумолимо приближающейся катастрофы поражения, ни пожаров от непрекращающихся налетов союзников, ровняющих города с землей, ни смерти, собирающий каждый Божий день щедрый урожай.
В начале апреля наконец-то пришел долгожданный приказ о вылете навстречу очередной
Рихард почти не слышал короткой речи полковника Херманна [193] , которой тот провожал в этот вылет пилотов, погруженный в свое привычное состояние перед вылетом — собранный и отстраненный от всего, сосредоточенный лишь на предстоящем бое, в котором может быть только один победитель. А от звуков торжественного гимна и последующего монолога для летчиков, произнесенного дикторшей с мягким и нежным голосом по радио в первое время полета, остались только отрывки, которые то и дело крутились в голове.
193
Ханс-Иоахим Херрманн (1913–2010), более известный как Хайо Херрманн — немецкий пилот бомбардировочных и истребительных частей люфтваффе Второй мировой войны, полковник. Один из самых высокопоставленных и влиятельных офицеров ВВС нацистской Германии. В 1944 г. разработал и позднее возглавил проект ВВС Германии, позднее получивший название «Зондеркоманда Эльба». 7 апреля 1945 г. соединение Херрманна из 138 «мессершмиттов» вылетело на перехват группы самолётов ВВС США, состоявшую из 1 300 бомбардировщиков и 830 самолетов эскорта. В результате часового «боя» погибло около 60 молодых немецких пилотов, на базу вернулось менее 50 истребителей, из них 15 самолетов, по сведениям свидетелей, уклонились от боя вообще. Потери союзников при этом были минимальными.
Германия прежде всего… Защита и отпор… Германия рассчитывает на тебя… Помни о Дрездене… немецкий народ думает о тебе… Помни о Дрездене…
Как и полагал Рихард прежде, весь замысел удара группой пилотов-смертников был сущим безумием с самого начала. Молодые пилоты были слишком неопытны для маневренного боя даже на облегченных машинах. Строй был разрушен практически сразу. Огромная воздушная армада истребителей и бомбардировщиков янки (на вскидку, их было не менее полторы тысячи против их двух сотен машин) лишила кого-то боевого духа и обратила в панику, мешавшую думать рационально, а значит, сулившую верную смерть сейчас. А первая атака истребителей янки, сопровождающих неповоротливые махины бомбардировщиков, и вовсе смела часть немецких самолетов. Рихард видел, как покидают машины одни пилоты, и как их расстреливает в воздухе противник, не давая даже раскрыть парашют. Видел, как срываются в пике, не удержав машину, другие. Первое время пытался, как мог отвлечь на себя внимание. Но машина была облегчена полностью для вылета «смертника», потому боекомплект был быстро расстрелян, и оставалось только рискованно маневрировать, чтобы «сорвать» по возможности противника в пике, выбрав интуитивно малоопытного юного американского летчика. В наушниках то и дело раздавались крики страха, отчаяния или возбуждения, когда кто-то все-таки сумел направить машину на столкновение с самолетом противника, выполняя приказ и жертвуя собой.
«… Помни о Дрездене… Думает о тебе… Защита и отпор…», все крутилось и крутилось в голове Рихарда. И это были последние слова в его сознании, когда он выбрал для столкновения бомбардировщик янки, метя в крыло. Потом была совершенная тишина. Словно кто-то лишил его слуха в один момент, как только он откинул колпак и вывалился из машины, отталкиваясь ногами, как можно дальше от нее, чтобы не совершить той самой ошибки на полигоне под Берлином. Только ветер с силой бил в лицо и пытался порвать ткань комбинезона, когда Рихард стремительно несся к земле, словно его вытолкнули с силой из той смертельной бойни, что развернулась в воздухе сейчас. На какие-то мгновения он поддался искушению и помедлил, понимая, что уже вот-вот минует безопасную высоту для открытия парашюта. Вспомнил, как безмятежно выглядел Лютц, упавший с неба и переломавший себе все кости. Вспомнил о своей усталости от всего происходящего, и о том, что надвигалось в будущем. Вспомнил и закрыл глаза, чтобы не видеть приближения земной тверди.