Наваждение
Шрифт:
— А, такъ вотъ ты гд! А тебя по всему дому ищутъ, мама тебя спрашиваетъ, — сказалъ онъ мн спокойнымъ голосомъ, наклоняясь въ полутьм надо мною.
Я вышелъ изъ-за сундука и остановился предъ Ваней. Въ это время въ верхней двичьей никого не было. Въ углу на швейномъ стол горла заплывшая сальная свчка и неясно освщала фигуру Вани. Я стоялъ не шевелясь и не говоря ни слова. Наконецъ, я поднялъ глаза и взглянулъ на него; право мн показалось, что я его не узнаю, что это не онъ. Еще такъ недавно онъ представлялся мн такимъ прекраснымъ, я такъ любилъ его голосъ, его лицо и
— Что съ тобой? Отчего ты такъ молчишь и такъ дико смотришь? — спросилъ онъ.
Но я опять-таки не отвтилъ ему ни слова и пошелъ внизъ къ мам.
Тамъ ужъ исторія была въ полномъ разгар. Катя сидла въ спальн у мамы и плакала. Оказалось, что она начала было съ того, что приняла на себя авторство знаменитаго разсказа, но, конечно, ей никто не поврилъ. Никто ни на минуту не могъ усомниться, что все это выдумалъ и написалъ я. Тутъ я узналъ, что Ваня не ограничился одною Софьей Ивановной, что онъ поднесъ экземпляръ и Авдоть Петровн. Предо мною выстроился цлый полкъ обвинителей.
Авдотья Петровна, свирпо выкатывая безцвтные свои глаза и такъ противно дрожа дряблымъ лицомъ, покрытымъ угрями, объявила мама, что ни минуты не можетъ больше оставаться въ нашемъ дом, что она нигд не видала такихъ оскорбленій, какія испытала здсь отъ меня, двнадцатилтняго мальчишки, что я самое испорченное и развращенное существо во всей Москв и т. д. Тетушка Софья Ивановна съ наслажденіемъ подтверждала каждый пунктъ этихъ обвиненій.
— Такъ вы отъ насъ уходите, Авдотья Петровна, — обратился я къ гувернантк.
— Я съ вами вовсе не говорю, у меня съ вами ничего не можетъ быть общаго, — отвтила «чортова выдумка».
— Такъ вы уходите? Желаю вамъ всякаго счастья, — ужъ прокричалъ я:- только знайте, знайте, Авдотья Петровна, что дйствительно васъ чортъ выдумалъ, а не ваши родители!
Я съ нервнымъ хохотомъ выбжалъ изъ спальни, прибжалъ къ себ, зарылся въ постель и весь вечеръ рыдалъ и метался. И опять-таки рыдалъ я вовсе не изъ-за этой исторіи: я забылъ и свой разсказъ, и Авдотью Петровну, и гнвъ мамы, забылъ все, я помнилъ только новое лицо Вани, его новую, жалкую, ничтожную фигурку.
Меня не позвали къ чаю; мн не принесли чаю въ мою комнату. На другой день мама отдернула свою руку, когда я хотлъ поцловать ее, но я оставался ко всему безучастнымъ; теперь вся моя цль заключалась единственно въ томъ, чтобъ избгать встрчъ съ Ваней.
Я такъ-таки и не объяснился съ нимъ, ни въ чемъ не упрекнулъ его, только весь волшебный міръ, который до сихъ поръ приносилъ онъ съ собою въ мою дтскую жизнь, исчезъ навсегда.
Долго потомъ, цлый годъ, меня преслдовала его жалкая фигура, и я все грустилъ о прежнемъ Ван, о своемъ дорогомъ друг. Но черезъ годъ я съ нимъ помирился, то-есть я забылъ прошлое. Онъ сумлъ какъ-то изгладить во всхъ насъ это воспоминаніе. Конечно, теперь онъ не былъ больше волшебнымъ Ваней, но все-же былъ нашимъ забавникомъ, нашимъ желаннымъ гостемъ. Онъ ужъ поступилъ въ университетъ и совсмъ
Поселясь съ поступленіемъ въ университетъ у насъ, Ваня Рамзаевъ оказался большимъ мастеромъ достигать своихъ цлей: мама видла въ немъ превосходнаго юношу, вдобавокъ еще очень ей полезнаго въ исполненіи разныхъ мелочныхъ порученій. Вс наши домочадцы были отъ него безъ ума, даже Софья Ивановна и Бобелина не распространяли на него своей ненависти. Онъ давалъ уроки дтямъ, и мама ему хорошо платила. Онъ былъ вчно завитымъ, раздушеннымъ франтомъ. Я не разъ встрчалъ его разъзжающимъ на лихачахъ; къ нему являлись франты-товарищи; онъ часто вызжалъ куда-то вечеромъ и возвращался очень поздно.
Потомъ оказалось, что онъ кутитъ и играетъ въ карты, и одинъ разъ мам пришлось заплатить за него довольно крупную сумму его проигрыша.
Наконецъ, случилась одна очень странная исторія: у мамы изъ ея спальни пропалъ брилліантовый фермуаръ и портфель съ деньгами. Сначала было поднялся изъ-за этого большой шумъ, но на слдующій день мама вдругъ всмъ объявила, что ни на кого не иметъ подозрнія и чтобъ объ этомъ дл больше никто не говорилъ у насъ въ дом.
— Да что-жъ, разв брилліанты нашлись? — спрашивали ее.
— Нтъ, не нашлись, но я прошу васъ всхъ оставить это: я никого не подозрваю.
Это было сказано при мн, и я видлъ изъ лица мама, что она совсмъ растеряна и чмъ-то мучится.
Ваня все это время былъ какъ ни въ чемъ ни бывало, больше остальныхъ волновался и стремился разыскивать вещи: предлагалъ даже създить къ оберъ-полиціймейстеру. Но посл словъ мамы вдругъ притихъ и никогда потомъ не заговаривалъ объ этой исторіи.
Меня все это поразило, и главнымъ образомъ поразило то, что мама какъ-то особенно глядла на Ваню и весь этотъ день вздрагивала каждый разъ, когда онъ подходилъ къ ней.
Наконецъ, я не утерплъ и, улучивъ удобную минуту, прибжалъ къ ней, заперъ за собою дверь и сказалъ:
— Мамочка, ради Бога, признайся мн, отчего ты не велишь говорить о пропавшихъ вещахъ и деньгахъ? Послушай, я все понимаю, скажи мн… Если ты хочешь, я никому ни словомъ однимъ не заикнусь, скажи мн: ты думаешь, что укралъ ихъ Ваня?
Мама вздрогнула и поспшно закрыла мн ротъ рукою.
— Молчи, молчи, какъ теб не стыдно выдумывать такіе вздоры! На какомъ основаніи? Разв ты самъ что-нибудь видлъ, знаешь?..
— Я ничего не видлъ и ничего не знаю, я только догадываюсь.
— Такъ, вдь, можно догадываться и ужасно ошибаться. Если ты любишь меня, то прошу тебя выбросить все это изъ головы… Понимаешь-ли ты, что такое значитъ обвинить человка въ такой вещи? Можно обвинять только тогда, когда видлъ своими глазами. А ты вдругъ обвинишь, вдругъ теб покажется, и потомъ выйдетъ, что ты обманулся; что-жъ тогда будетъ? Какой ты страшный грхъ возьмешь себ на душу; Боже мой! Да если такое подозрніе приходитъ въ голову, такъ это наказаніе; отъ этого подозрнія нужно отдаляться. Ахъ, Andr'e, ради Бога не думай, что я подозрваю Ваню. Если-бы даже я подозрвала, то мн было-бы стыдно за свое подозрніе…