На развалинах мира
Шрифт:
Отправиться в путь мы смогли не раньше обеда. Я распалил костер из остатков деревьев, желая накормить себя и пса горячей пищей, а заодно и просушить вымокшую одежду. Накидка, все-таки, помогла не очень… Щенок, съев свою положенную норму, начал закрывать глаза, но я предупреждающе прикрикнул:
– Но, но! Не спать! Потерпишь, Черный! Я же, не сплю!
Хотя у меня самого слипались глаза, а руки висели как плети. Две таких ночи подряд – это слишком. Как я выдерживал такое раньше, сам не знаю. Но, ведь выдерживал, а тогда было куда хуже. Раздет, разут, без ясного понимания всего случившегося. В страхе и унынии, не имея ничего в запасе – а сейчас было все. Нет, чем лучше живешь, тем слабее сопротивляешься
Мы назад не шли – плелись. То я отставал от щенка, то он – от меня. Дойдя до какого-то, полуразрушенного дома, я позвал его окликом:
– Сюда! Отдохнем – а утром на переправу. И чтоб я этого берега в глаза не видел…
Посидев в укрытие пару часов, мы опять поднялись. Разведка, как ни крути, все же произошла. Пусть, не в том объеме, какой планировался, но часть города теперь на карту попала. Я не мог знать, что развалины здесь тянутся столь далеко.
То, что нас преследуют, мы поняли одновременно. Мне, всей кожей, всеми чувствами, обострившимися до предела, стало ясно – чужие близко! Но, если я еще не знал – кто это? – то моему псу, получившему от поколений тысяч своих предков, великолепное звериное чутье, это уже было ясно. Еще никто, ни разу, и нигде, не пытался нападать на нас – но теперь, мы оба знали – роли переменились. Мы были намеченной жертвой, и те, кто шел давно и упорно за нами, наконец, выбрали место для нападения.
Щенок подскочил и весь напрягся. Сон с него словно слетел – так четко и резво он вбежал на ближайший пригорок, и внимательно, не отрываясь, стал всматриваться в сторону, куда мы направлялись. Оттуда слегка навевал ветерок, и, при каждом его дуновении, у собаки вырывался глухой рык. Что-то волной пронеслось и по моим жилам…
– Что ты? – почти шепотом вымолвил я, чувствуя, как спина покрывается холодным потом. Предчувствие было не зря…
Пес сорвался, несколькими прыжками подскочил ко мне, и ухватил за штанину.
– Бежим?
Он уперся лапами в землю, и стал тянуть так, что ткань затрещала.
– Бежим…
Я мигом собрался, оглянулся еще раз, в ту сторону, куда так пристально смотрел щенок, и устремился вслед за ним. Мы неслись, почти не выбирая дороги! Пес, скорость которого, значительно превосходила мою, часто останавливался, поджидал, пока я, задыхающийся и обливающийся потом, не настигал его, и вновь устремлялся вперед. Такой гонки я не помнил уже давно. Бег, когда я спасался в день катастрофы, был хоть понятен и объясним – я видел, от чего спасаюсь, а на этот раз, приходилось всецело полагаться на щенка. Но мне даже в голову не могло прийти, что он стал бы так себя вести понапрасну. Мы миновали несколько разрушенных кварталов, пролезали между сдвинутых стен, перепрыгивали ямы и трещины. Я перемахнул через ров, который в обычном состоянии предпочел бы обойти, и, не удержавшись, растянулся на земле, застонал:
– Не могу больше… Стой!
Щенок уже был рядом. Его бока ходили ходуном – при его размерах, эти ямы и холмики становились еще круче и длиннее, чем для меня. Но он, все так же пристально, смотрел туда, откуда мы убегали.
– Да что же там такое? Что ты учуял?
Пес ощерил клыки. Что это могло означать? Что-то, или кто-то, был позади нас. И щенок, по своему разумению, полагал, что его следует бояться… Вот только знать, чуять, как он, я не умел…
– Что же ты меня так тащишь… Я сам! Погоди, дай хоть вздохнуть. Куда мы мчимся? Да давай, встретим его здесь! Справились же с тем кротом…
Но щенок явно не разделял моего убеждения и нетерпеливо перебирал лапами, дожидаясь, пока я встану.
Он опять притих, застыл, как изваяние, и весь вытянулся. Я положил руку
Черный вернулся неслышно, и сразу стал меня торопить, всем телом демонстрируя, как нужно спешить.
– Да… Такой собаки еще ни у кого не было. Ты – единственный, в своем роде. Если бы еще и говорить умел. Что ж, будь, по-твоему!
И мы опять побежали. Бежали, прыгали, скакали. А потом, когда я едва не сорвался с почти отвесной стены, и в сердцах не послал своего проводника куда подальше, тот торжествующе взлаял и скрылся среди развалин. Но уже через минуту он вернулся, и протянул мне одну из передних лап.
– Порезался? Вовремя…
Он не порезался. По мохнатой шерсти, тяжелыми и скользкими каплями, стекало что-то, очень знакомое…
– Мазут! Нефть? О, черт… Но где? И зачем мы сюда неслись?
Пес отбежал и призывно оглянулся – я поспешил за ним. Несколько узких проходов, в одном месте ползком – иначе, протиснуться было нельзя, еще какие-то преграды – и мы встали у большого скопления руин. Впечатление было такое, что со здания, сорвали и положили наземь крышу, а стены, большими кусками, валялись поблизости. Щенок поднырнул под один ее край и залаял. Я наклонился к отверстию.
Под крышей сохранился громадный, продолговатый зал, высотой около пяти метров. Голова сразу закружилась от стойкого и тяжелого запаха – в одном его углу, овальным озером, расплылась нефть. Почти по всему полу этого своеобразного резервуара, протянулась трещина, и большая часть топлива утекла в нее. Но, кое-что, осталось. Озеро перекрывало доступ к выходу на другую сторону зала. Щенок стоял у самой кромки, поджидая меня. Я, прикрывая лицо ладонью, приблизился. За щенком тянулась узкая полоска, не видная из-за сумрака – по ней можно было пройти, почти не замочив ног, и выбраться из зала наверх. Любой, кто решил бы последовать за нами, вынужден был придерживаться такого же маршрута – шаг в сторону означал падение в топкую, маслянистую жидкость. Но не это главное – достаточно бросить факел… А мы, успев добежать до края, оказались бы на безопасном расстоянии раньше, чем последующий взрыв разметал все в округе, вместе с нашими преследователями!
– Ну, знаешь.. только и прохрипел я Нет, ты на самом деле, не простой пес. Пора бы тебе и имя дать, более солидное!
Но подумать об этом я не успел – щенок навострил уши и метнулся по полоске, на ту сторону. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Ноги разъезжались – все оказалось пропитанным насквозь, и я едва удерживался, чтобы не соскользнуть с тропинки в сторону. Щенку это удавалось куда лучше, чем мне, и он с недоумением оглядывался в мою сторону, не понимая, почему такой большой и сильный хозяин, так медленно и осторожно переступает по невидимым холмикам. Наверху что-то ухнуло, скрипнуло, дохнуло пылью и знакомым гулом – я замер и поднял голову вверх. По своду, словно паутинная сеть, расползлись трещины. Сквозь некоторые из них сыпался песок и пепел… Я затаил дыхание – все могло обрушиться, просто от шума… Пес уже подбирался к краю этой лужи, когда я заметил, как над ним, отрываясь от основной массы, сползает по перекрытию целый пласт…
– Назад! Ко мне!
Он вывернулся и отпрыгнул, почти по брюхо попав в нефть. Пласт отвалившегося бетона, рассек воздух, и упал на то место, где он мог оказаться, если бы не отступил. Во все стороны полетели брызги. Гул падения вызвал эхо, и оно несколько раз отразилось от свода, вызвав новую волну сотрясений.
– Скорее!
Я пересек озеро и подхватил щенка за загривок. Еще один такой кусок – и весь этот свод упадет вниз! До выхода оставалось несколько шагов, как в проломе мелькнуло несколько темных теней.