На санях
Шрифт:
Она протянула руку. На открытой ладони лежал ключ. Когда Марк хотел взять, пальцы сжались.
— Цап-царап. — Мэри тихо рассмеялась. — Есть у меня еще одна мечта. Появилась, когда я увидела милого брата. Так уж, чтоб два раза не вставать… Коли все равно ты меня застукал на месте преступления. In for a penny in for a pound33, как гласит учебник английской идиоматики.
Выдергивать руку было как-то странно. Так и стояли лицом друг к другу, очень близко. Она была пониже, чуть задирала голову. И всё
— Ты мне тоже всегда был жутко интересен, мой загадочный счастливый брат.
— Почему счастливый?
— Потому что папаня ушел от меня к тебе. Вот скажи, ты что больше всего любишь?
— А? — Он не поспевал за ее скачкaми. — Больше всего? Не знаю…
Мэри удивилась.
— Да как же ты живешь, если не знаешь, что больше всего любишь? Я больше всего на свете люблю нарушать всякие табу. Вижу табу — говорю себе «бу!». Вот гляжу я на тебя и вижу — что?
— Что?
— Табу на ножках. Висит груша — нельзя скушать. Потому что будет инцест. Люблю кушать то, что нельзя.
— Что? — еще раз тупо повторил Марк.
Она засмеялась.
— Имею вопрос. Ты на какую сторону пипиську носишь, на правую или на левую? Сейчас проверю.
Опустила вторую руку, взяла его снизу, тихонько сжала через брюки.
Он замер в полном оцепенении.
Глядя ему в глаза и все шире улыбаясь, она медленно спустила молнию, просунула пальцы.
— Ого, что это у нас там зашевелилось?
Это происходит! То самое, о чем… Происходит на самом деле! Вот так? Сейчас? Здесь? С незнакомой, ну почти незнакомой девушкой?
Ее рука расстегнула ремень, задвигалась вверх-вниз. Марк боялся пошевелиться.
— Выросла репка большая-пребольшая, — тихо приговаривала Мэри.
Звякнув, упал на пол ключ. Второй рукой она стянула с него куртку.
— Братец, а кровать у вас где? Нормальная. В кабинете только начальники секретарш пялят.
Он сглотнул, не ответил.
— Язык проглотил? Не надо, он нам пригодится. Ну, пойдем искать.
Не разжимая пальцев, потянула его за собой. Нелепо семеня, он шел за нею, все не веря, что это происходит на самом деле.
— Тут что у вас?
Мэри заглянула из коридора в соседнюю комнату.
— Спальня… родителей, — с трудом выговорил он.
— О! То что надо! Оскверним ложе, на котором мой папочка вставляет твоей мамочке?
Подвела его к кровати, развернула, толкнула, чтобы упал на спину. Ловко стянула брюки вместе с трусами. Приказала:
— Лежать по стойке смирно!
Сбросила сапоги, спустила из-под юбки колготки.
— Захожу на посадку.
Снова взяла его рукой — Марк замычал. Не спеша уселась — охнул. Начала ритмично двигаться — застонал:
— А…А…А…
Собственный голос доносился словно со стороны.
Электрическая судорога заставила его дернуться, изогнуться, стон перешел в рычание.
Мэри проворно отпрянула.
— Ну ты спринтер. Еле успела соскочить. Ты чего, первый раз
Оглушенный, ошарашенный, ничего не соображающий, Марк протянул к ней руки.
Отодвинулась.
— Не лапай сестру, кровосмеситель. Кино закончено. Второй серии не будет.
— Почему? — задыхаясь спросил он.
— Потому что надо знать физиологию. Сперматозоиды живут в складках кожи до 24 часов. А я в самой середине цикла. Не хватало мне еще от брата понести. От инцеста рождаются уроды.
Мэри встала с кровати, без стеснения задрала до пояса юбку, стала натягивать колготки, стоя на одной ноге.
— Продолжим в другой раз. Научу братца Иванушку, как не быть козленочком и нравиться девушкам. — Она уже надевала сапоги. — Маман со дня на день должна уехать в командировку. Визы ждет. Как только отвалит — позвоню. Может, завтра, а может и через неделю. Ровно в девять вечера пасись у телефона. Чтоб мне не объясняться с папашей или твоей мамулей. Пока, братик. Уношу в памяти эту незабываемую картину.
Марк прикрылся обеими ладонями. Она, хихикая, вышла. Через несколько секунд хлопнула дверь.
Произошло! Это произошло! И будет еще! По-настоящему, а то толком не успел ничего понять и почувствовать. Нет, почувствовать-то успел…
Его колотило.
Представлял себе всё иначе. Совсем иначе. Eлки, я стал мужчиной! У меня было! И никакой это не инцест, просто та же фамилия.
Какая странная, какая непредсказуемая штука жизнь…
Следующие несколько дней, каждый вечер, как бобик к миске, тащился к телефону — схватить трубку первым.
Телефон зазвонил только восемнадцатого, причем в начале десятого, когда Марк уже вышел в коридор. Кинулся назад, пока Рогачов у себя в кабинете не ответил, и громко, на всю квартиру:
— Да? Вас слушают.
— Привет, Максим. Не забыл, что завтра две недели заканчиваются? Задание выполнил?
— Так точно.
Ответил очень тихо. Получалось, всё равно хорошо сделал, что поторопился снять трубку.
— Чего ты по-военному-то? Мы не в армии. Молодец, что всё сделал. У тебя завтра три пары, так? Освободишься — дуй галопом в «Националь», в ресторан. Накормлю тебя изысканным обедом. Ты же голодный будешь после учебы.
Работаю за харчи, кисло подумал Марк. Но ответил энергично, по-боевому:
— Понял. В два заканчиваю, через пять минут в «Национале».
Завтра, может быть, всё решится. Или Сергей Сергеевич увидит, что связался с идиотом и утратит интерес. Или разозлится, и… А что «и»? Что он сделает? За идиотизм в тюрьму не сажают, подбодрил себя Марк. Ну, станет ругаться, заставит переделывать. Старательно понапишу ему новой чепухни, в два раза длиннее. В конце концов он на меня плюнет, поймет, что проку от такого кретина не будет, и оставит в покое.