Нарисую себе счастье
Шрифт:
— Так они на первом этаже и вообще лежат. И не встанут, пока доктор не приедет.
У него подозрительно подрагивали плечи, но взгляд был совершенно серьезен.
— Ну и что, что лежат! Думаешь, для сплетен много нужно?
— Не буду спорить, Мари. Конечно же, ты права. Кстати, а почему Марьяна?
— А?
— Ты назвалась Марьяной Игнатьевной.
— Так это имя мое. А Марушкой меня родители кличут… Кликали.
— А в ратуше тебя как Марушку в метрическую книгу записали, — крякнул Казимир. — Что же выходит, и не жена ты мне?
—
— Весьма существенная. Нужно будет ехать исправлять, — он нахмурился, вздохнул и сбросил халат. Я даже зажмуриться не успела. Одна радость, что он был в кальсонах, а не весь голый.
Кровать прогнулась под тяжестью мужского тела. Я лежала тихо как мышка и пристально разглядывала потолок. Казимир погасил светильник.
— Ты все-таки меня боишься.
— Ни какпельки.
— Тогда иди сюда.
И он сграбастал меня своими ручищами и прижал к горячему боку. Я уткнулась носом ему ему в волосатую грудь, чихнула и недовольно заворочалась.
— Медведь ты, как есть медведь. Огромный и пушистый.
Он тихо фыркнул.
— Раз уж все равно пришла, так хоть на ночь поцелуй.
Сердце у меня замерло, а потом пустилось вскачь. Неужели мы вот сейчас… Не время, наверное! Может, и не место даже. Хотя если все время думать о том, когда можно, а когда нет — этак я до лета невинной девицей останусь!
Поэтому я, отбросив сомнения, приподнялась и вслепую, в темноте нашла сначала его колючий подбородок, потом щеку, потом — губы. Он позволил себя целовать… но и только! Нет, это совершенно невыносимо! Я грубо пихнула его в грудь и прошипела:
— Да что ты меня опять дразнишь?
— Я? И не думаю.
— Где моя брачная ночь?
— Золотце, сегодня был сложный день. Замерз, устал как собака, расстроен очень. Не хочу тебя разочаровать.
Я заскрипела зубами. Хотелось многое от злости наговорить: и про то, что он, видать, и вовсе не знает, что делать с женою, и про то, что уже второй месяц лишь обещает, и про то, что он не разочаровать не хочет, а просто… меня не хочет. Но я прикусила язык. Во-первых, в глубине души я знала, что не права. А во-вторых, меньше всего на свете он заслужил подобных упреков.
Ну да. Он и в самом деле устал. И мне стоит потерпеть и вести себя прилично, как и положено скромной и кроткой жене.
Глава 25. Супружество
Проснулась я от неспешных, ласковых поцелуев. Распахнула глаза и узрела лицо Казимира — близко-близко. Его губы прильнули к моей шее, а рука (ой, мамочки!) уверенно скользила вверх по бедру.
— Ты же устал, — хрипло пробормотала я, ничего пока не понимая.
— Я выспался.
— Голодный, наверное.
— Еще какой голодный, — и словно в доказательство, он укусил меня за плечо.
— Мир, ты всерьез?
— Остановишь меня?
Я прикусила губу. Теперь — при свете дня — не готова оказалась я. Ночью все казалось проще. Он мужчина, я женщина,
Не спрашивая, не замечая моего смущения, он ловко стянул просторную ночную сорочку и тихо выдохнул с восхищением:
— Ты невероятно хороша, Мари. Не дрожи, я не буду ничего делать, пока ты не попросишь.
Я хотела напомнить, что вчера уже просила… но когда он дотронулся до моей груди, захлебнулась вздохом. Успеем еще поговорить…
Цепляясь за его могучие плечи, кусая губы и жмурясь, я принимала его ласки. Руки, губы, язык… Казимир знал о телесной любви куда больше, чем я могла помыслить. Для него не было никаких запретов. Терпеливо и нежно он сводил меня с ума и дождался, наконец, что я взмолилась:
— Не мучай меня больше!
— Разве тебе не нравится?
— Очень, очень нравится.
— Тогда чего ты хочешь?
— Я не знаю! Дай! Прямо сейчас!
И он дал. Его пальцы творили что-то невообразимое. Меня всю выгнуло, волна ослепительного наслаждения накрыла с головой. Я, кажется, закричала и даже заплакала. Одним движением он накрыл меня собой, раздвинул колени… Я уже ничего не понимала, ошеломленная, оглушенная случившимся, и даже короткая резкая боль едва ли привела меня в чувство.
А потом Казимир отстранился и притянул меня к себе на грудь. Погладил по волосам. Тихо спросил:
— Ты как, маленькая? Я тебя сильно напугал?
— Очень, — усмехнулась я. — Ненавижу тебя… — и, выдержав драматическую паузу, продолжила: — И от этого ты так долго бегал? Если б я знала, что супружеские объятия столь прекрасны, я бы пришла к тебе в постель сразу после свадьбы.
— У меня сердце слабое, — проворчал Казимир. — Уже успел испугаться. Лисица ты рыжая!
— Заслужил! — и я смело укусила его за нос. — Можно спросить?
— Все, что угодно, моя радость. Задавай любые вопросы.
— А ты сам… ну…
— Да.
— Так быстро?
Он хрипло рассмеялся и пояснил:
— Я терпел долго. И потом, тебе в первый раз много и не нужно.
Удовлетворенная ответом, я потянулась, натыкаясь рукою на… на свидетельство его лжи. Что-то непохоже, что он “да”. Впрочем, сейчас мне ничего больше не хотелось, только принять ванну и, наконец, позавтракать, поэтому я сделала вид, что ничего не заметила.
— Как думаешь, я могу понести теперь? — спросила, поднимаясь и заворачивась в простыню.
— Возможно. Мне-то откуда знать, я не доктор, — Казимир сел на постели, пожирая меня жадным взглядом. — Но вечером мы можем… продолжить близкое знакомство. Никаких больше раздельных спален, моя дорогая.
— А мне с тобой рядом спать больше нравится, — кивнула я. — У тебя кровать удобнее и ванна больше.
Не ведая, какой удар нанесла самолюбию супруга, я легкомысленно упорхнула в уборную. Алые разводы на бедрах меня немного удивили, но я ведь знала, что так и должно быть, поэтому переживать не стала. Все прошло замечательно, я охотно повторю это вечером, а сейчас — завтрак! Я ужасно голодна!