Надежный тыл

Костадинова Весела

Я глубоко вдохнула, пытаясь удержать остатки самообладания, но руки всё равно дрожали. Они пришли сюда, чтобы унизить меня. И им это удалось. Даже те, кто стояли за дверью, мои сотрудники, мои подчинённые, — они видели это. Я почти физически слышала их мысли: она заслужила, разрушила семью, увела мужа.

Двойное лицемерие. Половина девушек в компании с радостью оказались бы на моём месте. Они бы без колебаний согласились стать для Даниила хотя бы любовницей, а уж в перспективе — женой. Часть из них, обрати на них Даниил внимание, не задумываясь, сами бы

сообщили его жене о своих отношениях, чтобы быстрее устранить препятствия на пути к заветной цели. Они бы улыбались Анне в лицо, а за её спиной уже готовили бы сценарии своих будущих счастливых браков. И всех их безбрежно злило, что за долгие годы, я оказалась первой, с кем Даниил завел отношения.

Но сейчас они с огромным удовольствием будут перешёптываться за моей спиной, осуждая каждый мой шаг. Они будут смотреть на меня с презрением, прикрытым вежливыми улыбками.

Едва сдерживая слёзы, я старалась навести хотя бы видимость порядка на своём столе. Руки дрожали, а мысли путались, когда я судорожно соображала, что ещё можно спасти, а что уже пропало безвозвратно.

Несколько недель упорной работы… Несколько недель, когда я погружалась в каждую деталь, обдумывая новые концепции, формы, сочетания материалов. Несколько недель полёта фантазии, когда я видела в каждом эскизе не просто украшение, а историю, воплощённую в металле и камнях. И теперь эти истории расплывались на мокрой бумаге, превращаясь в бессмысленные пятна.

Я поднимала испорченные листы один за другим, пытаясь найти хоть что-то, что ещё можно было восстановить. Вода стекала с краёв бумаги, оставляя следы на столе и капая на пол. Нотки отчаяния с каждым движением становились сильнее. Как много сил было вложено в каждый эскиз, в каждую линию… И теперь всё это превратилось в хаос.

Неожиданно телефон на столе зазвонил, его резкий звук прорезал тишину кабинета и вырвал меня из пучины мыслей. Я на мгновение замерла, глядя на экран, где высветилось имя — Даниил Сокольский.

Мои глаза полыхнул гневом — он уже наверняка знал, что произошло.

— Да! — не удержав эмоции рыкнула в трубку.

И услышала сухое:

— Зайди.

Я стиснула зубы, ярость закипела внутри. Быстро собрав испорченные эскизы в одну стопку, я вышла из кабинета так стремительно, что едва не снесла нескольких человек в коридоре. Один из сотрудников, не успевший вовремя отойти в сторону, отшатнулся с испуганным видом, но я даже не удостоила его взглядом.

Я летела к кабинету Даниила с такой яростью, что люди шарахались с моего пути. Некоторые бросали осторожные взгляды, очевидно, прекрасно понимая, что ситуация накалилась до предела. Их шёпот был для меня как далекий шум: я слышала его, но не придавала значения. Сейчас у меня была только одна цель — услышать, что он скажет.

Дверь его кабинета стояла приоткрытой. Я не потрудилась постучать. Просто толкнула её так, что она громко хлопнула о стену. Даниил поднял голову от каких-то документов, его взгляд был холодным, как обычно, но на лице читалась лёгкая тень раздражения.

— Ты хотел поговорить? —

произнесла я резко, бросая стопку мокрых эскизов на край его идеально вычищенного стола.

Он перевел глаза на испорченные чертежи и крепко сжал зубы.

— Она?

— Кто еще? — зло ответила я, прищурив глаза. — Где Кира?

— Отправил ее домой, она в шоке. Алина, мать вашу, вы не могли устроить ваши разборки где-нибудь подальше от работы и от моей дочери?

— Что? — мне показалось, что я ослышалась. — Не поняла, ты сейчас кого во всем этом пиздеце обвинил?

Он посмотрел прямо на меня, его взгляд был острым, холодным, но не таким спокойным, как обычно. В этом взгляде читалась усталость и раздражение

— Алина, — начал он, уже чуть тише, — ты умная женщина. И гораздо сильнее Анны, спокойнее ее. Ты могла…

— Что? — я перебила его, чувствуя, как моё лицо заливает волна горячего гнева. — Что могла, Даниил? Успокоить её? Извиниться перед ней? Ты совсем охренел? Кто заварил эту кашу? Я? Кто втянул меня в это?

Он напрягся, но не отвёл взгляд. Его привычная холодная маска слегка дрогнула, но только на мгновение.

— Алина! Сбавь тон! — голос Даниила стал жёстче, но он по-прежнему пытался удерживать хрупкое равновесие между командованием и самоконтролем.

Я лишь усмехнулась, полный злости и отчаяния звук прозвучал даже для меня неожиданно громко.

— А то что, Даниил Сергеевич? — язвительно бросила я, делая шаг вперёд. — Что будет? Уволишь?

Его взгляд стал ещё холоднее, но в глазах я увидела искру, которую он не успел скрыть.

— Знаешь, Дани, — продолжила я, упираясь руками в стол и смотря прямо в его карие глаза. — Я не клялась тебе в любви и верности. Не обещала стать «надёжным тылом» и мамкой твоей дочери. Ты втянул меня в этот хаос, а теперь хочешь, чтобы я ещё и проглотила всё это молча?

Он напрягся, но молчал, и это только раззадорило меня.

— Хочешь послушания? — спросила я, наклоняясь чуть ближе. — Возвращайся в семью. Поверь, плакать точно не стану.

Его челюсть напряглась, и я увидела, как пальцы сжались в кулаки.

— Хочешь уволить? — я выпрямилась, разведя руками. — Вперёд! Не думай, что я буду держаться за это место после всего, что ты сделал.

Даниил резко встал, отодвигая стул, и посмотрел на меня с таким выражением, что на мгновение в комнате повисла гнетущая тишина.

— Ты понимаешь, что сейчас переходишь границы? — тихо, но срывающимся голосом спросил он. Его тон был не столько угрожающим, сколько разочарованным.

Я рассмеялась — горько, резко, почти истерично.

— Границы? Ты серьёзно? — ответила я, качая головой. — Какие, к чёрту, границы, Даниил? Ты разрушил их первым, когда втянул меня в свою семейную драму. Так что не нужно сейчас изображать великого моралиста.

Я стояла перед ним жалкая, мокрая, с растрепанными волосами, чувствуя, как к горлу подкатывает горький ком обиды и усталости.

— Алина, иди, успокойся, — холодно велел Даниил, садясь на место, — поговорим, когда успокоишься.