На санях
Шрифт:
Струцкий распределил задания.
— Я вот этот, длинный: «НАВСТРЕЧУ IV СЪЕЗДУ ЖУРНАЛИСТОВ. ВЫСОКОЕ ДОВЕРИЕ ПАРТИИ ОПРАВДАЕМ». Потом про БАМ и про происки сионистов. А ты давай те два, которые справа: про музыкальный конкурс на подшефном заводе и «международку». Жутко выручишь, я бы один до десяти не успел.
Марк поставил перед собой бутылочку красной туши, взял широкое, лопаточкой перо, и стал аккуратно, старательно выводить заголовки. Первый был «ПЕСНЯ И ТРУД РЯДОМ ИДУТ», второй: «ГРЯЗНЫЕ МЕТОДЫ ПРОТИВНИКОВ РАЗРЯДКИ».
Работа ему внезапно понравилась. Она требовала концентрации, а значит, была бездумной. Какое облегчение — ни о чем не думать. Фред попробовал затеять треп, но Марк на него цыкнул — не отвлекай, кляксу посажу, и тот заткнулся.
Время
Первая пара была — семинар по партсовжурналистике. Обычно на этой нудятине Марк размышлял о чем-нибудь своем, рисовал в тетрадке, а сегодня, чтоб не заниматься самоистязанием, решил послушать.
Тема была зажигательная: «Творчески выполнять задания партии». Приготовился скучать — у препода Мурада Довлатовича прозвище было «Мудолёт», от «мухи дохнут на лету». Он говорил «шершавым языком плаката», еще и гнусавил.
Но стал слушать — и впервые услышал по-настоящему. Вначале клевал носом, потом встрепенулся. Понял, чему здесь учат. Будто пробки из ушей выскочили.
— Вот все вы знаете цитату: «Партия сказала: надо — комсомол ответил: есть!», — говорил Мудолёт, расхаживая вдоль доски. Он был моторный, не мог сидеть на месте. Когда оживлялся, густые брови начинали прыгать вверх-вниз. — А нам, журналистам, ответить «есть!» недостаточно. Наша с вами работа — осмыслить указание партии, творчески его переработать, перевести в язык и образы, понятные народной массе, и достучаться до сердец. Это, товарищи, очень непростая задача. Она требует и таланта, и вдохновения, и мастерства. Надо постичь высокое искусство обращения со словом, и самое главное — законы психологии. Приведу вам конкретный пример из своего опыта. Сразу предупреждаю, тема сложная, даже конфиденциальная, но вы уже четверокурсники, вам скоро выходить на передовой край журналистики, а там будет всякое. Готовьтесь.
Тут-то Марк и начал слушать внимательно.
— Бывает так, что стратегическая линия партии резко меняется. Вам на лекциях по диамату, конечно, разъяснили закон диалектики: марксизм — не догма, а руководство к действию. То же относится и к политическому курсу советского государства. Сила партии в том, что она смотрит вперед, и если видит, что курс надо скорректировать — не боится принимать нелегкие решения. Но трудящимся, обычным советским людям, воспринять такие перемены бывает ох как непросто. И здесь на помощь партии приходим мы, журналисты.
Мурад Довлатович задумчиво прищурился, глядя на стену, где висели портреты членов Политбюро. Вспоминал прошлое.
— Дело было в июле 1960 года. Я работал в международном отделе газеты «Социалистическая индустрия», вел братские страны. Это сейчас, после событий на острове Даманский и ревизионистской истерии, маоистский Китай — наш потенциальный противник номер один и угроза миру в Азии, а мы, послевоенное поколение, выросли под лозунгом «Русский с китайцем братья навек», под песню «Москва-Пекин, Москва-Пекин, вперед идут, идут, народы!»
Песню он пропел высоким тенором — аудитория проснулась, зашевелилась. Кое-кто ухмыльнулся.
— У меня девяносто процентов материалов шли по Китаю, ведь главная после СССР страна соцлагеря. Пятьсот миллионов братьев. Успехи китайской промышленности, сельского хозяйства, новости культуры и прочее. И вдруг планерка. Главный говорит: так, мол, и так, товарищи, отношения с Пекином осложняются, принято постановление отозвать из КНР всех советских специалистов, впереди резкая смена политики. Китай нам больше не друг и не товарищ. Надо готовить аудиторию. И мне: ваши, товарищ Ахундов, предложения? Вот и я спрошу вас, без пяти минут журналистов-международников. Как выстроить редакционную стратегию, если потребовалось кардинально изменить отношение общества к стране, которая до сих пор воспринималась в исключительно положительном свете? Ну-ка, будущие Валентины Зорины и Юрии Жуковы, кто ответит на этот вопрос. Ты, Пузырев?
Мудолёт к студентам обращался на «ты», по-партийному. Зубрила и дятел Пашка Пузырев, всегда сидевший в первом ряду, ходил у него в фаворитах.
— Ну… сначала надо напечатать передовую статью, разъяснить
— Садись, — махнул рукой Мурад Довлатович. — Законов диалектики ты не уяснил. В 1929 году, когда вышла названная тобою статья, правила были другие, жесткие. Разъяснять народу не требовалось, достаточно было информировать. А мы живем в эпоху развитого социализма, люди у нас сознательные, и с ними нужно разговаривать другим языком. Чтоб доходило до ума. И убеждало, а не пугало. Записывайте. Первый этап при резком повороте государственной политики по отношению к бывшей дружественной стране — молчание. Это великий знак. Китай просто исчез из нашей прессы. Как будто нет такого государства. На втором этапе пошла информация о трудностях и проблемах. Нехватка продовольствия, природные катастрофы, аварии. Пока никакой критики руководства, только смена картины. Раньше КНР у наших людей воспринималась как что-то светлое, а теперь возникло ощущение: что-то там не так, что-то неправильно. И только на третьем этапе, года через два-три, когда аудитория уже созрела, стали писать об отклонении от ленинского курса, ревизионизме, шапкозакидательстве как причине ошибок. При таком постепенном спуске, обеспеченном деликатной работой журналистов, перелом в общественном сознании происходит без потрясений, как это сплошь и рядом случается в странах с дикой, неорганизованной прессой.
Марк слушал напряженно. Только сейчас, на четвертом курсе, до него дошло: так называемые идеологические дисциплины учат совсем не тому, о чем рассказывают. Не истории партийных съездов, не взаимоотношениям базиса и надстройки, не моральному кодексу строителей коммунизма — а тому, как жить, выживать и добиваться успеха в советской системе.
Жизнь — как река. Банальная метафора. Но верная. Причем не Москва-река с гранитными набережными и мостами, а бурный, мутный поток, с водоворотами, даже еще и пираньями, несущийся через джунгли. Ты не выбирал, барахтаться в этой русской Амазонке или нет, тебя швырнули в нее малым мальком. Сможешь — плыви, не сможешь — тони. Русская литература учит плыть против течения, а на это очень мало кто способен. Правильно плавать — кто бы мог подумать — учат на гребаной партсовжурналистике. Не стратегии прессы в китайском вопросе, а законам жизни в согласии с окружающей средой. В гармонии с природой, если угодно. Да, она в этих широтах вот такая, другой нету. Плыви вместе с рекой, не поперек и не против потока. Тогда выживешь и выплывешь. В этом и состоит диалектика. Никакой Чехов и никакой Толстой эту истину тебе не откроют, а Мудолёт ее знает. В его кондовых речах спасение и мудрость. Надо лишь перестать ерепениться и перенастроить мозги.
И перенастроенный мозг сразу послал панический сигнал: козлина, ты совершил глупость! Не надо было предупреждать Щегла! Это фантомные судороги прежней жизни, рывок против течения! Который может дорого обойтись! Вовка-то правила знает, интеллигентскими рефлексиями не терзается. Как только Сергей Сергеевич на Щегла выйдет, тот сразу же, чтоб попасть на хороший счет, заложит приятеля, сто пудов заложит! И получится, что Марк нарушил правила подписки: «Ставшие мне в процессе сотрудничества известными формы и методы работы органов КГБ, а также сведения о лицах, интересующих органы КГБ, никогда никому не разглашать».
Однако, напугав, заработавший по-новому мозг тут же подсказал и выход. Как только позвонит или появится Сергей Сергеевич, немедленно самому рассказать об этом разговоре. Типа: решил помочь органам, подготовив товарища, и беседа прошла успешно, В. Щеглов к сотрудничеству готов.
Ничего, я на журфаке им нужнее, чем Вовка со своим областным педом. Куратор пожурит, велит без приказа не проявлять инициативы, тем и обойдется.
Ощущение от этих мыслей было странное, смешанное. Гадковатое, а в то же время не без гордости — придумал, как выкрутиться из хреновой ситуации. «Втягиваешься в роль подлеца?» — спросил прежний Марк. Он никуда не делся, просто потеснился.