Не измени себе
Шрифт:
Софья смешалась, поводила пальцем по глянцевой поверхности стола.
— Это вы… больно уж громко — освоила. Скажем, читала. Маркса, Энгельса, Фейербаха, Гегеля, Сен-Симона…
— И кто же нравился?
Софья подняла виноватый взгляд.
– Ницше, знаете ли… Впечатлял силой своей… Сильной, мятежной хотелось быть.
Сазонов дернул плечом.
—
— Так они и понятия не имели, чем я живу.
— А кто снабжал вас подобной литературой?
— У отца была хорошая библиотека. И еще… учитель мой. Потом он стал добрым и преданным другом.
Сазонов достал из сейфа фотографию и показал Софье.
— Господи, Станислав! — Ударение на «и» заставило Сазонова улыбнуться. Она бережно взяла фотографию и стала в нее вглядываться.— Как он? Я его не видела с семнадцатого года…
— Сейчас Станислав Александрович — в наркомате иностранных дел. Занимает довольно высокий пост.
— Рада за него. Светлый ум!
Сазонов снова улыбнулся.
— Вот-вот, вы будто спелись. Кукушка и петух. А я лично, гражданка Пухова, не могу вам до конца поверить.
Софью будто ударили — она отшатнулась.
— Может быть, я вас понимаю… — проговорила она. Плечи ее поникли.
Софья молчала. Молчал и Сазонов, лишь в задумчивости постукивал пальцами по столу. Но вот он поднялся, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Голубев молча и тревожно наблюдал за своим начальником.
— Мы уже не раз обсуждали ваши поступки, всю жизнь вашу просмотрели под критическим углом, — Сазонов замолчал, внимательно глядя на Софью.— Во всех ваших поступках видится что-то двойственное, недосказанное. И от старой родовой стаи вы отстали, и к новой не пристали. Вы лично не приходили к подобному выводу?
— Что-то похожее меня мучило. Не знаю, сама ли в том повинна, отец ли натолкнул на жизнь фальшивую, трудно теперь судить. Отец в могиле, и не очень-то хорошо дочери говорить о нем плохо. Скорее всего сама виновата.
— Вот это звучит правдиво. И друзья ваши во многом вас оправдывают. — Сазонов покосился па Голубева. — Впрочем, не будем повторяться. Мы уже приняли решение. С этой минуты вы можете считать себя свободной. Обвинения с вас снимаем. Надеемся, что со своей политической слепотой вы покончите.
Софья облегченно вздохнула и заплакала.
— Ничего, ничего. Вы сильный человек, товарищ Пухова. Не то вынесли, справитесь и с этим. — Сазонов сел рядом с Софьей. — Послушайте моего совета. Придется вам провести еще одну ночь в этом здании.
— Почему?! — встрепенулась Софья. Глаза ее округлились.
— Шайка, с которой водился Кондрат Пухов, не сомневается, что его убийство —
— Но сутки пройдут, а разве что-нибудь изменится?
— Изменится. Полонский, учитель ваш и друг, приглашает вас на работу в посольство, за рубеж. Это его представитель гонял вас по трем языкам.
— Но он же не в восторге. Говорит, кнута мне не хватало.
— Нам всем в прошлом кнута не хватало. Полонскому он сказал другое. Поэтому ваш Станислав… — Сазонов с добродушной иронией передразнил Софью, — уверен, что вы будете ему отличным помощником. Но пока он не нашел для вас безопасного убежища. Нужна также и соответствующая подготовка для отъезда за границу.
— Работа в посольстве! За границу! Кто же мне позволит?
— Вот так вопрос! А мы на что?
Софья пожала плечами.
— Не пойму я вас. То вы подозреваете меня, то вдруг такое доверие…
Сазонов уже совсем по-доброму похлопал Софью по руке. Поднявшись, он сел на свое место.
— Людей без сучка и без задоринки не бывает. Вы еще молоды. Поживете в новой обстановке, все взвесите на критических весах. А за суровость не обессудьте, не исключено, что когда-нибудь и добрым словом помянете.
— Я могу сказать два слова, Николай Петрович? — Голубев поднялся. — Нам надо подвести итоги…
— Пухова, думаю, сама это сделает. Лучше подумай, куда сможешь устроить свою подзащитную, чтобы все-таки не томиться ей здесь еще сутки.
— А что если к Полонскому, на госдачу? Там, правда, два раненых двадцатипятитысячника долечиваются.
— Абсолютно надежные люди,— оживился Сазонов. — Вальцова, кстати, я еще по Питеру знаю.
— А что с ними? — встревоженно заинтересовалась Софья.
— Кулаки стреляли,— пояснил Голубев.
— Я в медицине кое-что смыслю,— оживилась Софья.— Может, чем-то буду полезна?
— Вряд ли,— сказал Андрей Иванович.— На даче — свой врачебный пункт, нечто вроде небольшой больнички для выздоравливающих. Да и времени у вас будет в обрез. Сразу же языками займетесь, другие хлопоты… У Полонского не заскучаешь.
Софья вдруг весело и как-то счастливо рассмеялась.
— Даже не верится, что так вот все разрешилось! Что я возьмусь за дело…
— Ну, вот и отлично,— облегченно вздохнул Сазонов, поднимаясь с места.— Может, вечером и отправитесь?
— Сейчас же отправлюсь к Полонскому, а потом… заезжаю за вами… Не прощаюсь, Софья Галактионовна.— Отдал честь Голубев.
5
Иван Федосеевич Вальцов и в самом деле попал в крутую переделку. В него стреляли, и он стрелял, его ранили в руку, и он попал и даже в двоих. Все это произошло так стремительно, что теперь, почти две недели спустя, он, томясь бездельем, вспоминал все происшедшее как эпизод из кино. Правда, боль в руке все-таки напоминала о реальности происходившего.