Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

— Я уж не чаяла тебя увидеть!.. Опять стреляли, рани­ли учителку. Господи!.. Что я пережила! Я же умру, умру без тебя! Руки на себя наложу!

— Но Катя, Катя… Я же в два раза тебя старше! Да разве можно так? — уговаривал ее Вальцов.

— Ах, да что мне за дело, кто старше, кто младше. Я жить без тебя не могу. Не губи… Хоть собачонкой, кухар­кой, служанкой!.. — и опять рыдания.

Всю ночь Вальцов уговаривал Катю, но она ушла оби­женной и несколько дней не показывалась ему на

глаза.

И вот теперь она, Катя, услышав выстрелы, примчалась ему на помощь.

Вальцов словно очнулся, отступил в сторону, представ­ляя на обозрение раненого.

— Кто знает этого человека?

Толпа отшатнулась, ахнула.

— Андрюха Шумилин! — первой отозвалась Катя.— Сосновский мужик. У отца его мельница.

— Там еще лежит рыжий, бородатый. Я его не видел в селе. Опознайте, это очень важно для ОГПУ.

Катя помогла ему снять кожанку.

— У меня юбка нижняя свежая. Сегодня надела.

— Рви свою юбку, Катерина. Боюсь, как бы заражение крови не получить…

Но именно это и произошло. Сначала Вальцов неделю пролежал в Рязани, потом недели две в Москве. В больнице его навестил Сазонов, старый товарищ по Питеру. Привело его сюда дело. Тот рыжебородый, сраженный пулей Валь­цова, оказался для ОГПУ интересной личностью…

Сазонов и устроил пошедшего на поправку Вальцова на государственную дачу.

Софью Галактионовну Вальцов увидел на прогулке. Увидел и остановился удивленный, а потом зачем-то свер­нул с аллеи и укрылся за деревом. Печальная красота этой женщины поразила его. Она шла медленно, низко наклонив голову. Ее волосы были редкого пепельного оттенка, а ли­цо смуглое, удлиненное, с чуточку впалыми щеками, и чер­ные, почти сросшиеся на переносье брови. Такие лица встречались на старых портретах. Красота этого лица по­ражала какой-то отрешенностью от жизни. Так и хотелось встряхнуть, оживить эту оцепеневшую женщину. У Вальцова даже сердце защемило от неосознанной жалости к ней. Наверное, огромной тяжести горе легло на эти хрупкие плечи.

— Кто эта красавица?— спросил он, когда Сазонов в очередной раз появился на даче.

Николай Петрович некоторое время молча смотрел вслед удалявшейся по аллее Софье и со вздохом сказал:

— Прекрасная женщина— и великая путаница.

— Не очень-то понятно, Сазоныч. Но если не можешь яснее, и это кое-что.

— Нет, отчего же. Если от тебя таиться, кому ж тогда правду говорить.

И Николай Петрович рассказал все, что знал о Пуховой.

—

Вот так история! — У Вальцова на лице даже пот выступил.— А ты не боишься выпускать ее за кордон?

— Теперь не боюсь. Полонский за нее ручается. Пом­нишь его? И мой сотрудник в один голос с ним. Признаюсь, ее непосредственность даже меня удивила. Хотя сначала я ни Голубеву, ни Бромбергу не хотел верить. Сам посуди. В доме собираются кулаки-заговорщики, а она тайком Ле­нина читает. Нонсенс.

— Звучит достаточно нелепо.

— И все-таки факт — меня-то ты не зачислишь в фан­тазеры. Ее ум, знание иностранных языков… наконец, внеш­ность, манеры. Для чашей дипломатической службы такие люди — находка.

— Что правда, то правда, Сазоныч. Если не вредно для дела, познакомь меня с вашей находкой.

— И познакомлю. Даже пользу предвижу. Может, раз­влечешь ее! Очень о детях убивается. Дочь-то уже попала в добрые руки, а пасынок крепко с кулацким отребьем свя­зался. Думаю, потерянный человек.

В тот же день Сазонов познакомил Софью с Вальцовым.

— Бывший балтийский моряк с душою крестьянина — ныне двадцатипятитысячник Иван Вальцов. Да вот… уда­лец налетел на кулацкую пулю.

Софья оживилась, протянула руку.

— Не его ли я собралась лечить?

Подавая руку, Вальцов с недоумением закряхтел, взгля­нул на Николая Петровича.

— Его, его. Но, поди, поздновато уже. Такие богатыри сами выздоравливают.

Вальцов протестующе взмахнул здоровой рукой.

– Не слушайте его, Софья Галактионовна. Лечите, бога ради, лечите, отэтого не убудет,— проговорил он и по-мальчишески покраснел.

Комизм положения — щеки алели все больше — разве­селил Сазонова и Софью. Они рассмеялись. Николай Пет­рович заспешил — дел в Москве невпроворот — и начал прощаться.

— Лечись, Иван. Заражение крови — штука серьезная, из лап костлявой ты чудом выскочил.— Он пожал Софье протянутую ею руку и поманил за собой Вальцова.— Слу­шай, Иван, ты при оружии, не забывай его, когда будете гулять с Софьей. Боюсь я за эту красавицу. Хотя о ее при­езде никто не знает, но мало ли случайностей… На всякий случай и близко к ограде не подходите.

— Ее-то за что убивать?

— За мужа. Его дружки уверены, что она убила.

— Настолько серьезно?

— Выезд ее за рубеж в какой-то степени вынужденный.

— Та-ак… Хорошо, что предупредил,—Вальцов на се­кунду задумался.— Слушай, Николай. Как думаешь, надол­го она за границу?

— Как сказать. На дипломатическую работу назнача­ются на годы… Ты случайно не того… не влюбился? — по­хлопал Сазонов друга по плечу.

Вальцов промолчал, давая понять, что разговора об этом не поддерживает.