На санях

Акунин Борис

— Мам, ну чего ты со мной, как с маленькой? С яйцами всё будет окей. Возьму за них наследного принца, будет как шелковый. Ноу проблем, гарантирую.

— Не залети только, а? Это сильно осложнит юридическую ситуацию.

Мэри заржала, вообразив прикол: дитя с папой, который одновременно дядя, и мамой, которая заодно и тетя.

— Получилось бы, как с Филипповым, да? Если б я тогда родила.

— Да ну тебя, Машка, — поморщилась маман. — Нашла что вспомнить.

А Мэри вспоминала ту историю с удовольствием.

Как-то раз, в десятом

классе, сдвоенную физру отменили и пришла она домой из школы на два часа раньше обычного. Слышит из коридора — в материной спальне какие-то звуки.

Заглянула — а там здрасьте. На кровати сидит мамочкин начальник Сергей Антонович Филиппов, голыш голышом, а перед ним на коленках маман, тоже в натуральном виде, и башкой вверх-вниз. Филиппов не напугался, не смутился. Подмигнул и палец к губам приложил: типа, не отвлекай мать от дела.

А когда увидел, что Мэри не торопится валить, с интересом наблюдает, широко улыбнулся.

Неделю спустя маман отбыла в братскую Югославию, и на следующий вечер заявился Сергей Антонович, без предупреждения. Молча вошел, с точно такой же улыбкой взял за руку и повел к той же кровати. Мэри вся оцепенела, но не то чтоб сопротивлялась.

Он и потом приходил — у маман командировки пошли одна за другой. Она, дура, наверно, думала, что это начальник ее за сексуальное обслуживание награждает. Интересно, что игра в молчанку с Сергеем Антоновичем у Мэри продолжалась. Ни одного слова они друг дружке за все время так и не сказали.

Прикольный был период. Мэри много чему научилась — не только трахологии. Заодно девичьи прыщики сошли. И с кожи, и из мозгов.

Кульминация наступила, когда ее вдруг вырвало за завтраком. Маман переполошилась, поволокла в гинекологию и потом вытрясла из перепуганной дочки всю правду. Смешная у них вышла сцена. И в то же время трогательная. Сначала родительница рассвирепела, нахлестала по щекам. Потом обе поревели. Маман высморкалась, вытерла слезы и говорит, задумчиво: «Рановато ты начала. Я планировала перед восемнадцатилетием тебе подготовительные курсы устроить. Но уж как вышло, так вышло. Ты только впредь со мной не партизань». Устроила аборт, слупила с Сергея Антоновича в виде компенсации ставку старшего консультанта плюс поездку в Финляндию, и с тех пор стали они не мама с дочкой, а две не-разлей-вода-подруги. Нет, любовников больше не делили — Филиппов вскоре после истории с абортом перешел на работу в Комитет солидарности стран Азии и Африки, утратил актуальность. Но по-взрослому, на равных говорили обо всем на свете, составляли и осуществляли разные полезные планы.

Этот, по рогачовскому наследству, возник пару недель назад случайно. Мать была на онкологической проверке — каждый год в обязательном порядке делала все тесты, следила за здоровьем, и знакомый главврач, которому она в порядке гонорара привозит шмотки, слил инфу, что у ее бывшего неоперабельный рак. Игорь Абрамович этот иногда в Литфондовской консультировал, там и узнал.

И мамаша, великий стратег, загорелась Грандиозным

Планом — вдобавок к Большому Плану, который составлял смысл ее жизни уже второй год, после дедушкиного инсульта.

Дед был тоже писатель, так что Мэри по всем линиям являлась инфантой от литературы. Только, в отличие от Рогачова, дедушка Афанасий давным-давно вышел в тираж, все про него забыли еще при жизни. Но от прежнего величия осталась суперквартира в Лаврушинском переулке, в писательском доме сталинской постройки. Четыре комнаты, сто метров, высоченные потолки — все дела. Большой План мамочки состоял в том, чтобы уговорить бабушку (дед-то был в параличе, ничего не соображал) поменяться жилплощадью. На кой старичью такие хоромы? Хватило бы и малогабаритки на «Аэропорте».

Бабушка — курица курицей, но какашек не ест, поэтому маман ведет длительную осторожную осаду. Таскается в Лаврушинский чуть не каждый день, привозит продукты, помогает убираться и прочее. Готовит генеральное наступление. Надо дождаться, когда у бабули закончатся деньги на сберкнижке и нечем станет платить сиделке, а потом предложить обмен с доплатой. Когда старушка заартачится — обидеться на нее, перестать помогать. Пусть покрутится. Через некоторое время обязательно дозреет, и тогда исторический переезд совершится.

Вот так, на вечную погоню за какими-то мелкими гешефтами, маман и тратила свои таланты. А они имелись, было чему поучиться. Она была похожа на зубастую акулу, которая обитает в пруду, где можно проглотить лягушку, максимум — уклейку. Или на Печорина, который «чувствовал в душе своей силы необъятные», а расходовал их на всякую мелкую фигню. Тоже еще — цель жизни: отжать сто квадратов жилплощади в доме совпостройки. Или проявлять чудеса изобретательности, чтобы съездить в несчастный Тунис, привезти оттуда на продажу сто пар колготок и магнитолу.

Теперь вот вдохновилась Грандиозным Планом: отжать права на рогачовское наследие. Потому что есть родная дочь и юридическая жена, а сожительница и якобы пасынок, а на самом деле не пасынок, с точки зрения закона — никто. Маман специально проверила: хоть Марик-Фигарик и стал Рогачов, но по простому заявлению о смене фамилии, не по акту усыновления.

Нет, кто спорит, рублишки-за-книжки тоже на дороге не валяются. Но ведь уклейка же, хороший улов только по масштабам мелкого пруда.

У Мэри был другой План: выбраться из пруда в океан. И папочкины книжульки для Плана ни за каким хреном не сдались.

Отца ей было не жалко. Она его знать не знала. Девчонкой пару раз видела, но глупая была, воображала всякое: как они вместе заживут, и всё будет по-другому. А ничего не произошло. Папочка как ниоткуда появился, так в никуда и исчез — когда снова порвал с маман. Та строго, даже бешено сказала: «Будет соваться — отворачивайся, делай козью морду и уходи». Маша, дура малолетняя, так и сделала, когда Рогачов однажды подстерег ее после школы. Ну, он больше и не показывался. Зачем ему? У него завелась другая семья.