Наедине с булимией. Обретая себя.
Шрифт:
может быть, - это общаться с другими больными булимией без присутствия терапевта, просто так
«за жизнь». Это стало для меня неожиданным и шокирующим открытием. Все дело в том,
объяснила мне Маша, что общение с другими булимиками без присутствия третьей стороны –
квалифицированного доктора – постепенно превращается в семинар по обмену опытом под
названием «А как это делаешь ты?», тем самым еще больше усугубляя положение.
Она посоветовала мне прекратить всевозможную
посвятить высвободившееся время и энергию на знакомство с самой собой.
Маша покорила меня своим простым, свойским отношением к этому ужасному заболеванию. Не
было никакого привычного для меня всеведущего докторского взгляда, нотаций о правильном
образе жизни и нескрываемого превосходства. Напротив, я чувствовала себя центром Вселенной,
героем сказки, который случайно попал в неприятности и просит доброго джинна о помощи. Аура
доброты, понимания, душевности заполнили собой все пространство вокруг нас – вокруг
проходили какие-то люди, проносились шумные звуки, смешанные запахи кофе, чая и сигарет – я
ничего не замечала, полностью погруженная в разговор с этой женщиной.
Как странно – таить в себе секрет, скрывать страшную тайну, и вдруг увидеть, что он раскрыт, не
произведя при этом никакого резонанса.
Последние несколько лет мне казалось, что я была не такая, как все, что моя болезнь – мой порок.
Я была уверена, что при всех моих достоинствах, булимия будет проигрышем перед всем.
Жизнь внутренняя и внешняя были разделены тяжелым закулисным занавесом, не давая ни на
секунду забыть, что есть что-то ненастоящее, нереальное в происходящем на сцене – моей
будничной жизни, общении, деятельности. Подобное состояние причиняло нестерпимую боль: мне
приходилось усилиями воли постоянно напоминать себе о том, что я тоже достойна чего-то, что я
могу жить, как все, что у каждого есть свои недостатки и, возможно, тайны. Но Она давила на
меня, опуская в дебри сознания, придавливая тяжелой смесью чувств вины, страха и сожаления.
Общение в форумах на тему болезни, переписка с такими же девушками, как я, не приносило
облегчения. И дело было в том, что все мы были на одной ступени, в другом, параллельном от
других – не больных булимией людей – мире, в который жаждали однажды вернуться.
Общение друг с другом лишь подтверждало факт неизлечимости, презрения к подобному
существованию и необходимости свыкнуться и перестать бороться, но я хотела снова жить в мире
красок, полноценной реальности, открытости и искренности с самой собой.
– Вы снова о чем-то задумались, – голос Марии вынырнул откуда-то из-под моих мыслей, щелкнув
посреди пустого пространства
– Да-да, извините меня. Я слушала, просто немного отвлеклась.
– Да ничего, что Вы. Это в порядке вещей. – Она не выглядела ни рассерженной, ни утомленной.
Я сконцентрировалась на нашей беседе, пытаясь не сорваться снова с орбиты разговора.
– Но мне кажется, Вы хотели мне что-то сказать? – Маша смотрела на меня так внимательно,
словно прямо в сердце. В двух предложениях я рассказала ей свои последние мысли. – Вы знаете,
действительно это первая проблема, с которой сталкиваются терапевты! Вы зрите прямо в корень!
Все пациенты, имеющие проблемы с зависимостью, считают себя единичными случаями, а потому
скрывают все до последнего момента.
– Видимо, подобные люди, - подхватила я, поспешно сглатывая чай, - считают себя чем-то
уникальным, не имеющим аналогов. Они слишком увязли внутри себя, занимаясь интроспекцией и
самоедством. Им кажется, что только они способны совершить нечто ужасное, то, о чем не говорят
вслух. Всем остальным эти чувства и поступки чужды и непонятны. Такие люди боятся быть
отвергнутыми, боятся увидеть ужас, презрение и отвращение в глазах близких и любимых людей –
вот почему все это таится внутри, скрывается и осторожно несется сквозь жизнь под завесой
тайны. – Я говорила и говорила, не останавливаясь, лишь прерываясь на глоток воздуха. Маша
слушала меня, не отрывая от меня взгляда и сочувственно кивая. Впервые в жизни я говорила
вслух о проблеме, мучившей меня долгие годы.
– И знаете – Вы правы. У каждого есть своя зависимость. Лишь по-настоящему зрелые, мудрые,
полноценные, счастливые люди живут так, как им это нравится, не мучаясь ежедневным выбором
поступков. И у меня, и у этих людей в кафе, и у Ваших друзей – у всех есть своя маленькая или
большая тайна, о которой они вряд ли когда-то расскажут. Но это жизнь, природа всех людей
одинакова. И с этим нужно считаться.
Меня удивило, что Она сидела молча почти час, не вставляя своих замечаний и лишь задумчиво
качая головой и помахивая красной перчаткой. Она смотрела не на меня, а на психотерапевта,
изучая движения ее губ, нос, глаза – и я могла определить по движениям Ее зрачков внутреннее
одобрение всего происходящего.
«Ей это нравится», - подумала я. – «Ей нравится то, что я в течение столь долго времени говорю
про Нее, а не некое абстрактное явление. Она купается в лучах нашего с Машей внимания и
требует его еще больше и больше. Она так привыкла к моим убеждениям в Ее отсутствии, что мое