На заре земли русской
Шрифт:
Изяслав наконец соизволил обратить на него внимание. Отложил перо, медленно поднялся, оперевшись руками на гладкую, ровную поверхность стола. Димитрий поспешно поклонился в пояс, да так и застыл.
– А и молод ты, однако! – усмехнулся Изяслав, подходя ближе к тому. Юноша выпрямил спину, одёрнул рубаху и, преодолев внутренний страх, сковывающий всё его существо, поднял взор на князя.
– Не таким я тебя представлял, – продолжал тем временем Изяслав Ярославич, и Димитрий подумал, что и великий князь, в свою очередь, не таким представлялся ему. Невысокого роста, с какими-то тусклыми, блуждающими
– Однако, коли уж пришёл, знать, управляешься с металлами ладно, – сказал Изяслав, всё ещё не отходя от юноши, пристально рассматривая его. – Так ли я говорю? Мой слуга верный, Богдан, сказывал о тебе…
– Я лишь ученик золотых дел мастера, княже, – молвил Димитрий, изо всех сил стараясь, чтобы голос его не дрожал. – Оттого не смею сказать, что так уж хороша моя работа. В меру своих сил послужу тебе, а там как Бог велит.
– Складно говоришь! – рассмеялся князь, и вздрогнул Димитрий внутренне от смеха этого, холодного да натянутого будто. – Узнал я тебя, это и хорошо. А брать ли тебя к себе на двор, это я ещё поразмыслю. Три дни тебе сроку – сделай мне цветок из золота, чтоб как настоящий. У жены моей через седмицу именины, нехорошо без подарка-то, верно? Как звать-то тебя хоть?
– Димитрий, – ответил молодой человек уже гораздо спокойнее. Услышав о цветке, который от него ждал Изяслав, он подумал, что не будет ему это трудно, тем более что один такой у него уже есть почти готовый.
– Что ж, Димитрий, буду ждать тебя по сроку намеченному, – прохладная улыбка скользнула по тонким, бледным губам князя. – Что с тобою будет, если ослушаешься – сам понимаешь…
– Будет готово, княже, – вновь поклонился юноша. Дождавшись разрешения идти, он с каким-то облегчением покинул холодную, неуютную светлицу, и лишь оказавшись на улице и вдохнув свежего морозного воздуха, будто бы пришёл в себя. Первый шаг к исполнению задуманного им и Богданом был сделан.
Вернувшись, он с ещё большим усердием, чем прежде, принялся за работу. К своим инструментам золотых дел мастер его не подпускал, и приходилось довольствоваться тем, что есть. Цветок размером в пол-ладони потихоньку раскрывался, распускал лепестки, обнажая чистую, изящную прелесть витиеватого узора, на который только хватало умения у юноши. Низко склонившись над столом, на котором лежало изделие, Димитрий не заметил, как в полутёмную горницу вошёл Богдан и молча сел подле, дожидаясь, покуда хозяин горницы обратит на него внимание.
– Здравия тебе, – кивнул Димитрий, отвлёкшись от цветка и обменявшись рукопожатием с другом. – Случилось что? Обыкновенно ты сюда не ходишь.
– Не хожу, потому что сына хозяина не люблю, – тихо промолвил Богдан, приглаживая непослушные рыжие вихры. – Сам чёрт с ним дружбу водит, с Василием этим… Так я не про то. Говорил ли с князем?
– Говорил, – вздохнул Димитрий. Недоделанный
Аккуратно, будто хрусталь, взял Богдан в руки полураскрывшийся цветок. Медленно повернул его той и другой стороною, боясь повредить него, ненароком испортить, восторженно выдохнул:
– Сам?!
– А то кто же? – в ответ на похвалу Димитрий слегка покраснел и опустил голову, чтобы Богдан не видел его смущения. – Да я не закончил покамест.
– Чудесная вещица! – всё так же изумлённо прошептал стольник Изяслава, и глаза его были широко распахнуты. – У тебя золотые руки! Вот если бы тебе да в Царьград…
Димитрий сделал вид, что не услышал последней фразы. В Царьград? Ему? Зачем? Работу он и здесь сможет отыскать, да и в любом уделе, надо только задуманное выполнить, а там и свою жизнь устраивать. Богдан бережно вернул Димитрию безделушку, восхищённо улыбаясь.
– Это и ладно, что поговорили вы… – продолжал он как-то торопливо, словно волнуясь. – Но я к тебе зачем пришёл… Хотел сказать… Ты знаешь, что Василько донёс на тебя?
По лицу Димитрия пробежала лёгкая тень. Он нахмурился, соображая, что же такого про него можно было рассказать, чтобы был повод для волнения. Тем временем Богдан продолжал:
– С той ночи, как ты отвадил его от Олюшки, ненавидит он тебя. Не имею понятия, как, но он знает, о чём мы говорили с тобою и что задумали. Так он взял и выложил всё князю, боюсь, как бы от себя чего не добавил.
– Что ж теперь?
Богдан молча пожал плечами. Что будет дальше и чем им обернётся этот донос, можно было только предполагать. Посидев ещё немного и поговорив о делах, Богдан засобирался домой: зимою темнело рано, да к тому же к вечеру ближе поднимался ветер и кружил в воздухе сухой искрящийся снег. К утру метель успокаивалась, а вот ночью – хоть из дому не выходи. Димитрий проводил Богдана до дверей, и они расстались.
Следующий вечер после половины дня работы в ювелирной лавке Димитрий наконец выкроил время, чтобы явиться на приём к князю и отдать ему обещанное украшение к именинам его жены. Цветок получился на диво хорош: с изогнутыми лепестками разных размеров – в серединке поменьше, по краям побольше, с мудрёным узором на листиках и маленьким драгоценным камушком в самом центре, поблёскивавшим из-под лепестков, точно капля свежей росы. Димитрий подумал, что, будь его воля – оставил бы для Светланки.
Изяслав Ярославич долго и пристально рассматривал изделие, как будто искал подвох. Но никакого подвоха не было, ученик ювелира удивлялся сам себе и с сожалением думал, что второго такого у него точно не получится. Князь остался доволен и, бережно убрав вещицу на стол, вновь обратился к юноше.
– Молодец ты, я смотрю, – похвалил его, не глядя в глаза, и Димитрию стало немного не по себе от этой равнодушной похвалы. – Что ж, оставайся, будешь на меня работать.
– Я подумаю, княже, – ответил молодой человек, вежливо склонив голову. Так оно и было у них с Богданом задумано, чтобы Димитрий добился расположения Изяслава и места при дворе. Однако тревожило Димитрия то, что Изяслав как-то уж больно легко принял его. И только он успел об этом подумать, как князь промолвил: