Наследница огненных льдов
Шрифт:
– Что? – возмутился было хухморчик. – Это я должен охранять вас и холхутов от дикого зверья? А что, если придёт кто-то побольше песцов?
– Тогда разбудишь меня, – сказал ему Эспин и отправился к костру.
Пока он снимал с просушки шерстяной плед и запасной свитер, я направилась к палатке. Один из холхутов стоял к ней вплотную и не шевелился. Глаза его были закрыты, а значит, зверь крепко спал. Удивительно, но второй холхут расположился рядом, пусть и повернувшись задом к костру. Он то и дело поматывал щупальцем и явно бодрствовал. Может холхуты спят по очереди, чтобы охранять
Перед тем как зайти в палатку, я невольно глянула на небосвод. Над макушкой холма горела Ледяная звезда. Вот оно, светило, которое так пугает Брума. И что в нём такого? Звезда как звезда, только довольно яркая – ни с одной другой её не спутаешь. Вот дойдём до Кедрачёвки, повернём точно на север и можем ориентироваться по ней. Не знаю, как на Межвежьем или Песцовом острове, а вот на Тюленьем нам придётся идти строго на север, прямо к Ледяной Звезде. Ой, кажется Брум предостерегал меня не задумываться о том, что звезда светит точно над осью мира, чтобы не попасть под её зов. Но что поделать, иного пути нет, и дядю Руди нужно искать где-то там.
Оказавшись в палатке, я долго пыталась расстелить мешок, чтобы не задеть тент головой и плечами. Места внутри было крайне мало – мы и выбирали самую компактную палатку, чтобы её было не тяжело нести. Но я как-то не думала, что спать в ней придётся слишком близко друг к другу.
Полусогнувшись, Эспин залез внутрь, расстелил рядом со мной плед и смотал свитер, чтобы положить его под голову. Когда он лёг на одну половинку пледа, а второй попытался укрыться, я не очень-то поняла, почему одна его рука залезла в мой спальный мешок и легла на талию поверх моей нижней рубашки, а плечо уткнулось в моё плечо.
– Не сочти за приставание, – сонным голосом сказал он, – просто вдвоём намного теплее. Это я понял ещё той ночью.
Больше он ничего не сказал. Лицо Эспина было так близко, что я не могла сомкнуть глаз, напряжённо наблюдая за ним. Дыхание стало ровным, веки не подрагивали – кажется, он и вправду заснул. Значит, и мне пора. К чему волноваться, Эспин не обнимает меня, а просто пытается согреться. Ведь правда же?
Глава 24
Ночка выдалась непростой. Кажется, раз пять Брум забегал в палатку с криками: "Песцы идут!" – и тормошил Эспина. Пару раз он протоптался и по мне, после чего сон категорически отказался возвращаться.
Четырежды Эспин нехотя поднимался и выходил из палатки, чтобы проверить всё ли в порядке, а на пятый даже не стал просыпаться. Пришлось мне выползать наружу, чтобы осмотреться.
Странно, вроде бы ночь и темно, а кажется, что на дворе тепло как днём, будто солнце греет.
В костре горели угольки – видимо Брум без устали подкидывал в него веточки всё это время.
– Ну, и где твои песцы? – нехотя спросила я.
– Таятся в темноте, ты присмотрись.
Я присмотрелась и увидела только насторожившегося Брума с вилкой в лапке.
– Никого здесь нет, – поспешила я его успокоить.
– Нет, есть. Слышишь?
Я напрягла слух. И вправду,
– Комар? – смотрела я на трупик, размазанный по ладони после машинального удара, и не верила своим глазам. – Откуда он тут взялся?
– Оттаял и полетел, – устроившись у костра, ответил Брум. – Здесь всякая тварь цепляется за жизнь до последнего.
Подумать только, комар и зимой. Хотя, воздух явно потеплел и, может быть, днём даже начнёт таять снег. Если уже не начал. То-то я так славно спала, потому как совсем не чувствовала холода. Вот и прекрасно, пойду досматривать сны дальше, раз наш лагерь не атакуют голодные песцы.
Только я легла в спальный мешок, как надо мной начало кружить одно жужжащее насекомое, за ним другое. Потом кто-то из них и вовсе сел на мой нос. В общем, нужда постоянно отмахиваться от назойливых комаров разогнала всякие остатки сна.
Я выбралась из палатки и просидела у костра до самого рассвета. Прав был Аструп – дым действительно отгоняет кровопийц. Вот и холхуты подтянулись ближе к огню – видно и их замучили комары.
Эспин поднялся, когда за скалами засерели сумерки. Хлопнув себя по руке, он озадачено спросил:
– Это ещё откуда?
– Понятия не имею, но они уже надоели мне. Пойдём скорее отсюда.
На завтрак ушло некоторое время, но он не доставил никакого гастрономического удовольствия – его напрочь отбили подлые укусы за кисти рук и в лицо.
Мы собирали вещи с максимально возможной скоростью. А я ещё и мысленно молила воздушную стихию пригнать с моря ветер и сдуть гнусных кровососов. Но стихия меня не слышала.
Как только мы двинулись в путь, Брум обиженно заголосил:
– А как же мои шишки?
Пришлось взбираться на холм к зарослям стелящихся по земле тёмно-зелёных кедровых кустов, чтобы отыскать на их лапах небольшие чешуйчатые наросты, открутить их и сложить в тряпичный мешочек. Я перепачкала руки в липкой смоле, но выполнила своё обязательство перед хухморчиком. Всё, Брум может не волноваться за своё пропитание. Это нам с Эспином придётся растянуть на три дня пути две банки тушёнки и одну с овощным рагу.
Поход вдоль берега выдался не из приятных – всё из-за проклятого штиля. Чем выше поднималось солнце, тем сильнее зверели комары. Холхуты умудрились сорвать у подножия очередного холма ветки с остатками необлетевшей жёлтой листвы. И они действительно обмахивались ими как мухобойками, удерживая концы древков щупальцами.
Нас с Эспином спасали куртки и капюшоны, вот только лица они всё равно оставляли незащищёнными. Сначала было больно, жутко неприятно, маетно и невыносимо, но после полудня, руки уже устали отмахиваться и наступило странное отупение, когда совершенно всё равно, кусает комар или не кусает – ты уже успел ощутить всю тщетность борьбы с ним и расписался в своём безоговорочном поражении.
Только к обеду с моря потянул прохладный бриз. Как же мы были ему рады, а ещё больше тому, что комаров сдуло в сторону холмов. Но когда освежающий ветерок сменился ледяным шквалом, как-то сразу захотелось развести костёр и согреться.