Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

Прощание с Вальцовым было бодрым.

Разумнов напутствовал его по-дружески:

— Смотри, Иван, в оба. Сам, поди, читал о тех, кото­рые бродят с обрезами.

Вальцов сердито глянул на приятеля.

— Ладно, не пугай. И без тебя есть кому предостере­гать. Полдня провел в одном местечке. Врастал в обста­новку.

И вот все, о чем говорил тогда Разумнов, произошло стремительно, не давая минуты на размышления. Он ехал в тарантасе. Трое выскочили из-за

кустов и сразу же вски­нули обрезы. Но он все-таки чуть раньше успел выстрелить. Могучего телосложения, похожий на медведя бородатый мужчина взметнул руки, ойкнул и упал, вызвав замеша­тельство у двоих других. Вальцов успел еще два раза раз­рядить наган. Второй его выстрел, видимо, угодил стояв­шему бандиту в плечо. Обрез отлетел в сторону, а хозяин его, скрючившись и заплетая ногами, устремился в кус­тарник. В это время третий из нападавших уже ломился через кусты. Когда Вальцов нагнал бандита, он был уже на лошади, к которой он, видимо, и спешил. Вальцов выстрелил. Упала лошадь, всадника отбросило вперед.

Это и спасло бандита. Он мгновенно вскочил и скрылся за деревьями. Последние выстрелы Вальцова, видимо, не достигли цели,— он слышал, как трещит валежник. А пока Вальцов перезаряжал револьвер, левую его руку будто огнем прожгло; выстрела он не услышал.

Вальцов тотчас укрылся за деревом. Несколько раз подряд выстрелил вслед бандиту. Вдруг пуля провизжала у него над головой, брызнули крошки от дерева. Стреляли совсем близко. Вальцов дважды пальнул в том направле­нии. Ответа не последовало, раздался лишь треск ломаемых сучьев.

Вальцов уже не мог стрелять — боль в левом плече ста­– ла невыносимой. Привалившись к дереву, он высвободил из-под пояса рубаху и рванул от нее кусок, сбросил тужур­ку, кое-как разорвал рукав, залитый кровью, с трудом перевязал себя. Постанывая и хрипя от злости, поторо­пился к опушке.

Убитая лошадь бандита судорожно вытянулась; тревож­но и призывно где-то ржал конь Вальцова. Как ни странно, теперь его мучила не столько боль в руке, сколько подкаты­вавшаяся к горлу тошнота. По счету это было его третье ранение (два он получил в гражданскую). Все три раны были не такими уж и тяжелыми, а вот поди ж ты, тошнило его всегда, как беременную барыню.

Отрывистые эти мысли вдруг прервал бабий вой, доно­сившийся со стороны села, до которого было чуть больше версты.

«Что там могло случиться?» — встревоженно подумал Вальцов и ускорил шаг.

Он продрался сквозь густые заросли кустарника, конь стоял на месте.

— Лебедь! Спасибо тебе, дружок,— Здоровой рукой Вальцов погладил жеребца по голове, потрепал по холке. Эти простые движения и накатившая нежность неожиданно прогнали тошноту.— Поедем, Лебедь. Сейчас поедем. Толь­ко вожжи подберу.

Вальцов наклонился и едва не упал от головокружения, но нашел в себе силы, выпрямился, поправил вожжи, опять ласково похлопал Лебедя и с некоторым усилием взобрался в тарантас.

И тут вдруг он увидел лежавшего у кустов бандита. Ведь через него можно выйти на других. Вальцов сполз с тарантаса, бросив на ходу коню:

—

Придется подождать, дружок.

Лебедь недовольно всхрапнул и медленно двинулся за хозяином. Бандит вольготно раскинулся, и было непонятно, ранен он или убит.

Вальцов на ходу подобрал обрез, рывком перевернул лежавшего — незнакомый человек. Плечо его было раз­дроблено. Вряд ли убит, затек кровью. Его надо в де­ревню, оказать помощь, а там пусть разбирается ОГПУ.

Вальцов ухватил лежавшего за шиворот и поволок к повозке. К счастью, Лебедь был совсем рядом. Морщась от вновь вспыхнувшей боли, затащил отяжелевшего бандита в тарантас и без сил прислонился к ко­лесу.

Бабий вой все приближался, хотя до этой секунды его будто бы кто выключил — так был сосредоточен на своем деле Вальцов.

— Что же там происходит? — вслух подумал он.— По­стой, этот — ладно… А что с тем медведем?

Здоровенный детина уткнулся в землю, вытянувшись во весь свой рост. Картуз его слетел.

«В голову угодил падлюке!»

И этот был ему незнаком. Во внутреннем кармане у него нашел две пачки ассигнаций и какие-то бумаги. За поясом с левого бока был заткнут пистолет.

— Интересный битюг. С собой бы надо, да не справ­люсь.

Поискал глазами входное пулевое отверстие и не на­шел.

«Неужели пуля в рот угодила?»

Вальцов вернулся к тарантасу. И теперь уже услышал несколько женских голосов.

— Что-то все-таки случилось.

Вальцов уже занес на подножку ногу, как вдруг увидел Катю, старшую дочь своего квартирного хозяина, мчащую­ся что есть сил к нему. За ней, вооружившись кто чем мог, бежали человек двадцать баб и мужиков.

— Господи! Жив, жив! Боже мой, боже мой, почему весь в крови? Почему белый весь? Куда ранили? Ну, не молчи же!

Вальцов растроганно молчал.

С первых же дней появления Вальцова в селе эта дев­чушка не спускала с него глаз. Особенно, как он заметил, с того утра, когда сливала ему воду, а потом ахала от удивления, рассматривая татуировку на его груди. А там действительно была целая картина: море, остров, пальмы и две красавицы: одна— с корзиной на голове, другая — с ребенком за спиною. Что делать, увлечение юности… Слава богу, что от непристойностей уберег свое тело.

Катю нельзя было назвать красавицей. Но она удивляла своей непосредственностью. Над ее проделками Вальцов порой хохотал до слез. Но однажды был сражен и обескуражен.

Как-то, задержавшись в районе за полночь, он тихо подъезжал к своему дому и вдруг во дворе услышал чей-то плач. Он рванулся к воротам, к счастью, широко распахнутым, подтолкнул Лебедя к стойлу и бросился на голос. Но и десяти шагов не успел пройти, как кто-то обвил его шею руками. То была Катя. Она так неистово рыдала и такой страстью стала целовать его, что Вальцову ничего другого не оставалось, как покрепче прижать ее к себе и гладить по голове, успокаивая.