Не для нас с тобою
Шрифт:
Отогнать грустные мысли не получается. Мама суетится больше обычного.
— Сегодня утром врач звонил, — ворчит она. — А ты не берешь трубку.
— И что сказал?
— Что у него есть окно. Пациент скончался до проведения операции, тебя могут записать на его место.
Как цинично! Не могу привыкнуть, что в нашем жестоком мире люди умирают каждый день. Не могу принять и то, что я могу умереть! Не могу! Не могу! Не могу!
— И что ты ответила? — выдавливаю из себя, входя в кухню. Мама тут же суетится, пытаясь подсунуть мне под нос тарелку с картофельным пюре и котлетой в форме звёзды.
— Я сказала, чтобы тебя записали, — безапелляционно отвечает мама, присаживаясь за стол. Смотрит на меня с укором. С трудом и чувством непомерной вины выдерживаю ее взгляд.
— Ну что ты творишь, милая? — слезы катятся по ее щекам, губы дрожат. — Почему ты так наплевательски относишься к своему здоровью?
— Мам, я… — ком в горле мешает говорить. Да и сказать мне нечего. Я с упорством игнорирую тот факт, что могу умереть. До операции или во время.
— Тебе же даже секс противопоказан! — восклицает мама
— Пока я на лекарствах, мне все можно, — упрямо возражаю я
— Но ведь лекарства могут перестать купировать боль в любой момент, — парирует она. — Ты сама нагружаешь сосуды, а если?.. — мама ахает и прижимает руку ко рту. Из глаз ее льются слезы.
— Нет, я так больше не могу! — Вся боль, которую я глушила на протяжении месяцев, все мои переживания дают выход. — А если я не переживу операцию? — Вкрадчиво смотрю в глаза матери. — У меня шансов 50х50. Или останусь инвалидом, трезво мыслящей, но в плену парализованного тела? Какой меня запомнит дочь? Боящейся собственной тени? Я устала так жить, мама! Я же не живу вовсе! Я существую! А с ним я дышу, понимаешь? Я такого никогда не испытывала! Даже замужем была, а целоваться не умею! Я хочу, чтобы дочь запомнила меня счастливой!
— А если ты выживешь? — опускает меня с небес на землю моя родная мама. — Реабилитация займет минимум полгода. Он будет с тобой рядом? Останется после?
Теперь пришла моя очередь задуматься. Я не хочу, чтобы Матвей видел меня такой… Беспомощной. Неадекватной. Кормил с ложечки, менял памперсы, как маленькой. Как он после всего этого сможет смотреть на меня, как на женщину? Желанную, любимую. Да и терпеть столько времени, ведь мне будет противопоказан секс, как и любые физические нагрузки, кроме тех, что пропишет врач.
— А его не будет рядом после операции, — говорю тихо.
Мама снова охает:
— Как так?
— А вот так.
— А если сосуд лопнет до операции?
Беру ее лицо в ладони.
— Мам, я готова рискнуть. Я уже попрощалась со всеми вами, попрощалась с жизнью. И сейчас живу каждым мгновением, которое может стать последним. — Улыбаюсь сквозь слезы. Я ее понимаю. Мне было бы невыносимо заживо хоронить дочь. Но я надеюсь на лучшее. Хочу в ком-то веки побыть эгоисткой. Не мамой быть, не дочерью. А просто женщиной. Просто жить и любить. Украсть у судьбы мгновения счастья.
28. Мила
Из сна меня вырывает звонок мобильного телефона. Риэлтор Андрей, который помогал мне продать квартиры Виталика и купить новую, в которой сейчас живём мы с Лесей.
— Мил, есть тема одна. Я продаю квартиру, у моих клиентов целая комната детских вещей на девочку. От нуля до трёх лет. И игрушки. Много.
— Андрюх, пришли мне адрес смской, я буду в течение часа, — недовольно бурчу в трубку. Он знает чем я занимаюсь и в каком положении была, когда мы познакомились. Одно время мне казалось, что я ему нравлюсь, но после перенесенной травмы, полученной от мужа, я не готова была на отношения, и Андрей это вовремя понял. Сейчас мы находимся в приятельских отношениях, и он иногда звонит мне с вот такими предложениями. За это я знакомлю его с женщинами, благо, номеров которых в телефонной книжке хватает с лихвой. Но переборчивый Ромео, который каждый раз томно вздыхает и намекает, что пора бы ему жениться, все никак не думает заходить дальше второго свидания.
— Мил, там целая комната. Одна ты не справишься.
— Поможешь? — хмыкаю я в трубку
— Ну а куда я денусь, — юморит Андрей.
Через сорок минут хожу по просторной квартире. С виду она жилая. Только аура здесь… Тяжёлая. Болезненная. Что же здесь произошло? Почему мать ребенка хочет выкинуть детские вещи? Вполне логично не тащить в новое жилище старые вещи. Не нравится мне здешняя атмосфера.
— Смотри, — показывает мне Андрей, распахивая дверь в детскую, и я замираю на месте. Воздух выбивается из лёгких.
На стенах розовые обои, большая кровать с пологом из розового фатина в углу комнаты. Как у диснеевской принцессы. Леська давно уже просит такую, а я отмахиваюсь. Может пришло время? Нужно напоследок делать что-то хорошее. Тем более для дочери. Когда приеду домой, сразу же закажу такую.
Возле кровати стоит маленький детский столик и стульчик. Возле противоположной стены располагаются невысокие шкафы с полками для игрушек. И небольшой диванчик, над которым висит картина изрезанная ножом в лоскуты.
Становлюсь коленями на диванчик и прикладываю неровные листы к полотну. Красивая девочка лет двух или трёх со смешными хвостиками на голове, похожая на нее женщина, видимо мать. И отец ребенка… Это Матвей.
— Девочка умерла ровно три года назад от лейкимии. В эту комнату никто не заходил все это время, — голос Андрея режет по венам, выворачивая внутренности. Прижимаю руку ко рту, сдерживая рыдания. Теперь понятно, почему он такой отстраненный. Не могу вынести этого ужаса, сползаю с дивана и выхожу из комнаты. Несусь прочь из этой квартиры, из этого дома. Прочь от этой боли и страданий. Я бы не выдержала.
— Мил подожди, — останавливает меня Андрей, впивается взглядом в мое лицо. Между бровей обозначается складка. По моему виду он всё понял. — Я займусь всем этим. Тебе за руль нельзя в таком состоянии, возьми такси.
Все, что я могу выдавить из себя — это короткий кивок головой.
***
В противовес совету Андрея, дрожащими руками открываю замок и распахиваю дверь своей машинки. Все как всегда, но я не решаюсь залезть внутрь. Салон светло-бежевой окраски, кожаные сиденья. Спинку пассажирского сиденья Леська изрисовала фломастерами. Я все никак не отгоню свою ласточку в салон, чтобы привели все в Божеский вид. А сейчас… Зачем? Пусть рядом со мной будет частичка моей дочери. Она ведь старалась, рисовала, пока я рулила по городу.