Над бездной
Шрифт:
— Батюшка запретил мне ходить в господский дом.
— А ты поди туда тайком, когда мы завтра пойдем коров доить… я, так и быть, одна всех четырех без тебя подою.
— Хорошо.
— Я всю ночь не усну, Амарилла!.. счастливица!.. мне все будет думаться об этом ожерелье… если б Аврелий меня полюбил… ах!.. вытерпела бы я все побои за такие дары!.. прощай тогда Никифор со всеми платками и поцелуями!.. и глядеть-то я на него не стала бы!
Амарилла уже давно спала крепким сном, а ее подруга все еще продолжала высказывать вслух свои мечты,
— Амарилла!.. милая!.. как давно ты не была у нас! — вскричала Аврелия, поцеловав свою любимицу.
— Хозяин не пускает ни меня, ни Гиацинту к вам, — застенчиво ответила рыбачка, — он говорит, что мы тут балуемся. Я и сегодня пришла украдкой на минутку.
— Против воли господина, дитя мое, ничего нельзя делать, — сказал Сервилий, — твой господин не прав относительно тебя, потому что не берет выкупа, но он господин… ему надо повиноваться. Я его уговаривал, даже ссорился с ним из-за вас, но не могу же я насильно отнять у него вас. Угождай ему, милая.
— Господин, — сказала Амарилла, теребя свое платье в сильном смущении, — со мной случилось…
— Несчастие! — вскричала Аврелия.
— Нет, госпожа… тут певец напроказил… виноват и твой племянник; он прислал мне через певца подарок, а я не хочу его брать. Назад его не возьмут… добрые господа, посоветуйте мне, что делать!
Рассказавши подробно все, что случилось, Амарилла подала ожерелье. Внимательно осмотрев его, Сервилий подал жене.
— Тебе знакома эта вещь? — спросил он.
— Странно, что это попало к Публию! — заметила она.
— Верно, Семпроний это продал.
— Не может быть! он до сих пор тоскует о дочери и не продает ни за какую цену ее вещей. Мне нравился ее туалетный ларчик пренестинской работы; он не продал и не подарил даже таких пустяков.
— Верно, певец украл это. Я видел на Росции ожерелье Люциллы; она сказала, что это ей подарено одним из ее поклонников. Крадет этот актер у старика!.. ясное дело, крадет!.. у Публия таких вещей не может оказаться, потому что отец не балует его деньгами. Он, может быть, упросил этого негодяя достать ему что-нибудь для подарка, а сицилиец стащил первое, что попалось, у господина. Жаль, что этим пройдохам нельзя запретить болтаться по деревням!.. я раз навсегда приказал моим людям гнать этот народ от моего дома; они к нам не показываются; у Барилла же — другое дело; рыбаки жить не могут без разных колдунов да гистрионов; в кривляньях этих плутов все их развлечение.
Амарилла, дай мне это, дитя мое. Я должен возвратить вещь ее обладателю.
— Аврелию?
— Нет, дитя, — Семпронию; это его вещь.
— Этот певец постоянно делает у нас смуту, господин; хозяин его терпеть не может, гонит…
— Зачем вы его к себе пускаете?
— Матушка пускает.
— Осталась твоя матушка, дитя мое, и сорока лет такой же, как была семнадцати!.. бедный Барилл!
— Батюшка-хозяин много раз хотел прибить певца, а матушка и сестры и работники — все
— А ты, Амарилла? — спросила Аврелия.
— Мне грустно, госпожа, видеть, как хозяин бьет бедную матушку и за певца, и за меня, и за Гиацинту… за всех он бьет ее… а матушка хохочет и сама дерется… Как у вас хорошо, господа, тихо!.. у нас постоянный шум… прощайте!
Амарилла грациозно пошла вверх по тропинке через пригорок.
— Сзади она не похожа на Рубеллию, — заметил Сервилий, — ее стан горделиво выпрямляется, когда она так идет по горам; в ней заметна твердость характера и величественность. Когда я на нее гляжу сзади, то не могу припомнить, на какую статую она похожа. Точно Росция в роли Медеи или Антигоны… точно весталка у огня богини… жаль отдать ее за рыбака!
— Ее положение напоминает мне мою молодость, друг мой. Она страдает от прихоти Барилла под защитою Катуальды, как я, пока не скончалась матушка. Но Амарилле легче, нежели было мне: у нее есть подруга, любящая ее, как сестра, мы ее любим, да и Катуальда не стара, не умрет скоро. Милая Амарилла!.. как жаль, что ее нам не отдали в дочери!.. как любила бы я ее тогда!.. я люблю наших сыновей, но мальчики не заменят женщине дочь.
— Дорого давал Семпроний Бариллу за нее, да упрямец не взял. Если он скажет, — не хочу, — ничего с ним не сделаешь.
— Ничего не сделаешь, если и Катуальда это скажет. Эта чета живет не по-нашему. Там точно скалы Симплегадские, — то сшибутся, то разойдутся!.. чуть не каждый день ссора.
Сервилий-Нобильор поехал на виллу Пальмата к Семпронию.
— Старый друг! — ласково встретил его бывший претор, лежавший на мягком ложе на террасе. У ног его на скамеечке сидел Электрон с золотой лирой Люциллы в руках и лениво перебирал струны, болтая без умолку со своим патроном.
Черный, длиннокудрый парик певца был так искусно сделан, что многие считали его за природные волосы.
Певец был одет в длинную домашнюю тунику греческого покроя из ярко-желтой шелковой материи с синими узорами. Ноги его нежились в мягких туфлях, похожих на женские; обнаженные по локоть руки были украшены браслетами и кольцами.
Старик встал, поцеловался с гостем и усадил его рядом с собой.
— Дорогой друг-сосед, — сказал Сервилий после обычных расспросов о здоровье, — я приехал сегодня по важному делу. Вели клиенту удалиться.
— У меня нет от него тайн, — возразил Семпроний.
— Кроме этой.
— Уйди, дитя мое!
Певец вышел, состроив гостю издали гримасу.
— Не пропало ли у тебя, друг, что-нибудь из драгоценностей? — спросил Сервилий.
— Нет.
— Наверно?
— Я не заметил пропажи. У меня в доме нет воров; нет и плутов вроде твоего Рамеса.
Сервилий вынул привезенное ожерелье и рассказал его историю.
Семпроний расхохотался.
— Чему ты смеешься, друг? — спросил Сервилий.
— Забавник утащил, да концов не спрятал!