На санях
Шрифт:
Тем не менее стало очень страшно. Ерунда с Мэри вылетела из головы. Потрахаешься или не потрахаешься — это фигня. А тут на кону вся жизнь.
Мимо «Националя» Марк проходил тысячу раз, но внутри не бывал, даже в голову не приходило войти. Гостиница для иностранцев, у входа всегда швейцар, при взгляде на которого сразу вспоминаешь плакат ко Дню Пограничника «На охране рубежей Родины». Сова пару раз небрежно ронял, что заходит в «Нацик» попить кофе, ну так то Сова. У этих швейцаров глаз-рентген: с ходу видят, кого пропустить, а кого
Марка-то цербер в черной с золотым околышем фуражке сразу тормознул.
— Куда идем?
— В ресторан. Меня ждут.
— Кто ждет? Из какого номера? — прищурился служивый.
Хорошо изнутри подошел Сергей Сергеевич.
— Всё нормально. Ко мне это.
И Сезам отворился.
Вестибюль Марк толком не рассмотрел, очень волновался. На втором этаже, в зале с видом на площадь 50-летия Октября и Исторический музей, сели в углу. Слева за столиком громко говорили на английском, верней на американском, справа приглушенно на французском.
Сразу положил на скатерть тетрадь.
— Вот, написал про каждого.
Сергей Сергеевич раскрыл, рассеянно полистал.
— Ого! Не поленился. Молодец.
И отложил.
— Давай пропитание закажем. Жрать охота. Ты ихнего меню не пугайся, я подскажу, что тут самое вкусное.
Марк настроился на конфликт, от нервов есть совсем не хотелось. Уж если секир-башка, то поскорее бы.
— Да вы почитайте. Я старался.
— После прочту. Главный зачет ты уже сдал — на ответственность и серьезное отношение к порученному делу. Закуску и первое выбирай сам. Это здесь. — Сергей Сергеевич показал пальцем на развернутое меню. — На горячее рекомендую или фрикасе, или лангет.
Стычка откладывается, понял Марк. И почувствовал облегчение — будто пришел в зубную клинику на мучение, а врач не принимает.
Решил: коли так, нанесу-ка я бюджету органов максимальный ущерб. Заказал самую дорогую закуску — икру зернистую, «царскую» уху из осетров и фрикасе, черт знает что это такое, но стоит вдвое дороже лангета.
— Мне всё то же самое, что молодому человеку, — сказал Сергей Сергеевич официанту. — У него губа не дура. Десерт мы потом выберем.
Помолчали. Марк делал вид, что любуется видом, старался не скосить глаза на куратора. Тот задумчиво на него смотрел, постукивал пальцами по краю тарелки.
Наконец негромко, серьезно начал:
— Парень ты умный и, конечно, догадываешься, что обед в торжественной обстановке у нас неспроста. С сотрудниками твоего уровня, да по текучке, я обычно встречаюсь попросту — в пивбаре или в пельменной, максимум в шашлычной. На фрикасе государственные средства не трачу. А это, Максим, что значит?
Ни о чем таком Марк не догадывался — и опять сильно занервничал.
— Это значит, что тебя ждет новое задание. Не пустяковое, а настоящее. Оперативное. Знаешь, что такое «оперативное задание»?
— Нет…
— Это когда оно является частью операции. И операция, к которой я хочу тебя подключить, не детская. Ко мне обратились за помощью коллеги из очень… взрослого отдела. Дело чести для меня — оправдать их доверие.
— В каком смысле? — быстро спросил Марк, потому что куратор запнулся.
— Не буду темнить. — Сергей Сергеевич махнул рукой. — Вижу, что с тобой лучше в открытую. Потенциал в тебе вижу.
И вдруг, безо всякого перехода:
— Что скажешь про Кладенцову Екатерину Викторовну?
Марк ужасно удивился.
— Про нашу преподшу французского? Хорошая тетка. Смешная немножко. Восторженная. Прозвище «Китиха». У нее метод. Учит языку на литературном материале. Всё время какую-нибудь классику переводим. А что она?
— Хорошая тетка? — покачал головой куратор. — Не знаю, не знаю… Есть информация, что она несоветский человек. Сообщаю тебе это строго секретно, как сотруднику, давшему подписку о неразглашении.
— Екатерина Викторовна?!
— Да. По агентурным сведениям Кладенцова может являться связующим звеном между подпольными диссидентскими группами и иностранными журналистами, которые, как ты понимаешь, Советскому Союзу не друзья. В буржуазную французскую прессу постоянно идет утечка сведений о так называемых репрессиях, преследовании так называемых инакомыслящих и прочий негатив, создающий у западной публики искаженное представление о советской действительности. Проверка идет по нескольким каналам. Мне поручено разработать этот, потому что… Потому что это сфера моей компетенции, — не стал уточнять Сергей Сергеевич, но Марк догадался: потому что ты «курируешь» журфак.
— Какие у тебя с Кладенцовой отношения?
— …Никакие. Она учит, я учусь…
— А надо чтоб стали хорошие. И даже близкие. С этим я тебе помогу. — Сергей Сергеевич придвинулся, перешел на полушепот: — Кладенцова живет вдвоем с матерью, у той рассеянный склероз, продвинутая стадия. Это не тот склероз, когда у стариков крыша едет, а поражение спинного мозга. Старушка еле передвигается по квартире. Самый лучший подход к объекту — когда оказываешь какую-то реальную помощь. Помог человеку — он твой. Ты мотай на ус, пригодится.
Марк кивнул. Не мог взять в толк, причем тут старушка со склерозом.
— В Японии для таких больных делают особые ходунки. Удобные, регулируемые по высоте и безопасные — на «медленных» колесиках. Надо чтоб ты при Кладенцовой завел разговор про это чудо японской медицинской техники. Уж сам придумай как. А когда она заинтересуется, скажешь, что можешь достать. Лично домой привезешь. Потому что должен научить инвалидку ими пользоваться. Чтоб не упала.
— А откуда я их возьму?
— Не тупи, Максим. Ходунки я тебе выдам. Короче, твоя задача — попасть в дом. И заслужить горячую благодарность Екатерины Викторовны. Кстати «Китиха» — хорошее погоняло. — Хохотнул. — Будет и у нас проходить как объект «Китиха». Подружись с этой чудой-юдой-рыбой-кит, приглядись. Попробуй разобраться, обоснованы наши предположения или нет. Короче, задание совсем не ученическое. Зато и награда будет нешуточная. Попадешь к Кладенцовой на квартиру — отдам тебе вот это.