Наша навсегда
Шрифт:
Они такие здоровенные…
И Лис, сейчас приподнявшийся для того, чтоб грубовато тискать меня за грудь, добавляя остроты ощущений за грань нашей реальности. И Камень, властно и безжалостно натягивающий меня на свой член. И я между ними — слишком мелкая, слишком слабая, чтоб это выдержать…
Картинка настолько горяча, что я дрожу от переполнившего меня кайфа, трясет неконтролируемо, волны налетают одна за другой, и в финале своего безумия я даже не понимаю, когда кончают мои парни. Кажется, это происходит чуть ли не
Осознаю только себя, уже лежащей в изнеможении на груди Лиса.
Он скользит губами по моей мокрой от пота шее, что-то шепчет, сладкое до невозможности.
А потом меня силой поднимают, мягко снимают с члена Лиса.
И целуют.
Камень целует.
Глубоко, жадно, прижимая меня к своему обнаженному торсу, щекоча грубыми волосами по груди и животу.
И это — сладкое послевкусие затихающего безумия.
43
— Долго ехал, — мужчина, появившийся на пороге огромного дома, построенного в скандинавском стиле, кажется, перенесся сюда прямиком из прошлого. За пять лет Бешеный Лис вообще не постарел, пожалуй, даже наоборот, помолодел, сменил стрижку, отпустил бородку, сделавшись еще более брутальным, чем был.
Я его видела мельком тогда, да и обстоятельства нашей первой встречи вообще не радовали, но запомнила на всю жизнь.
Лис, только что спрыгнувший с водительского сидения, нахмурившись, бросает взгляд назад, наблюдая, как Лешка выдергивает меня с заднего сиденья, словно репку из земли, и затем становится так, чтоб частично прикрыть меня от слишком пристального взгляда хозяина дома.
Бешеный Лис внимательно отслеживает это все, вздыхает:
— Все та же лялька. Ничему вас, молокососов, жизнь не учит.
— Еще одно слово, и мы уедем, — цедит злобно Лис сквозь зубы, показательно громко хлопая дверцей.
— Все кусаешься, щенок… — усмехается Бешеный Лис, а затем легко спускается по ступенькам, первым протягивая руку сыну.
Мы с Лешкой наблюдаем за их встречей. Я внимательно смотрю в лицо отца Игната, внезапно понимая, что он очень сильно напряжен.
Как и сам Игнат. Судя по всему, они ещё толком не решили свои спорные моменты. Только поругаться и успели, помириться нормально — нет.
Но, как мне кажется, отец Игната не против совсем раскуривания трубки мира. Выглядит спокойным и доброжелательным.
И я нахожу подтверждение своим наблюдениям, когда Бешеный Лис, поймав за руку своего сына неожиданно резким движением прижимает его к себе, обнимает крепко.
И Игнат тоже обхватывает отца обеими руками, прячет лицо у его шеи.
— Ну что, Генька, остыл? — Бешеный Лис отпускает сына, но руки не убирает полностью, придерживает за плечи, смотрит внимательно в его лицо.
И только теперь становится понятно, что Игнат выше отца.
И очень-очень
Наверно, с возрастом, будет еще сильнее сходство.
Мой Лис станет к полтиннику совершенно потрясающим мужиком. Он и сейчас потрясающий, взгляд не оторвать… И с годами будет только круче и круче.
— Привет, — говорит Игнат, — а ты?
— А я и не загорался.
— Не меняешься, — скалится Игнат, явно имея в виду нежелание отца признавать свои ошибки.
— А чего мне меняться-то? — удивляется Бешеный Лис, — я по горячим точкам не скачу, из африканских пустынь блудных журналисточек не вытаскиваю…
При этих словах Игнат чуть напрягается и дергает ушами, словно кот, которого поймали на шкодничестве.
Я отмечаю эту реакцию чисто машинально, но почему-то довольно остро.
Журналисточек, значит, из африканских пустынь…
Бешеный Лис, явно заметивший мою реакцию, усмехается.
И, отстранив сына, идет к нам, протягивает руку Лешке:
— Приветствую, Камень.
— Добрый вечер, Демид Игнатьевич, — коротко пожимает ладонь Бешеного Лиса Лешка.
— А это, получается, Василиса, да? — отец Лиса изучает меня, и вот очень сильно не по себе от его взгляда.
Еще в первую нашу встречу он поразил меня своей убийственной мерзлотой, холодом могильным. И сейчас вообще ничего не поменялось.
Бешеный Лис смотрит спокойно, доброжелательно даже. Но в глубине черных зрачков таится свернувшееся в уютный клубочек холодное безумие… Не дай бог кому-то выпустить его!
— Василиса, — киваю я, преодолевая дрожь в голосе, — очень… приятно…
— Ну-ну, не ври, — улыбается Бешеный Лис, — приятно ей… Ладно, проходите в дом.
Он поворачивается к нам спиной, взбегает по ступенькам.
Мы, переглянувшись, идем следом.
Лис, который остаток пути был за рулем, тянет меня к себе и мимолетно сладко целует в губы, шепчет:
— Не бойся, малышка, он ничего не сделает.
— Да я и не боюсь… — бормочу я, не желая признаваться, что боюсь. Очень боюсь.
Опасный он человек, Бешеный Лис.
Самый опасный из всех, кого я знала.
Камень ничего не говорит, просто успокаивающе кладет тяжелую ладонь мне на поясницу.
Оберегая.
В доме у отца Лиса просторно. Тоже по-скандинавски.
Интерьер лаконичный, очень спокойный. Минимум мебели, максимум света.
Мы проходим в огромную гостиную со вторым светом.
Усаживаемся на здоровенный бежевый диван.
— Я отпустил прислугу, — говорит Демид Игнатьевич, — так что, сами похозяйничаем. Василиса, вон там все приготовлено для застолья, сервируй нам пока что стол.
Я киваю чуть растеряно, смотрю на Лешку, уже усевшегося на диван, но, при словах Бешеного Лиса нахмуренно подавшегося вперед.
— Она не прислуга тебе, — с досадой говорит Игнат, — садись, Вась. Я сам принесу все.