Наваждение
Шрифт:
— Такъ у тебя много было жениховъ, — сказалъ я:- отчего-же ты до сихъ поръ не вышла замужъ?
Она взглянула на меня и лицо ея вдругъ стало серьезно.
— Да сама не знаю, — проговорила она.
— Неужели теб никто не нравился?
— Какъ не нравился, многіе нравились, даже влюблялась. Одинъ разъ совсмъ была готова выйти замужъ, но только что этотъ господинъ сдлалъ мн предложеніе, какъ вдругъ, въ одну минуту, онъ мн опротивлъ. Просто тошно было мн смотрть на него! Да если-бы тогда и вышла замужъ, такъ, можетъ быть, единственно только для того, чтобы подразнить генерала.
Это была прежняя, не
Намъ было о чемъ поговорить съ ней, и мы говорили много, но оба тщательно избгали возвращаться къ нашимъ собственнымъ воспоминаніямъ. Кром Зининаго признанія объ ея отношеніяхъ къ женихамъ, между нами не было сказано ни одного настоящаго, искренняго слова. Говорили обо всемъ, но не говорили о самомъ важномъ.
— А знаешь, вдь, мн сказали, что ты собираешься жениться, правда-ли это? — спросила Зина.
— Кто-же теб могъ сказать?
— Это все равно, только сказали. Правда-ли это?
— Нтъ, не правда, — отвтилъ я и отвтилъ искренно: я теперь зналъ что не женюсь, я зналъ, что моя жизнь опять разрушена и опять началось новое.
— А я такъ, можетъ быть, очень скоро выйду замужъ, — шепнула Зина, прощаясь со мною.
— За кого? — спросилъ я.
— За генерала.
Она смялась, но какимъ-то неестественнымъ смхомъ, отъ котораго у меня прошелъ морозъ по кож.
Я вышелъ отъ нея опять въ туман, опять измученный и недоумвающій.
VI
Прошло два дня и эти два дня я не выходилъ изъ дома. Я бродилъ по цлымъ часамъ изъ угла въ уголъ въ совершенномъ оцпненіи, не зная даже, думалъ-ли я что-нибудь. Я только понималъ, что снова началась старая болзнь и все, чмъ жилъ я до сихъ поръ, чмъ жилъ еще нсколько часовъ тому назадъ, ушло отъ меня, потеряло для меня всякій смыслъ.
Я не могъ дотронуться до моей диссертаціи, не могъ никого видть: предо мной была только Зина.
Но я не шелъ къ ней, я чувствовалъ что мн до новаго свиданія съ нею предстоитъ еще одно тяжелое дло. Мн страшно было приступить къ этому длу, и не зналъ я, какъ приступлю къ нему, и тянулъ часъ за часомъ.
Но на второй день вечеромъ я вдругъ и неожиданно для самого себя написалъ письмо моей невст. Не помню, что именно писалъ я ей, только она, конечно, не могла обмануться въ значеніи письма этого: я навсегда прощался съ нею.
Какъ въ туман вышелъ я изъ дома, самъ опустилъ письмо въ ящикъ и потомъ долго бродилъ по улицамъ, не зная куда дваться отъ тоски, которая меня душила…
Что такое я сдлалъ? Разв возможенъ подобный поступокъ и разв нуженъ онъ? Можетъ быть, все это и ни что иное, какъ безуміе минуты, и вотъ минута пройдетъ, я очнусь, вернусь къ дйствительной жизни, а между тмъ все ужъ будетъ кончено.
Было даже мгновеніе, когда я хотлъ писать Лиз другое письмо, умолять ее простить бредъ мой, но сейчасъ-же, и уже сознательно, понялъ я, что все между нами кончено. Предо мной выросли и освтились дв фигуры: какъ живыя стояли он — и Лиза и Зина, и ясно и отчетливо я видлъ всю разницу между ними; я понималъ до какой степени чище и прекрасне Лиза. Я увидлъ все то зло, весь тотъ мракъ и ужасъ, которые дышали отъ другого образа, стоявшаго предо мною. И между тмъ этотъ образъ, едва появившись, ужъ увлекалъ меня, отрывалъ отъ того, въ чемъ я могъ-бы найти свое счастье.
