Наша навсегда
Шрифт:
И я пока не принимаю. Пока на что-то рассчитываю… Как когда-то не принимала лютое равнодушие отца, спускала все явные звоночки на тормозах, закрывая на них глаза.
И, в итоге, поплатилась…
И вот сейчас я тоже пока еще не готова до конца признать, что Тошка — злой гений, устроивший мне пятилетний ад. И не только мне! И ладно бы только мне! Но парней-то за что?
А может, это не Тошка? Ну нет у него таких возможностей, чтоб напихать полную машину запрещенки, да еще и парням ее так ловко подсунуть!
Может, он все-таки не такой жуткий?
Он же…
Он же мне помог.
Он
Если бы не он тогда, то… До сих пор страшно думать, что было бы со мной. Учитывая, что я теперь точно знаю, что парни бы мне не помогли.
А, значит, если бы не Тошка, осталась бы я один на один с братом Игорем…
Я хочу до конца прояснить ситуацию, я хочу оставить хоть какой-то шанс на то, что мой муж, который скоро станет бывшим, тут ни при чем.
А для этого надо говорить, а не трахаться.
Хотя, видит бог, именно трахаться хочется сейчас больше жизни. И, наверно, это как-то невольно транслируется мною на уровне тела, потому что Лис и Камень четко улавливают и заводятся.
Настолько, что в какой-то момент плевать станет на мои слова. И на нерешенные вопросы.
Мы так долго были вдали друг от друга! Мы так соскучились, что сейчас, кажется, если слипнемся, то будем словно карамельки в кульке, не разлепить…
— После… — голос чуть хрипит, и я прокашливаюсь, отпиваю ее кофе, вцепившись в кружку обеими руками, выставляю ее перед собой, словно пытаясь защититься от яркой агрессивной похоти моих любовников, — после того, как Тошка показал мне тот спор… Я хотела звонить все равно. Но ты, Лис, трубку не брал… А телефона Лешки у меня не было. Свой телефон я оставила в родительской квартире… И потом Тошка показал то, что выложили в чат универский… Сказал, что вы заняты, похоже, сегодня ночью. И на записи были вы оба, с девчонками. Обнимались… И готовились к гонке.
Я снова сглатываю, отворачиваюсь, заново переживая ту сцену. И свое ощущение полной беспомощности, предательства, одиночества.
— Малышка… — Лис подается еще вперед, яростно сверкая взглядом, — да не может этого быть! Не может, понимаешь? Нас приняли часов в восемь где-то… А на записи что было?
— Ночь, по-моему… — я вспоминаю, — да, ночь. Фары так ярко горели. И ты возле тачки… желтой…
— Желтой? Феррари, что ли? — удивленно поднимает брови Лис, — но это… Это еще осенью было, блин! И тачка не моя! Я ее у отца подрезал тогда, и потом он мне еще за нее… Ну, это не важно. Главное, что я не ездил на ней больше. Ты же помнишь, у меня была другая?
— Да… — киваю я, — темная какая-то… И мотоцикл еще…
— То есть… — Лис возбужденно бьет ладонями по кровати, поворачивается к Камню, — ты понимаешь, чего он сделал, этот утырок?
— Понимаю, — кивает Камень, медленно и страшновато, глаза горят темным, потусторонним огнем, — он готовился.
— Но… — я уже осознаю, что Тошка меня тогда очень ловко обманул, воспользовался моей слабостью, тем, что я была не в себе, записи эти показал. Частью сфабрикованные, частью просто старые, выдавая их за новые, понимая, что я в том состоянии не буду ничего проверять. Поверю ему. Он же помог. Спас. — Но откуда он мог знать, что такое случится с родителями? И со мной? И он ведь до этого спокойно разговаривал,
— Он и не знал, — нарочито спокойно отвечает Камень, и за этим спокойствием — буря, — он просто готовился. Собирал материалы… И ждал. И дождался, понимаешь? Он мог быть и не в курсе, что с нами тогда случилось, это ему потом, подарком на башку свалилось…
— Или знал… — шепчет Лис, — он мог знать…
— Откуда? — хмурится Камень, а затем рычит злобно, — ты! Ты, урод сивый, ему трепанул про тачку???
— Блядь… — выдыхает Лис, потирая лицо, — блядь… Мог, да. Не помню, кажется, мы в одной компании были… И обсуждали… И, понимаешь, он же такой… Без мыла в жопу… Он ко мне подошел тогда, говорил, что крыша съехала из-за Васьки, что он все осознал… Еще чего-то нес, я не помню уже…
— Да потому что жрать надо меньше было все, что горело! — Камень подается вперед, теперь уже к Лису, впечатывает здоровенный кулак ему в лицо.
Я вскрикиваю, наблюдая, как Лис валится на пол, а затем вскакивает, словно на пружинах, и бросается на Камня!
И они принимаются драться!
Опять!
Опять!
Да сколько можно-то?
Мы же еще не договорили!
Я вскакиваю на кровати, совершенно забыв, что, в отличие от парней, на которых хотя бы белье и полотенца, я совершенно голая, и кричу:
— Сто-о-оп!!!
И кидаю в них чашкой с остывшим уже кофе…
И как-то это у меня резко получается, громко!
Чашка летит мимо, бьется о стену!
А только что полностью занятые друг другом мужчины мгновенно перестают драться и смотрят на меня.
Запаленно, бешено, грубо.
Ой…
Тут же осознаю, что голая на кровати стою, и нелепо закрываю руками стратегически важные места.
Сдуваю взволнованно волосы со лба.
А Лис с Камнем, отследив смешные мои попытки в скромность, подаются ко мне.
И снова синхронно. Даже не переглядываясь.
И глаза у них одинаково бешеные, обжигающе жесткие.
Ой-ой…
38
Машинально отступаю назад, полностью потеряв ощущение реальности, забыв, где я стою.
И, конечно же, тут же падаю, запутавшись в покрывале, валяющемся у ног.
И это служит сигналом для атаки хищников.
— Маленькая! — Лешка оказывается шустрее Лиса, успевает поймать меня, прижимает к себе, подхватывая под ягодицы, горячий, распаленный, огненно-каменный, словно вулкан, готовый вот-вот взорваться. Мне невероятно жарко в его руках. — Вася! Ударилась? Испугалась?
— Блядь, да еще бы! — рычит недовольно Лис, вытирая окровавленную щеку ребром ладони и шагая к нам с Лешкой, — опять ты, урода кусок, нихуя не умеешь себя сдерживать!
— Завали, трепло сивое, — Лешка, не отвлекаясь от моего лица, коротко отправляет Лиса нахрен, — если бы не твой поганый язык…
— Да бля! Ну не помню я уже даже! — возмущается чуть сконфуженно Лис, — мы же не особо скрывали… Ну чего ты ее схватил? Дай мне.
— Пошел нахуй, — Лешка ревниво чуть поворачивает корпус, так, чтоб Лис не смог прижаться ко мне со спины, — маленькая… Испугалась этого урода?