Не измени себе

Першин Алексей Николаевич

— Не надо, не надо, — громким шепотом запротестовал Чулков. — Она же с ума…

— Ой, да на парне лица нет, — всполошился пожи­лой,— надо его в Пироговские клиники. Мимо поедем.

Все согласились. Борис полез Чулкову во внутренний карман за документами, но нашел лишь сложенную бу­мажку с телефоном какой-то Гали.

Стали приводить Дениса в чувство. Он очнулся.

— Слушай, Чулков, — спросил Борис, — кто тебе эта Галя, родственница?

Денис не ответил, опять потерял сознание. Дроздов переписал

телефон в свою книжечку, а бумажку сунул назад в карман.

— Паршивая это штука — контузия, — посетовал кто– то в кузове. — Меня в финскую тоже так…

Борису и Вите Басову пора было сходить. Попроща­лись со случайными спутниками.

— Обязательно дозвонюсь до этой Гали, — сказал Бо­рис.— Вдруг кто из близких? А то и знать не будут, что с ним. Если успею, сам проведаю. Ну… счастливо вам, ополченцы.

Забежать в Пироговскую клинику Борису не удалось. На следующий же день они отправились с Басовым в путь, догонять свой эшелон. Но до той самой Галины, телефон которой значился на клочке бумаги, Борис все– таки дозвонился. Рассказал ей, как храбро бился с фа­шистами ее друг Чулков. Красок не жалел, приврал ма­лость, чтобы вызвать побольше эмоций у девушки, судя по голосу, еще молоденькой, — авось усилит внимание к Дениске, который действительно его заслуживал. У Гали­ны узнал он адрес матери Чулкова и успел до отъезда написать ей короткое письмо.

…Вот так впервые столкнулся Борис с Денисом Чулковым.

Когда он возвратился в начале сорок второго в Моск­ву, комендант общежития вручил Борису письмо из Новодольска… от матери Чулкова. Елизавета Митрофановна благодарила Бориса за сына, сообщила, что после Моск­вы Денис лежал в больнице в Новодольске, сейчас учится.

А через год уже Борис получил весточку и от самого Дениса. Денис к тому времени уже закончил военное учи­лище, находившееся где-то на Волге, и теперь писал с фронта.

«Борис Андреевич, я не знаю, как вас благодарить за письмо моей матери. Вы успокоили ее и дали мне воз­можность оправдать свои поступки. А это было трудно сделать, ох как трудно. Я теперь сражаюсь на фронте и хочу, чтобы вы верили: буду бить фашистов еще злее.

До свиданья. Вдруг когда-нибудь и свидимся.

Ваш Денис».

И было еще несколько случаев, когда Денис самым неожиданным образом напоминал о себе. Особенно па­мятна Борису встреча с подполковником Виноградовым, как впоследствии выяснилось, тоже имевшая касательст­во к Чулкову.

5

О том, что его, Бориса Дроздова, наградили орденом Ленина, он услышал от Степановой Любы. Она его тогда едва не сбила с ног — так мчалась, чтобы первой объявить о награде.

— Тебе орден Ленина… Понимаешь? Орден Лени­на…— вцепилась она в Бориса.

— Почему не Золотая Звезда? — отмахнулся было тог­да он и пошел к верстаку.

—

Да честное же слово!.. Сама слышала «Последние Известия». За выполнение правительственного задания с нашего завода многих наградили разными орденами, ме­далями, а тебе — орден Ленина…

Напильник выскользнул из рук Бориса. Он наклонил­ся, чтобы его поднять, и задел плечом другие инструмен­ты— они посыпались на пол. Люба стала помогать ему, потому что Борис просто ничего не видел. А потом он молча отобрал у Любы напильники и зачем-то начал расовывать их по карманам.

Ты, может, ослышалась? Орден Ленина…

— Вот чудак! Арефьича наградили, Кириллова наше­го тоже, директора… всех орденами Красного Знамени…

К Борису подходили, поздравляли, а он еще долго не мог выйти из оцепенения. Что ему говорили, что он гово­рил, кому отвечал и отвечал ли — ничего потом не мог вспомнить.

Сильные руки вдруг резко повернули его.

— Дайте и мне возможность помять ребрышки име­ниннику… Ну, Дроздов, поздравляю! — обнял Бориса Константин Арефьевич. — Не жуй рукав! Не сомневайся, заслужил. Делаешь много, а будешь делать еще больше. Собирайся на митинг. Там будешь благодарить. Только… ради бога… не меня.

…И вот настал тот радостный день, когда должны были вручать награды. А у Бориса, как назло, шли «бабки» (коробка скоростей), и от его «бабок» зависели операции у его ученика, Григория Зонова, а от коробок скоростей, собранных ими, — отправка готовых станков по спецза­казу.

— Может, потом как-нибудь? — расстроенно спросил ону Разумнова. — Вынь да положь «бабки» — конец месяца. Головы снимут. Вы же сами знаете…

Константин Арефьевич с любопытством всматривался в Дроздова. Может, притворяется? Ведь это черт знает что! Ему, видите ли, некогда получить орден Ленина!..

Но перед ним стоял искренне огорченный человек. Позже он, этот человек, раздраженным тоном заявит, что орден Ленина от него никуда не уйдет, если уж Указ Президиума Верховного Совета опубликован. А вот если по вине их завода на фронт не будут даны десять тысяч направляющих для реактивных снарядов «катюша», сни­мут голову не только с него, рядового наладчика стан­ков, но и с заместителя директора товарища Разумнова. А чтобы этого не случилось, ему с Гришей Зоновым тре­буется не меньше тридцати часов времени с малым пе­рекуром.

Но это будет потом. А пока Константин Арефьевич сверлил глазами Бориса.

«Да нет, чепуха лезет в голову, — отбросил наконец подозрения Разумнов. — Нет, это у него от души — вот в чем штука. У тебя на такое — кишка тонка, а ему — впору».

Обозлившись вдруг почему-то на себя, Константин Арефьевич стал сердито выговаривать Дроздову:

— Костюм выходной надеть и через полчаса быть у проходной. Ясно? Что мнешься? Нет костюма, так и ска­жи. Возьми у меня — одного с тобой калибра. Но чтобы без фокусов.