Лиза
И снова безумно любилъ я этотъ призракъ, сила любви моей была такова, что скоро заставила меня замолчать совсть и выгнала изъ меня тихое, счастливое чувство, которымъ жилъ я въ послдніе мсяцы…
Все больше и больше запутывающійся въ своихъ мысляхъ и чувствахъ, незамтно заснулъ я, но и во сн со мной была опять Зина, только ужъ не двоилась: она была одна — та самая, какою я видлъ ее въ давно прошедшіе годы. Опять мы были съ нею въ старомъ волшебномъ дом, опять выходили въ садъ, залитый солнечнымъ свтомъ и опять радость разливалась въ душ моей, и опять понималъ я это прекрасное созданіе, которое было рядомъ со мною. Мы снова неслись впередъ, среди ликующей природы. Подъятые одной мыслью, однимъ чувствомъ. Мы не задавали другъ другу никакихъ вопросовъ, и всякій вопросъ, становившійся предъ нами, разршали на мст: и какое наслажденіе было въ этой общей работ!
Я помню, что снова явилось въ мельчайшихъ подробностяхъ все, что когда-либо волновало меня въ жизни, что неясно жило во мн: и все это было понятно сразу моей спутниц. На все она откликнулась, и въ ней самой, въ ея недоговоренныхъ мысляхъ, невыраженныхъ чувствахъ я тоже все понялъ и разъяснилъ ей…
Проснулся я безъ тоски и страха. Меня уже не страшили трудности: я долженъ найти все; я долженъ сорвать съ души ея эту уродливую оболочку, въ которую она прячется; я долженъ разбить колдовство и чары, долженъ освободить изъ неволи, вырвать изъ грязи эту прекрасную душу. Тяжелая, трудная задача! Но награда, которую получу я, награда, показанная мн въ чудныхъ пророческихъ снахъ, такъ высока, что было-бы безумствомъ отказаться отъ этой задачи; да и разв это возможно?..
Итакъ, я былъ снова свободенъ; мн казалось, что новая жизнь началась. Я отправился къ Зин. «А вдругъ даже и борьбы никакой не надо, — безумно думалось мн:- вдругъ это волшебное счастье уже готово и ждетъ меня? И я не разглядлъ его при встрч съ нею только потому, что помнилъ страшное, больное время моей юности».
Зина была одна въ квартир генерала. Она встртила меня какъ любимаго брата, сказала мн, что давно ждетъ меня и что еслибъ я не пришелъ, она сама ко мн отправилась-бы. Я смотрлъ на нее и съ каждою минутой росла во мн увренность, что сонъ мой начинаетъ сбываться. Я забылъ о генерал, о дикой ея фраз, да и какъ было не забыть мн. Зина не напоминала.
Я разглядлъ ее теперь хорошенько. Я увидлъ ее скромною, ласковою двушкой. Во мн осталось отъ нея впечатлніе чего-то ужаснаго, мучительнаго, а вотъ она предо мною, и столько въ ней простоты и искренности! На этотъ разъ она много говорила: разсказывала мн всю свою жизнь за эти шесть лтъ, вспомнила свою тетку. На глазахъ ея показались слезы, когда она говорила объ ея смерти. Она тоже разспрашивала меня про нашихъ, съ такою любовью припоминала маму, Катю, вс свтлые дни въ нашемъ дом.
Еслибъ я могъ забыть прошлое, еслибы могъ забыть весь тотъ мракъ и ужасъ, я былъ-бы вполн счастливъ. Но, вдь, я не могъ забыть этого. Это воспоминаніе отравляло всю прелесть нашего свиданія; съ нимъ нужно было покончить. Мн быдо тяжело начать, но я ршился…